Вечером, накануне Нового года...

      

 Вечером, накануне Нового года...

      Вечер тридцать первого декабря. Всё говорит, что скоро, скоро…
Так по-особому отсвечивают лиловым сугробы! Так тянут ввысь серебристые ветви!
Почему прохожие будто и не замечают всей этой красоты? Гоняют себе с последними приготовлениями. Краснощёкий, шумно отдувающийся дядька теряет мандарины с одного из многочисленных свёртков. Томке представляются нетерпеливо поджидающие отца такие же краснощёкие смешные ребятишки,  и она по пути спешно вылавливает из снега  ароматные солнышки и  рассовывает их в карманы дядькиной куртки.

      Спасибо, девочка! С Наступающим!  - доносится ей вслед.

Кто-то пробегает мимо с запоздалой ёлкой,  обдавшей терпким хвойным духом. Вспоминается, что впервые дома нет этой лесной гостьи, для которой бабушка хранила старые игрушки...  всем как-то было не до того. Вот у подруги, где группа одноклассников собиралась встречать  Новый год, ёлочка давно уже стоит, стройная и нарядная как невеста.

     Почему-то в последний момент Томке не захотелось идти в эту привычную компанию и пришлось сослаться на якобы  устраиваемый домашними праздник. Дома  же, наоборот, сообщила, что собирается к одноклассникам. Не могла же она вдруг  всем возвестить, что идёт туда - не зная куда,  и за тем - не зная чем!  Вообще-то Томка знала, что она идёт за чудом, не таким, как в обычный Новый год, особенным… Созвонятся, конечно, и всё выяснится,  а  пока  наслаждаться свободой! Разве она в свои шестнадцать с половиной, не хозяйка самой себе? Не свободна на всём белом свете как этот летящий снег?

    - В Соборный парк лечу, я так хочу! - Заговорила  в рифму и, раскинув руки, влетела прямо в сугроб, да ещё с дерева посыпалось… Какое нежно-розовое небо, будто и не на закате!
    - Привет,  сказочные деревья!  И тебе! И тебе! И тебе! Разоделись, что не узнаешь, и каждое по-своему… а воздуха здесь! Так хочется  побежать, подпрыгивая к самым верхушкам! Cвалилась… подумаешь, это же  пух, только из сапога вытрясти...

     Какими волшебными кажутся  издали разноцветные фонарики универмага!
Хорошо, что он сегодня допоздна, и погреться у батареи, и обсушиться.
Ничего себе под занавес - очередища за игрушками, её змеиные кольца в длину огромного зала не вмещается!  Надо бы  встать в неё и смотреть спокойно на эти прозрачные шары под потолком, приличнее всё же,  чем со стороны... а лучше купить для кого-то пару шаров-миров! Вот этот, голубой! И золотистый! А может, фиолетовый? Цвет печали, ну и что?  Она красивая! А золотистый?

Что это? Будто кто-то наблюдает за ней,  развернувшись  из самой  серёдки очередищи?
А может, вовсе не за ней, придумала... Нет, всё же смотрит он прямо сюда, парень, лет уже под двадцать. И смотрит как-то особенно.
      
Томка снова, который раз, отворачивается,   лукаво улыбаясь. Знает, что стоит ей чуть приподнять голову, и обжигающий взгляд выхватит её из очереди такую как есть, взлохмаченную и раскрасневшуюся с мороза.
      
    - Куда ты меня унесёшь? – хочется спросить девушке, и она впервые не отводит  своего взгляда. – Кто ты?

И он отвечает!  Его удивительное  лицо,  лик  ли сияет, и Томка, даже чуть щурится от напряжения, боясь что-то пропустить.      

    - Это настоящая жизнь, -  узнаёт она у парня, - детство,  встреча Нового года. Томка понимающе улыбается, как ей всё знакомо! И потом, что же случилось?  Как всё заволокло огромной  страшной тучей, и она ощущает
на щеках его ли, своих, медленно заскользившие длинные слезинки.
Томка пытается  улыбнуться сквозь них.
 
      - Всё пройдёт… и  снова появится свет! Вот увидишь! Увидишь!

И он появляется, золотистый сияющий! Это же – откровения её  собственных необыкновенных снов,  что доверяла лишь  дневнику,  это же признание.
Он умолкает, а звёзды-глаза будто вбирают её всю, спрашивают, и она, не промедлив, отвечает: «Да!»
Тут  происходит непредсказуемое. Уменьшенная очередь выпрямляется, подбирая своё последнее кольцо,  и открывает парня всего,   опирающегося на костыли.

- Так вот что с тобой произошло, бедный! – чётко проносится в Томкином  проясненном сознании. И сразу же откликается у того, другого. Отчаянно взглянув на девушку, и не дожидаясь  только двух оставшихся человек впереди себя,  он  наскоро подбирает костыли и спешит к дверям. 

- Испугался жалости в её глазах, - догадывается Томка. - Да, скорее всего...
На мгновение она словно прирастает к кафелю, только на одно мгновение, в затем срывается с него со всей резвостью своих юных ног. Парня нет  ни перед зданием, ни с другой стороны дороги.

- Не растаял же он! Не вознесся, в конце концов? - отчаянно произносит девушка,  пробегает по пустынной улице ещё три квартала и останавливается. Медленно будто старушка,  со спущенной курткой, еле плетётся  назад. Тут её осеняет: за универмагом между домами есть ниша - единственный вариант.  Рванулась туда, но споткнулась и села на лёд.

- Значит, всё это время, пока его искала, он притаился в ней и пережидал, всё видел и не вышел навстречу? Скорее всего, и сейчас ещё там...
Как же он посмел так поступить? После всего, что между ними произошло? После того, как она ответила ему: «да»?! Как посмел подумать, что из-за  больных ног она станет меньше его любить, если уже полюбила...
Стоп, а как  подойти к нему? Как объяснить? Ему же будет стыдно! Нет, не ходить, не открывать его убежища, коли не верит! И не размазывать по лицу эти снежные слёзы! К своему троллейбусу, домой!


  До Нового года ещё оставалось целых полчаса.