Питер двадцать первого века

Слишком мрачный и нелюдимый Питер двадцать первого века. Я люблю патлатых блондинов, а навстречу одни узбеки. Я люблю фейерверк улыбок и ответы, что всё отлично. А повсюду - снулая рыба в тошнотворном людском обличье.
В сером городе люди серы, словно ночью драные кошки. И во мне не осталось Веры – всё исчезло до самой крошки. НедоВЕРчивым псом безродным я бегу по грязному снегу и рычанием благородным разгоняю прохожих: «Г-р-р-р-регор-р-р-р!».
Я люблю, когда светит солнце, и не холодно, и не сыро. Я люблю сидеть у оконца и жевать бутербродик с сыром. Правда, в мрачном городе этом мир без солнца почти полгода. А все ждут, что наступит лето и ругают прогноз погоды.
Здесь, на улицах, в магазинах мельтешат неживые рожи (слишком грубо и некрасиво, но на лица-то не похоже!). Кто-то зол, кто-то глушит пиво, кто-то выкрашен, как матрёшка… Мне бы капельку позитива, мне бы счастьица хоть немножко!
А автобусы - просто гадость! Никакого, блин, уваженья! Ну, скажите:  какая радость – толстым задом занять сиденье?  Я стою с головой болящей и огромной тяжёлой папкой, созерцая мужчин сидящих и ворча, как старая бабка...
Вот какая-то остановка – малолюдна и незнакома. Я в промокших насквозь кроссовках подхожу к нежилому дому. Там по лестнице вверх – налево, сквозь чердак на скользкую крышу, чтоб смотреть на серое небо, словно глупенький пёсик Гриша.
Ничего там такого нету, только дождь да сплошные тучи. А в кармане есть сигареты – в мятой пачке четыре штучки. Но на кой мне сия отрава – я ведь бросила этим летом. И по лестнице – вниз, направо, в городскую ржавую клетку.
По проспекту едут машины – легковые и грузовые. А в машинах сидят мужчины, недовольные и чужие. Да и все эти пассажиры, что в троллейбусах и маршрутках, сомневаюсь, чтоб были живы: это зомби, как в фильмах жутких.
Я в бреду бреду по Софийской в одноцветной толпе прохожих. Знаю: ты где-то очень близко, ангел, на других не похожий. Мне бы в гости, на рюмку чаю, но зайду как-нибудь попозже. Я люблю тебя, я скучаю, но не плачу – всего лишь дождик.
Зонт потерян, пальто промокло, не спасает колючий свитер. Ты глядишь в оконные стёкла на простуженный серый Питер. Не увидишь меня – и ладно: в среду встретимся в универе. Ну, а если тебе прохладно – просто вспомни с теплом о Вере. Вспомни имя моё и голос, и стихи о Большом и Светлом – и влечу в твой декабрьский холод я с порывом летнего ветра.
Успокоить тебя бы надо, заразить своим оптимизмом. Я всегда с тобой буду рядом – пусть не в этой, так в новой жизни. Не волнуйся и не печалься – у меня не будет другого! Послезавтра мы в одночасье на работе встретимся снова. А сейчас придётся прощаться – я желаю тебе удачи. Мне домой пора возвращаться, потому что гулять с собачкой...
...Я играю в спектакле жизни роль счастливого человека.  Будет зрителем город-призрак - Питер двадцать первого века.