Легенды
Приятный полумрак кирпичного дома.
Встречались двое друзей, давно знакомых.
Не видели лет двадцать обличия друг друга,
Но дружбу не заменит ни близкий путь, ни скорый.
Один: со щетиной, щеки впалые, но осанка гордо
Внушает каждому невольно силу духа незнакомца.
Другой: то ли купец, то ли мотала. По всей руке наколки
Остались с прошлым – молодым, когда на каждом
пальце – кольца.
Рукопожатие особое - Такое не забыть с годами.
При тусклом свете на лице товарищей не скрытая тоска.
Воспоминания. Убогое, не складное, но все же детство
вместе знали.
Прошли и воду, и огонь. Все видели. У каждого седины
на висках.
Тот, кто купец или мотала, просил об одолжении приятеля:
«За даром, без обид, ты воспитай мне сына».
«Ты знаешь, друг, какие методы мои. Начну карательно
И беспощадно, и на распил я юношу сомну, как глину,
Все соки выжму из него. Или умрет, или как камень станет». –
Так отвечал товарищ, что, видимо не на гражданке прослужил.
Молчание, не то чтобы неловкое… как лед, немного охладела
пылкость в драме
Опять на ум пришли «дела» ристалищ, те люди, убивавшие
за ужин.
Но встреча долго назревала. Купец не отступал при жизни никогда.
Ведь Цезарь говорил: «Решенье принято». Бедняга. За это был
убит из-под тешка.
- Ты мне, как брат. Тебе я доверяю сына. Его судьба в твоих руках.
- Я знаю, ты не двинешь на попятную. И я готов из мальчика
воздвигнуть мужика.
Объятия. Без пафоса, но со скупой мужской слезой у тех двоих.
Ушел один (что вроде бы мотала). Ушел один за дверь. Позднее,
вышли двое:
Тот, что пониже – сын: немного наглости, чуток сутулости…
Увидел друга – стих.
«Таран» - представился он впалому. Рука дрожит, но тянется на
встречу горю.
«Учитель» - сухая, как песок пустыни, рука, пожала руку,
что на встрече.
Знакомство состоялось. Прощание с отцом. И долгий
путь на север.
И вьюга снежная, и дождь сопровождали ученика-учителя
с утра до вечера.
Молчание вменялось. Обычно невербально разрешалось общаться
молодому семени.
Но семя проросло. Погода, пост, молчание… - свои уроки дали.
Уже не ветвь и не росток, но дерево и крепкое, и гибкое взошло.
Учитель двинул на восток. Таран забыл отчаянье. Ему
противны стали
Переживания о личной безопасности и жизни. Готов он стал
любое ремесло
Освоить и довести до совершенства. Печаль забыта и боли
больше нет.
И слезы кончились. Он благодарен стал учителю за все.
Однажды, не юноша, но и не старец, той темной ночью у костра,
где свет,
Решился тет-а-тет без прописи, вот так, по-дружески спросить
заслуженно, внахлест:
«Ночь так темна. Сегодня, завтра будет. Я столько повидал
за эти годы.
Ходил по раскаленному песку, ходил по льду босыми ступнями.
И голодал, и почитал любых богов. Не скрою, что мне не ведомы людские стоны.
Я стал скалой – бессмертен и непобедим. И не сравним
я с трутнями –
С простыми, суетливыми, инстинктами живущими людьми.
Но тот обещанный покой все не приходит в сердце…
Скажи, Учитель, в чем смысл парадигмы, что мы с тобой искали,
пройдя все те пути?
Зачем страдали столько раз? Не проще ли закрыть навечно дверцу?
Учитель паузу держал, достойную своей натуре.
Лишь дров немного набросал на языки огня.
Шумела крона дерева, возможно, намечалась буря.
Спиною впалый подпирал тот ствол, где разместил себя.
Заговорил не громко и не быстро (как всегда):
«Таран, ты знаешь, все эти поиски меня отводят вдаль.
Я, как бегун, - со свистом пытаюсь мыслью обогнать и поезда.
Неискушен и в трапезах, и в женщинах я был. Но мне не жаль.
В достатке жил. Теперь же – самый бедный в мире.
Но разницы не вижу никакой, различий нет меж нами.
Твой папа был со мной на равных в тире,
Мы с ним, как братья, упокой искали вместе в далях.
Один (и это он) – остепенился и стал хозяйство создавать.
А я в дорогу с головой ушел, не глядя и не чувствуя себя.
Итог один – и он, и я, считали, что перестали прозябать.
Ты просто верь мне – от скуки мы намеренно решили уберечь тебя.
Таран вопросами заполнил голову свою. Ответы, где вы?
И не успел Учитель дорассказать об «истине», он перебил и молвил:
«Все это был обман? Не скрою мысли: что столько лет без дела
Просиживал штаны на всех местах. И рисковал, подобно молнии,
Но помогал больным, спасать пытался всех, кого видал.
Молитве годы отдавал. Учил слова, язык других народов…
Все это пыль? Остался с пеплом серым я в руках?
А как же опыт? Я не сдавал позиций мнимых, шел до гроба».
Сочувственно взглянув на попечителя своих страданий,
Таран уныло встал. И снова сел. В молчание ушел.
И время шло. Ведь даже самый мудрый, но не знает:
Зачем пришел? Когда уйдет? Чего хотел? И старость ждем.
Вдали: раскаты грома и рыки неизвестных нам зверей.
А у костра: сидят лишь двое. Задумчиво. Устало.
Закапал дождь. И дико, и пронзительно без трелей,
Мы слышим крик, что заглушает годы, прошедшие так быстро,
так желанно.
НЕ С ТОЙ НОГИ
Кто его знает? Сегодня вот решил пойти.
На тренировку Каратэ стереотипом «для тупых».
Сначала думал сам – «Зачем, мол, эти глупости?»
Но «бой пустой рукой» не сразу, да меня настиг.
И вот, уставший, из института, собрался и побрел.
В душе – о личном. Перебираю в мыслях день.
Почти дошел. Идут минуты. Ступаю смело на пол.
Переоделся. Босиком готов учиться, хоть и лень.
Все как всегда: удачные занятия преследуют по жизни.
Проверка на выносливость и ловкость, и сноровку…
«Экзамен» сдал. И я иду домой без остановок, быстро.
Полезли мысли о мютюэлизме. Чего же только не приходит
в голову.
В рекордах Гиннеса уральское метро – короче в мире всех.
В него-то и зашел (аж гордость просится в улыбке).
Стою и жду. Кого? Чего? Почувствовал спиной успех.
И разворот. Глаза расширились. Тупой ухмыл застыл палитрой.
Она. Из снов. Не буду врать – из снов.
В коленях дрожь похлеще, чем на тренировке.
Забыл я все. И ничего не стало: нет оков.
Сердцебиение бежит на скорости, подобно гонке.
Шумят вагоны и фары ослепляют всех смотрящих.
Я сделал шаг. Еще один. Она навстречу шаг за шагом.
Но в руки взял себя. Вперед, по восходящей.
Зашел и сел. Один. Она напротив. Взгляд за взглядом.
Какого черта, мне скажите? «Динамо». Выход, но не мой.
Да наплевать на опозданье. За ней готов идти давно.
Та незнакомка в сторону. Затишье. И остаюсь я с носом.
Бежал. Искал. Внимал движению любого человека.
Ведь этот образ – идеал. А я без суши обнаружил остров.
Устал. Дышал. И ждал. Мгновения подобны веку.
Объездил остановку каждую. Любые риски беспощадно стер.
Отчаянно вернулся и захожу домой на автомате.
После такого упущенья не вижу красок в окружении.
От безысходности уткнулся в тот листок, что на кровати.
Хотел писать с улыбкой, а получил трагедию без премии.
Да, упустил! Ее я упустил бесспорно и постыдно.
Но пусть умру тоскливо, как собака без собаки…
Тогда я жил. Сейчас в плену. Заточен в сердце мнимом.
Клянусь тебе до хрипа: ту девушку из сна найду или на плаху.
Свидетельство о публикации №108121503475