Почти кругосветное путешествие

Море Японское, Восточно-Китайское
Память Цусимы, Корейский пролив...
Всё за кормой, и берег Тайваньский
Нечего вспомнить будет о них...

Южно-Китайское, волны огромные,
Ветер и солнце, тишь, облака,
Дождик тропический, рожи всё сонные...
Нету хорошего здесь ни фига...

Надо отметить, заход был в „Камраневку“,
Вроде Вьетнам, а как наша земля.
Мы предвкушали, конечно, заранее
Пляж, турпоходы, кокосы, но зря...

„Добро“ на сход, как есть не дали,
Вон они кокосы, да не укусишь...
Часок по пирсу погуляли,
А нарушать, конечно, трусишь.

Хотя нашёлся отщепенец,
Макнулся с пирса пару раз,
Но куда он к чёрту денется
От замполита зорких глаз...

Потом пошли дела другие,
Туземцы с джонками подкрались.
Голодные и полунагие
Они настойчиво менялись.

Приказ, однако, был суровый:
Всем, чем ни попадя их гнать,
Вести глухую оборону
И change никак не допускать!

Эти туземцы хитрые, прыткие...
Дай им консервы, канаты, пальто.
Эти сайгонские недобитки
Всё это брали, а давали не то.

Вон у него там – косметика, ракушки,
Водка, бананы – сплошной дефицит...
Льзя иль нельзя? – ну его к бабушке
Иль нам указ командиры-отцы?!

Вот опускаешь им в джонку консервы,
Он их хватает, давай, мол, ещё
И незаметно смывается стерва,
Ты ж остаёшься совсем ни при чём...

Были, конечно, светлые головы,
Что-то успели, смогли обменять...
Многих вьетнамцы оставили голыми,
Дети природы, чего тут с них взять...

Их без конца поливали брандспойтами,
Ящиком целились в морду попасть.
Там отогнали, а здесь уже вот они...
Прямо какая-то, братцы, напасть!

Всю ночь мелькают чьи-то тени,
Всё проясняется лишь днём...
И пойманные на обмене
Повинно следуют в судком...

Кончилась и эта эпопея,
судно побежало прочь,
с каждым днём мы всё южнее
в трудах потеем день и ночь.

Долго мы на банке простояли,
Жарились под солнцем без кондишина.
Якорь поднимали, лапы оторвали,
А потом мы „SOS“ вдали услышали.

Шторм и ветер не стихали,
Мачты стонали в ужасе,
Мы всё море пропахали,
Но никого не обнаружили...

Долго море нас швыряло
Злым, свирепым драконом.
А матросам перепали
Синяки, ушибы, раны.

Повернули мы по ветру,
Побежали по волнам,
Сокращая километры.
Позади уже Вьетнам.

Малярийные микробы
В Камрань мешали нам зайти,
а Сингапура небоскрёбы
Уже маячат впереди.

В туманной дымке приближаясь,
Маня к себе издалека,
Выпендриваясь и издеваясь
Над тонким чувством моряка.

Как хорошо под эти пальмы
Упасть в банановый песок,
И город этот сексуальный
Излазить вдоль и поперёк,

Ослабить напряженья гайки,
Доллары на, что хошь бери,
Сувениры, „Шарпы“, майки
„Варёнки“ и календари...

Набрать бананов-апельсинов,
Украсить ими скудный стол,
Водой заправиться и пивом,
И занести всё в протокол...

-Что размечтались, рожи сонные?
Пора закончить перекур!
Прощай бананово-лимонный,
Недостижимый Сингапур...

Пролив Малакский проплываем,
Сумматры знойной берега,
Море Адаманское качает,
О них не вспомнишь ни фига...

Серое небо, дождик тропический,
Манят к себе и Бомбей и Мадрас,
Йоги и ламы, мир фантастический...
Нам не дано побывать здесь сейчас.

Из мира новости доносят
Сигналы радиоантенн,
Вот снова в Космос полетели
Владимир Волков и Жан Лу Критьен.

Был в Пакистане сбит
Афганский самолёт,
Нечаянно границу он нарушил...
У нас за Дукакиса был народ,
Но в Штатах всё же избрали Буша...

Горбачёв в Индии был на днях
С официальным визитом....
И мы отираемся в индийских морях
На проржавелом корыте...

Вот уж месяц мы в походе,
Проржавели, облупились...
Мысли только об заходе,
А про вид совсем забыли.

Но сегодня в жаркий вторник
Судно в дрейф легло средь моря,
Всем объявлен был субботник,
Все схватились за работу,
Из-за кистей жарко споря.

Все работою охвачены,
Даже ЖЕНЩИНЫ И ДЕТИ,    Примеч.: Дети – курсанты ТОВВМУ
И к тому же выше означенные                т.е. - Женщины
Ярче солнца всем нам светят.

И с утра до файв о`клока
Все мы мыли, тёрли, драли,
Истекли слюной и соком
От работы нашей Гали...

Славно народ поработал,
Лайнер наш белый, аж плавится,
Но не пройдёт и полгода –
Краска вся снова отвалится...

Пусть и на слом пора бы,
Но всё равно будем красить и драть!
Мы им покажем, арабам,
Славный корабль, кузькину мать!

И поскольку потрудились отлично,
Испятнались, запылились и устали,
То купаться разрешили и лично
Сам старпом нас по 20 считал...

В море Аравийском купалась команда,
Вдруг, истошный крик: -Акула!
Мы её напугали автоматом
И она со страху утонула...

Нам акулы все до фени,
Нам акулы нипочём!
Мы акулу АКаэмом,
Мы касатку кирпичём...

Вокруг жара, тоска и скука,
Даже лень скрипеть пером...
Мы идём, утверждает наука,
Под Аравийским топором.

Вот уж больше месяца без пива,
Хоть и рожи все опухшие...
Судно в Аденском заливе,
В узком, но не видно суши.

В снегу по крыши в России города,
Девушки носики кутают в шарфики...
А у нас здесь жара и кругом вода,
Справа Азия, слева Африка...

Кругом снуют суда, туда-сюда,
Всё же это – заграница!
Не бывал я тут никогда,
Может и сейчас всё это снится?

Вот мы в Йеменской столице,
Нас сюда доставил катер,
Яркий день, сияют лица,
Едем в город, едем в „Кратер“.

Здесь ничего не производят,
На всю страну один завод,
Пустыня знойная не родит,
Чем только здесь живёт народ?

Вот араб в чалме и юбке,
Спит на грязном тротуаре,
Рядом милая красотка
Идёт в „чёрном пеньюаре“.

Глаза разбежались по лавкам
От изобилия товаров,
От "Самсунга" до булавки,
Не хватает лишь динаров...

Город старых флибустьеров,
Сгинул прочь капитализм,
Есть садыки, нету сэров,
Есть военный плюрализм...

Как бы там ни было...
Все кто хотел отоварились.
Вот он – похода стимул!
Вот за что варились и парились...

Миль уж пройдено немало,
Идём словно по реке
По Суэцкому Каналу,
Дворцы, мечети на песке
Перед глазами проплывают.

Судно идёт мимо Африки,
Пальмы, пески, пирамиды...
Всё в соответствии с графиком –
Картины, пейзажи и виды...

Сопровождать по Каналу дабы,
Такая у них установка,
На борт поднимаются 6 арабов
С товаром на изготовку.

Эти арабы шпионы наверное,
а чейнджуют для отвода глаз...
ишь что выдумали, стервы,
только не обманешь нас.

Мы с арабами гуляем,
Куда они, туда и мы...
Мы бдительности не теряем,
Нам их товары не нужны!

Всякое шило на мыло меняют:
Кассета, цепочки, часы,
Но бдительности мы не теряем,
И на хвосте у арабов висим.

Мыла все куски они считают,
делят всё на пароход,
множат на семь и узнают
весь наш валовый доход!

Тщетны их потуги и усилья,
У Измаила ни с чем они съехали...
Мы их напрочь раскусили...
С ихними орехами...

А вообще-то народ общительный,
Раскованный и без страха...
А мы – на чеку! Мы бдительны!
Ведь к телу близка рубаха...

Стоят на рейде корабли,
Горит огнями порт Суэц.
Сошлись здесь сразу две земли,
походу близится конец...

Говорят: жирафы, обезьяны...
От жары совсем спасенья нет...
Верь тому, что наболтает пьяный,
Полоумный старый дед....

В Африке холодно,
В Африке морозно...
Местность негодная,
Скажу вам серьёзно.

Да и стоять на рейде,
Не дать и не взять...
Солнце совсем не светит...
Не ходите, дети, в Африку гулять.!

В луже посреди Земли
Идём, антенны расправив,
Эфир музыкой залит
Здесь жёлтый дьявол миром правит.

Рёв шансонов, зонгов, рока
Источают „Самсунги“ и „Шарпы“
Волны похоти, порока
От Апенин до самых Альпов.

Завывают саксофоны и гитары,
Дева Мария к себе зовёт...
Мы идём по Гибралтару,
Над нами NAVY вертолёт.

Обогнули Апенины,
чётко въехали в Ла-Манш
В аккурат на именины
Христа Бога и Dimanche

Эх, остаться б здесь подольше,
Bon jour London, hello Clermont!
Но в январе корабль в Польше
Стать должен в долгий капремонт...

London, Paris проплыли мимо
Big Ben ударил восемь раз...
Уставшие в походе пилигримы
Несут сдавать противогаз.

Дела белы, как сажа
Подходим к берегам родным,
И третьей части экипажа
Ходить придётся с „обходным“...

Вот причалим в Лиепая,
Завалим в тихий закуток,
Пивка и водочки добавим,
Друзей проводим на восток.

Сказано-сделано, в город сходили,
Пива попили, друзей проводили.
В Клайпеду съездили, деньги потратили...
Что же стоим теперь, к чёртовой матери.

А в Латвии в разгаре Перестройка,
Верх берёт „Народный Фронт“.
А мы готовимся достойно
Причалить в Польше на ремонт.

Славно время пролетело
Что хотели пили-ели
Деньги кончились, и вот
Снова в море пароход.

Тут уж шли совсем недолго,
Улеглись покорно волны.
Вон город Щецин вдалеке,
Идём по Одеру-реке.

С давних пор, сомкнув ресницы,
Вижу в дрёме заграницу.
Надо ж было так случиться,
Что теперь она не снится.

Скрипнув, жадная Фортуна
Колесо рванула круто.
Заграница стала явью,
Снится только инвалюта...

Неприличные вопросы
Задают теперь матросы:
-почему у нас в кармане
только воши на аркане?

Почему матрос советский
Независимый и гордый
С виду вроде молодецкий,
Но оборван и голодный?

Как же жить здесь за границей?
Чешем мы свои затылки:
-иль придётся нам поститься,
иль идти сдавать бутылки?

На трамвайные билеты
Денег тоже не хватает.
Время близится уж к лету
и валюта быстро тает.

Он с тоской глядит в секстант
Нарушитель-диверсант,
Ни на миг ему не скрыться
От бдительной зеницы.

Вот он в город вышел группой,
Как положено вдвоём,
Но работал очень грубо
И пришёл отчёт о нём:

Что ходил поодиночке
Пил с поляком тет-а-тет.
И завёрнутый в платочке
Прятал чёрный пистолет.

Передал, гадюка, планы
Перестройки всего флота
И ему за это Паны
Отвалили тыщу злотых.

И покуда изнывал он
От шуршания банкнот,
Снял его на киноплёнку
Очень бдительный сексот.

На ковре у комиссара
Нагло врал и отпирался,
Будто бегал к писсуару
И от группы оторвался...

А поляк тот был, о Боже!
На Анпилова похожий...
Те ж штаны, и та же рожа,
Да он просто был прохожий...

Но сурово сдвинув брови,
Комиссар сказал: -Не верю!
Знаю, что ты жил во Львове,
А твой родственник Бендера!

И пустил в проектор ленту,
Тайно снятую агентом,
Где стоял наш Вовка тесно
С польским лидером Валенсой.

И ещё костёл с ксендзами,
Вовка с ними пил Чинзано,
А потом в огромной ванне
Спинку тёр красивой Панне.

Комиссар издал тут вопли:
-Нарушать тут взяли моду!
Запятнал моральный облик,
И вообще ты – враг народа!

Он ругался и плевался,
Брызгал пеной и слюной:
-Ах, зараза! Ты попался
в наши сети с головой!

Надо ж такому случиться,
Инструкцию 37-го года нарушил,
Перешёл все рамки и границы,
Всех нас продал, в Бога душу!

Что ж писать теперь в Рапорте,
Какую тут предпримешь меру?
Ох, ты выдал нам кроссвордик,
Больше я тебе не верю!

Ты для нас ужо теперя
Элемент чужой, нестойкий!
Таких стреляли мы при Берии,
Жаль, что сегодня Перестройка...

В общем было всё в ажуре,
В скуке бледной жизнь влачили,
Только грянула тут буря,
Исчез с концами наш „Точило“.    примеч.:  токарь

Начиналось всё по схеме,
Вышел в город он с „четвёртым“,      примеч.: 4-й помощник к-на
В баре вроде пил со всеми,
а вчера он не вернулся
Ни живым, ни мёртвым....

Оказалось, что наш Мишка
Хватанул с получки лишку,
И надо ж так было случиться,
Сдался без боя польской милиции.

Отдохнув на мягких нарах,
Вышел утром на свободу,
Вспомнив о грядущих карах,
Наш „Точило“ канул в воду.

Начальники схватилися за голову-
Неужто снова вражьи происки?
Найти его голого иль босого!
Всем как один пойти на поиски!

Эдак человек полста-
В поиске немалая сила!
Цепью пошли по злачным местам,
где только пьянь не носило...

В ресторанах коромыслом дым,
Поискам итог таков,
В пору замполиту стать седым,
Ни „Точилы“, ни поисковиков...

Промолившись своим Богам,
Покинув тихую обитель,
Наш замполит по кабакам
Пошёл, и даже в вытрезвитель.

Шум стоит кругом в эфире,
Из посольства вести ждут,
Суетливо стало в мире,
И чекисты тут как тут.

Есть одно предположенье:
Мишка – вражеский агент,
А „четвёртый“, к сожаленью,
Потерял евонный след.

Поиск талантливо вёлся,
Люди в том славу снискали...
„Точило“ вечером приплёлся,
а его ещё долго искали.

Очень тщательный допрос
Вскоре состоялся.
Мишка наш повесил нос
 и во всём сознался...

Рассказывать не о чем больше,
На камень нашла коса
„Точило“ покинул Польшу
в двадцать четыре часа.

Мишка дома, а к нам меры
Замполит принял опять:
В город только с офицером
Ходить не меньше, чем по пять.

Снова братцы униженье,
с рук валилося перо...
Но от такого предложенья
Отказалось партбюро.

Уж казалось будет тихо,
 но не успел отбыть наш Миха,
снова пьянка, снова лихо,
Лут со старшей поварихой!

Впрочем кто-то был знакомый,
Может блат, а может трюки,
Коллектив пришел к судкому,
В общем взяли на поруки.

Всё бы шло себе прекрасно,
Только снова „чёрт с Камpани“
Хитрый, злобный и опасный
Вышел сам на поле брани.

Кто его настроил гада?
Зам позеленел от гнева:
-Замахнулся на порядок!
Мол инструкции наши „левые“!

Разложил закон по полкам
С дрожью в голосе, но весел
С расстановкой, чувством, толком
Всем он „на уши навесил“

Эти самые инструкции,
Что принесли нам много бед,
Противоречат Конституции
И законности в них нет.

Ниспроверг все до небес,
Потирает он ладони.
И в нутро закона влез,
Ако хитрый вор в законе.

Ветер зябкий перестройки
Спутал все его мозги.
В тёплом воздухе застойном
 не видать уже не зги.

Кодекс в нос суёт собака
А народ:-Ведь правда, братцы!
Прав камранец наш однако.
Невозможно и придраться.

В пьянстве взяли мы реванш.
Гарри Сумрач пьян и бланш.
Был отправлен он как груз
К нам на Родину , в Союз.


Здесь винишко, бабы, водка,
Там погибшая подлодка.
В Тбилиси газ, стрельба и кровь,
Словно Сталин ожил вновь.

Недоделанной машины
Раскрутился маховик...
Взяли ВОХРом, еле живы
Пьяный Лут и Ольховик.

Тут же особист приехал,
Глянул бдительно в журнал
И тот час же, вот потеха!
Обнаружил криминал:

-Вижу в этом пьяном деле
есть система, вот беда!
Двое ваших „залетели“,
Где ж их третий был тогда?

К делу нашему пришили
Профилактический приём.
Сходить на берег разрешили
Никак не меньше, чем втроём.

Над просторами России
Мчится птицей перестройка!
А в польском городе Щецине
Крепкой связкой наши тройки.

Нам с Серёгой нет удачи,
Хотели в город, купили б книгу,
Но нету третьего, хоть плачь,
И вместо города нам – фигу!

Дожили всё же мы до лета,
Нет места грусти и тоске.
Съезд Верховного Совета
Проходил в те дни в Москве.

Сито выборной машины
Поработало отлично.
И по этакой причине
Ихних больше, как обычно.

Был заранее сценарий,
Роли розданы своим:
Крестьянин и пролетарий
Суфлёр посажен впереди.

Думал я, пройдёт сквозь сито
Лишь партийная элита,
Но пробрались из кустов
Ельцин, Сахаров, Панов.

Диссиденты и смутьяны
Очень были здесь не кстати,
Только есть свои изъяны
 в проржавевшем аппарате.

Сахаров – старый борец за права
Слушали, засучивали рукава,
Слушали и зубы стискивали,
А потом науськали Червонописького.

Всё пошло по старой схеме:
Слёзы, гром, железный взор!
С ума сошли все, а наши немы...
Ах, какой то был позор!

Корякин пару слов сказал о культе,
Надо, друзья, схоронить Ильича...
Снова нажали кнопки на пульте,
И Корякина заклеймила печать.

Власов, признанный атлет,
С КГБ хотел сразиться,
Мол к ним доверья больше нет
Такова моя позиция.

ГПУ с НКВД кровь невинных жертв пролили.
Если б в русло бы ту кровь,
Она б Лубянку к чёрту смыла.


Жертв за 40 миллионов
Диссидентов и шпионов,
На мундирах кровь видна,
Да скрывают ордена...

Жарко разрастались споры
по проблемам мировым.
Здравый смысл был назван вздором,
А неправые правы...

В общем съезд прошёл прекрасно
И всем сразу стало ясно:
С аппаратом бой опасный
Был проигран – всё напрасно!

А устои всё ж гниют,
Узбеки турков сдуру бьют,
В Казахстане бьют грузинов,
Опустели магазины.

Снова бой объявлен водке,
Вновь взорвалася подлодка,
Люди гибнут в поездах...
Вот такая всем езда...

В Китае борцы за реформы
Площадь Тай он Минь заполонили,
Но явились люди в форме
И кровью площадь окропили.

И от этой чехарды
Не туды и не сюды...
Всюду крах, развал, застой...
Перестройка – ты не стой!

Июнь, июль жара стояла
Работа шла вестимо вяло
Матросы борт до блеска драли,
Купались мы и загорали.

Уж первый срок отхода пролетел,
А дел всего на 45 процентов...
Народ напрягся и потел,
хоть не добавили ни цента.

Старушку нашу, мать-матушку
Собрали всю по кирпичику.
Белой краской все проплешины,
Всякий труд нам по плечу.

В Польше Ярузельский президентом
Избран перебором в еден глос
Нет конца в Союзе инцидентам,
Зашатался глиняный Колосс.

Сразу с разных сторон Кремля
Вдруг развёрзлася земля,
С кайлами на изготовку
Шахтёры шли на забастовку.

Страйк в Европе, стачки в Азии,
Смерть и кровь теперь в Абхазии
Пред лицом всех этих бед
Репу чешет наш Совет.

Погода спортилася в Польше.
Делать нечего здесь больше.
Я смотрю на Щецин в грусти,
Мы идём до Свиноустья.

Снова этот змей-камранец
Вышел в город без „добра“.
Ну он братцы доиграется,
Не к добру его игра.

Простояли пару дней
Сход на берег не давали
Все права у этих пней
Нам права дадут едва ли...

В август месяц, третий день
Сдохнешь с нашего питанья
Спать хочу. Работать лень,
Вышли в море: испытанья.

Испытанья для желудка,
Испытания на стресс.
Не без этой самой польской
Стойко выдержали тест.

Поляки что- то покрутили,
Но машину запустили.
Завершён практически
ремонт наш косметический.

Славно в Польше дни летели,
Поки помним мы о ней,
Соловьи за речкой пели
Было в общем всё Окей

Солнце палило в голову,
Кругом была тишь да блажь.
Польками ладными, голыми
Усеян Миленьский пляж.

Рыжие, русые, чёрные
Груди висят и торчком,
Белые и запечённые,
Кустик меж ног пучком.

И никакой стыдливости
Ходят, лежат, стоят
Глазки полны игривости
Для матросов ребят...

Кто на этот белый танец
Русских притащил матросов?
Ну конечно же камранец,
разве могут быть вопросы?

Кто садится в позу лотос,
Или ходит на руках?
Это тоже наш камранец
Босый голый – в пух и прах!


Он себя всего истратил
Не поможет даже клизма.
Для народной дипломатии
В духе интернационализма.

А вообще в вопросах секса
Отстали мы на двадцать лет.
Не отличим минет от кекса,
На секс у нас иммунитет.

Мы конечно б наверстали,
Догнали б и перегнали...
Только СПИД стал на пути
Ах ты мать его ити!

Значит облик свой моральный
Будем тщательно блюсти
К сексу мы народ нейтральный
К чему он может привести?

Но мы тут в Польше не тужили,
Жизнь свою вели в режиме
По круглым улицам кружили,
сдавали шмотки на "Тужине"

Здесь мы водку, пиво пили
На стриптиз разок сходили
На Миленьский голый пляж
И конечно в "Маринаж".

Не упомнишь всё конечно,
Секс, балдёж – детям забава.
Казалось длиться будет вечно,
Но пора идти в Литаву.

До видзенья, польски други,
За ремонт спасибо вам
По волнам тугим, упругим
Мчимся к нашим берегам.

В Лиепая, как на даче!
Напрочь денежки спустили,
Сдали оптом все задачи,
Все округи посетили.

Много это или мало
В Лиепая четверть года?
Здесь мочила, дула, рвала
В клочья мерзкая погода.

Вдруг прошёл со снегом дождь,
В город выйти – вот беда
Ты не рыпайся под дождь,
Ведь кругом одна вода.

Но вот утренний мороз
Всё скрепил, как фиксажом.
Дел ещё с тележкой воз,
Да пора в моря ужо!

Всякие формальности, таможни
Разом улажены, как и не чаяли.
Такое время, всё возможно,
Отдали швартовы и в море отчалили.

И пошли путём обратным
Мимо польских берегов,
Мимо всяких там развратных
Наших классовых врагов.

Лондон, как всегда в тумане,
Не видно его ни фига.
Только в дымке, где-то справа
Маяк Гринвича мигал.

Без штормов и без эксцессов
Прошли Ла-Манш и Гибралтар.
О встрече Горбачёва-Буша пресса
Уже отбила дань литавр.

А мы на Мальту не зашли,
Мы мимо Мальты той прошли,
Прошли Сицилию и Рим,
Как в сказке наших братьев Гримм.

Но вот корабль наш стоит
На рейде в город Порт-Саид,
Народ наш весел и здоров,
Всегда для чейнджа он готов.

Арабы, словно тараканы,
Заполонили пароход.
Какой с карманов наших драных
От чейнджа будет им доход?

Но уж пошла сгущёнка в ход....
„дракон“, канаты береги!
Сдадут матросы пароход,
Впридачу брошу сапоги...

Чейндж катился комом снежным,
Такие сделки только снятся!
И мне хотелось делом грешным
Хоть на что-нибудь сменяться...

Но мне на счастье или на горе
Не повезло на авантюры,
Но я однако в Красном море
Варил смачные конфитюры.
ииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииииии
Скажите, но какая хрюшка
Отличит морковку от шпината?
Кто же срезал прямо с вьюшки
Сто метров нового каната?

На съезде снова, будь здоров,
Оппозиция разбита
Наломает ещё дров
Нам партийная элита...

Радикалам нет пощады,
За шестую статью били в лоб!
Били и забили гады,
Загнали Сахарова в гроб.
                У народных депутатов
Страсти напрочь улеглись,
Их решеньями чревата
Наша сломанная жизнь.

Я и сам давно считаю,
Всему виной статья шестая.
Я – за власть Советскую,
А не Соловецкую!

Потрясли крещённый мир
Массой исцелений чудных
Кашпировский – наш кумир
И Чумак с заряженной посудиной.

В нашем классовом сознаньи
Всё пошло наперекосяк,
Подрывают все устои
Кашпировский и Чумак!

Медицина на чеку:
-Знахарей не признавать!
Сделать „козу“ Чумаку,
Кашпировского изгнать!

И под видом изученья
Неопознанных явлений
Исцеленья запретили,
Все программы отменили.

Говорят глава Панамы
Был опорой наркоманам,
Сорвал на том  огромный куш,
Но ввёл войска в Панаму Буш.

Завалило массой снега
Весь родной советский край,
А в Панаме Нуриегу
Ловят весело "Джи Ай".

Нуриега всё скрывался,
Может Иноки спасут,
Только всё-таки он сдался,
И свезли его под суд.

А чтоб в зад ему мачете,
Генералу Пиночету!
Рад рабочий и студент –
В Чили новый президент!

Стал совсем невыносим
Клан кровавый Чаушеску.
Народ свободу попросил,
А Николау огнём в отместку.

Румыны свергли его с трона,
Почести, награды с него сняли.
Чистыми руками, не пожалев патрона
Его с супругой Леной расстреляли.

Тут заметить бы мне надо,
Мы опять приплыли в Аден.
Долгим был сюда вояж,
Мы опять пошли на пляж.

Солнце, как с цепи сорвалось!
В декабре, вы не поверите!
Кучка пепла с нас осталась...
Обгорели словно черти!

К вечеру, восстав как Феникс
На товары в „шопе“ зарились.
Хоть до жути мало денег,
однако клёво отоварились!

В общем Аден, грязный, пыльный,
Хоть и с пальмами жара.
Хоть товарами обильный –
Только это всё мура...

Ещё динаров с полмешка,
А пальмы вовсе не такие...
Домой» Как наша жизнь тяжка!
Терзает души ностальгия...

В этом море Аравийском
Вечно что-нибудь не так.
Мы акулу напугали,
Автоматом ей в „пятак“!

Дрейф в Индийском океане,
Чтобы выкрасить борта.
Мы устроили б купанье
Да акул ведь до черта!

И опять стервец сорвался,
С борта в воду сиганул.
Тотчас на выговор нарвался
За то, что он дразнил акул.

Все купались, хоть бы хны,
А камранцу нет прощенья.
Он виновен без вины,
В Рождество или в Крещенье.

Без сомненья наш „камранец“
Вновь валяет дурака...
То с кино он изгаляется.
То рисует облака.

Посредь Бенгальского залива
Мы в дрейф легли и терпеливо
Драли, тёрли и скребли.
Потом как водится пятнали
Вдали от всяческой земли.

Я так думаю, ей Богу!
Так часто красим пароход.
Изводим краски очень много –
От нас стране один расход!

Но вот покрасили немного,
покупались от души,
и снова двинулись в дорогу
среди лазуревой тиши.

Мы пришли в такую рань
На рейд в вьетнамский порт Камрань.
Джонок массу увидали,
На вьетнамцы словно ждали...

Дальше рейда в порт Камрань
Нас конечно не пустили.
От обиды наша рвань
Всё за борт на чейндж спустила.

Уж сколько раз твердить команде,
Что чейндж на судне запрещён,
Ведь чейндж  подобен контробанде,
А может и страшней ещё!

Ведь чейндж   - болото, гиблый омут,
Кого угодно засосёт!
И в чейндже этом души тонут,
Их в даль, заблудшие, несёт...

Для зама – это паралич!
И очень длинный чёрный список.
Итог – списание на бич,
Короче чейндж – лишенье визы...

И всё же, невзирая на
Предупрежденья и угрозы,
Моряк напористо менял
Своё тряпьё, капрон и бронзу.

Ну как скажи тут не меняться,
Как тут не плюнуть на запрет,
Ведь в джонке этого вьетнамца
Каких товаров только нет!

Сумки, водка и бананы,
Помад пленительный искус,
Барракуды и рапаны
И парфюм на всякий вкус.

Дома, в нашем магазине
Нету и уже давно
Против спидовой резины,
А у них её полно!

Сексоты, бешенные звери,
Своих и ихних гнали прочь,
Но чейндж не сдерживали двери,
Он длился здесь и день и ночь!

Столб атмосфеный дико давит,
Все сети хитрые пусты
Сексот в бессильной злобе ставит
На все шпангоуты кресты.

Вот крест, под ним иллюминатор,
Там чейндж был, как бы не забыть...
И как Вышинский – прокуратор:
-А если не был – должен быть!

Как дикая усмешка,
как бред в картинах Гойи,
идёт по судну слежка
в разгуле паранойи.

Замполитом ткётся пряжа,
Он уже почти ликует,
Но две трети экипажа
Чейнджуют всё ж напропалую!

День последний, чейндж в разгаре,
Кофе выпили едва...
Смотрим: выпал на базаре
Френч с погонами кап два!

Пока ломали головы матросы,
Кто сдал тот френч, душа болит,
Но тут с огромнейшим кокосом
Проходит мимо замполит....

Чейндж – это всё-таки плохо,
Прав даже в чём-то дозор.
Чейндж – порожденье эпохи,
Бедности нашей позор!

.................................
1990 год на борту ОИС „Леонид Соболев“