Нюшка

       Нюшка - инвалид с детства, выросла в интернате для слабо развитых детей, откуда вышла со справкой: " Инвалид второй группы." До четырёх лет она жила с матерью и все её звали Анечкой, а в интернате, стали звать Нюшкой.
       Родилась Анечка вполне нормальным и, даже очень симпатичным ребёнком, с чёрными глазёнками и с длинной кудрявой опушкой вокруг лысенького затылка. Все было бы хорошо, но её распутная мать, теперь уже древняя старуха Акулина, по молодости страдала запоями и , даже спала в обнимку с бутылкой. Замуж, по причине своей невзрачной внешности, Акулина так и не вышла, но в кавалерах у неё недостатка не было.
       Недалеко от деревни добывали камень-гранит, так командировочных было "пруд-пруди,"которые и поили её, и кормили. Пьяная Акулина развлекала их в своём захудалом грязном домишке. От одного из них, правда, точно не зная от кого, она и родила Анечку. Иногда по трезвости, она пыталась угадать, на кого же похожа дочь, в конце - концов, бросила это занятие, так как черноглазых мужчин с у неё было много.
       Мужики топили её баньку, парились, нагишом ныряли в речку, а после тащили волоком пьяную Акулину для плотских развлечений. Маленькая Анечка, перемазанная шоколадом, которым угощали её "добрые дяди", бегала от дома к бане, где, стоя на пороге, созерцала все происходящие события. Однажды, один из Акулининых кавалеров, отделившись от компании, схватил на руки четырехлётнюю Анечку, положил её на полок и подмял под себя. Её крика никто не услышал из-за громкого мужского смеха и поросячьего визга нагой Акулины. Когда девочка, перепачканная кровью, с диким рёвом выползла из бани, и какой-то пьяный мужик поднял её на руки ,собираясь занести обратно, мимо проходила соседка Мария. Подняв шум и отняв девочку, она доставила её в фельдшерский пункт, откуда Анечку увезли в городскую больницу. От испуга и перенесённой боли, она не могла вспомнить даже своего имени. Долго не разговаривала ни с кем, а если и удавалось её разговорить, то она, заикаясь и закрывая лицо ручонками, начинала плакать, особенно, если к ней обращался мужчина. Плача, она звала маму.
       За Акулиной отправили "Скорую помощь", но она лежала пьяною, ничего не соображая, не понимая, о чем ей пытались сказать врачи. Из больницы Анечку направили в интернат для слабоумных детей.
       Из интерната пятнадцатилетняя Нюшка вернулась к матери, которая работала уборщицей и по - прежнему пьянствовала. Акулина устроила дочь к соседу-кустарю учиться плести корзины из ивовых прутьев, для грибов и ягод. И вскоре, она так хорошо освоила это ремесло, что её изделия получались лучше, чем у учителя. Но заказов поступало мало, и чулан их дома вскоре был завален корзинами разной величины и форм.
       Акулина уговорила одноглазого конюха Ерошку съездить с Нюшкой в город на базар, чтобы продать корзины. Продав их, Нюшка купила в подарок матери бутылку водки и батон колбасы, но на обратном пути, приложившись к горлышку, она выпила больше половины бутылки, закусывая колбасой. Ерофей отказался составить ей компанию. Когда-то он сильно пил, но однажды, вместо водки выпил настойку для натирания поясницы, которую его мать изготовила на водке с мухоморами. Ерофея с трудом откачали в больнице, и с тех пор он не брал в рот спиртного. Опьяневшая Нюшка начала приставать к Ерошке. Раздевшись до гола, она соблазнила его, сказав, что он у неё не первый.
       Вернувшись домой, Нюшка, рассказала матери о том, как они на обратном пути развлекались с Ерошкой. Акулина, выслушав дочь, направилась к Ерофею. С порога, обрушившись на него, называя его одноглазым циклопом, пригрозила ему за совращение её ненормальной дочери, подать в суд, если только Нюшка забеременела от него. Ерошка ответил, что согласен взять беременную Нюшку к себе, а пока она пусть живёт в своём доме.
       Акулина привыкла жить одна и, решив избавиться от дочери, напоив её, не раз посылала к конюху. Часто соседи видели, как Нюшка возвращалась с конюшни в мятой одежде и с сеном в волосах, разговаривая сама с собою. Вскоре, беременная Нюшка перешла жить в Ерошкин дом. Первую дочь они назвали Олей, которая была очень похожа на бабку Акулину.
       После родов Нюшка изменилась, её взгляд стал более осмысленным и речь разумнее. О болезни можно было судить только по белой пене, выступающей в уголках рта при разговоре.
       Ерофей заболел мечтой построить новый дом для своей семьи и всё свободное от работы время, стучал топором. Иногда приходила Акулина, рассчитывая на угощение, но уходила "не солоно нахлебавшись", громко ругая зятя за его затею, корила, что все деньги у них уходят на стройматериалы и, даже, тещу угостить нечем. Ерофей молча улыбался, не желая ссориться с нею.
 У Нюшки появилась подружка Анфиска, и пока Ерошка был на работе, они пьянствовали, иногда приглашая Акулину, которая приходила с банкой самогонки. Девки, морщась пили её, закрывая нос пальцами. "Ничего, на халяву и уксус сладкий," приговаривала самогонщица. На девочку никто не обращал внимания и она лежала в зыбке, молча, глядя в потолок. "А ты меньше с нею говори, подрастет, - группу дадут, пенсию на неё получать будешь, деньги не бывают лишними",--поучала её мать.
Однажды, вернувшись с работы, Ерошка разогнал пьяную компанию, но следом за Анфиской, ушла и его Нюшка. На следующий день он в поисках жены пошёл к Анфиске. В её доме "стоял дым коромыслом", громко играла музыка, которую старались перекричать мужские голоса, что-то говоря друг другу. Пахло водочным перегаром и еще чем-то кислым и противным. За столом сидели четверо незнакомых Ерошке мужчин и Анфиска, Нюшки не было. " Где она?" - широко раскрыв единственный глаз, грозно спросил он Анфиску. Она, испуганным взглядом показала на дверь соседней комнаты. Ворвавшись туда, он увидел на кровати, обнажённую, Нюшку, которая, как показалось ему, была без сознания.
       Вернувшись в комнату, Ерофей схватил стул, поднял его высоко над головой, и двинулся на сидящих за столом. Анфиска успела юркнуть под стол, а пьяные мужики никак не могли понять, что надо этому одноглазому от них. Когда Ерофей начал стулом крошить всё, что было на столе, гости ретировались. Выбежав из дома, они бросились наутёк, от греха подальше. Сходив за лошадью, Ерофей завернул Нюшку в одеяло, положил её на телегу и привёз домой. Дрожащими руками он поднес к её груди дочь, она, жадно причмокивая, начала сосать. Очнувшаяся от этого прикосновения Нюшка, сначала тихонько, а затем громко рассмеялась. Ерофей сидел на краешке кровати и гладил её по голове. "Не нужен ты мне, циклоп проклятый, видал какие кавалеры у нас с Анфиской?
А ты посмотри на себя в зеркало, ты же урод, каких свет не видел, на кой ляд ты мне такой сдался?" Брезгливо глядя на него, голосила она. "Зато ты у меня, самая красивая девочка и мы с дочкой никому тебя не отдадим," ласково приговаривал он, продолжая гладить её по голове, вытирая краешком простыни уголки её рта, придерживая головку дочери у Нюшкиной груди. "Сам знаю, что я такой урод, но что поделаешь, глаз - то ведь можно и вставить, вот только, где денег взять?" рассуждал он. Нюшка, пристально посмотрев на него, сказала: "Ерошка, а ты и впрямь парень красивый, не то, что Анфискины хахали, а ещё ты добрый. Может. мне пить бросить. А мою пенсию на книжку класть, так глядишь, и накопим тебе на глаз," водя кончиком пальца по его носу и губам, прищурив красивые черные глаза, почти прошептала она, впадая в дрёму. Дочурка, досыта наевшись, тоже задремала. "Ладно, накопим, вот только дом поставлю, а после накопим," целуя Нюшку, прошептал он.
       Нюшка продолжала пить, не зная меры, дочь одна днями, а иногда и ночами голодная плакала, лежа в кроватке. Ей исполнилось уже два года, а она, ещё без посторонней помощи, не умела ходить и очень мало говорила. Не раз Нюшка приходила домой пьяная, грязная, избитая. Она вновь была беременной. Ерофей винил себя в том, что мало времени уделял семье. Он гадал, от кого же забеременела его Нюшка. Перед его глазами все чаще возникала картина, увиденная в доме её подруги Анфиски.
После очередного запоя, у Нюшки случился выкидыш.
       Когда Оленьке было четыре года, Нюшка родила ей сестрёнку Нину. В свои четыре года
Оленька совсем мало говорила и плохо соображала и, осмотрев её, комиссия врачей пришла к выводу, что она, ребёнок - инвалид. Нюшка, каждому встречному в деревне хвастала, что выхлопотала пенсию старшей дочери," и денег теперь будет больше," радовалась она. Когда одна из соседок сказала ей: " Разве можно этим хвастаться? Это ты, Нюша, виновата, что не занималась с ребёнком, пить надо было меньше, " Нюшка, нисколько не обидевшись, сказала, что и ей от этого радости мало и вдруг, устремив взгляд куда-то в сторону, произнесла: "Эх, где бы денег стрельнуть, чтобы отметить это дело, нето, до пенсии ещё долго ждать."
       На вторую дочь Нюшка тоже мало обращала внимания, и девочка росла сама по себе, в основном, лёжа в грязной зыбке, пропахшей плесенью от постоянной сырости, не зная
свежего воздуха и материнской ласки… Нюшка мечтала ещё об одной пенсии.