хроники невеликой депрессии. 2006-

                «К слову»               


                Я живу потому, что когда-то рожден,
                И господь меня грешного терпит покуда.
                А еще оттого, что любовь(убежден!)-
                Это все-таки самое главное чудо.
               
                Не снискал я регалий, и прав не качал,
                Всенародную, дескать обрящу известность.
                Ибо чтящему слово началом начал,
                И наградою может быть только словесность.


    ***
Маленький город,
стеклянный насквозь,
Общий дверной глазок.
Ежели кто забивает гвоздь,
Или чихнёт разок,
Где эта улица, где этот дом,
Сразу любой поймёт.
(Тайны чужие – они, пардон,
Точно целебный мёд,
Нас выручающий в холода…)
Господи, что со мной?
Где эта барышня, навсегда
Ставшая мне родной?
Нет и в помине. Кричи: Ау –у!
Нищий смешной простак.
Верно помстилось, и наяву
Было совсем не так?
Поиск надежды – напрасный труд
Если пуста скрижаль,
Сердце немеет, гадалки врут,
Да и себя не жаль.



Гардеробная драма

В башмаке зазмеился шнурок.
Новобранца преследовал рок.
Например, за отсутствием рта,
Поразила его немота
И маячила смерть впереди
С голодухи. Того и гляди
Не достанет на бантики сил.
Вскоре «каши» башмак запросил,
Разевая гвоздатую пасть,
Мол не дайте калеке пропасть,
Коль стезя у нас нынче одна,
Опрокиньте на стельку пшена,
Хоть перловки! Я выход найду
И туда затолкаю еду
(раз на входе с рожденья замок),
Чтоб лишенец позавтракать смог
И впоследствии горя не знал…
Предсказуемый в общем финал
Очень, увы, наступил.
Слишком сильно радетель вопил
И в негодность пришел от того.
На помойку не только его,
Но и целый с соседней ноги
(тот и вякнуть не смел:»Помоги!»)
Отнесли. Вот хозяин каков!
Кстати…их отнесли без шнурков.
               
        ***
Я труслив, жесток, сентиментален,
И собой торгую много лет.
Никаких сенсационных тайн
У меня по – видимости нет.

Год от года вниз ползут тарифы:
Нынче хлопочу «за полцены».
А мои метафоры и рифмы
Большинству и даром не нужны.

Голосить бы о Прекрасной Даме,
Да служить бы в рыцарских войсках,
И не мордовать ее годами,
Обвиняя в крошечных грехах.

Но тогда – «синьора – не синьора»,
(кровь – любовь до гроба, до гвоздя!)
Даже если «дорого и скоро» –
Продаваться в точности нельзя.

И еще признать не стыдно это
(не детишек, собственно, стращать):
Алкаша, подонка и поэта
Очень даже можно совмещать,

И по большей части «шито - крыто»,
Лишь бы доставало терпежу…
В общем: шестиструнное «корыто»
Я покуда все – таки держу,

Лишь во имя самоочищенья,
Вероятно, кое в чем мастак…
Если что не так, прошу прощенья,
Хуже, если все опять не так.

          Мольба
Забудь меня ещё тогда,
 Когда нас не было на свете,
Когда ни страха, ни стыда
Не испытали наши дети,
И ты не знала пьяных драк,
И вечной боли унижений,
И я мерзавец и дурак.
Тебе не делал «предложений»!
Забудь! Мольба не звук пустой!
Великим ласковым созданьям
Своей несметной красотой,
Своим отважным состраданьем
Негоже потакать «зверью».
И я, несклонный к птичьим трелям
В напрасно начатом бою
С самим собой, уже застрелен.

               
           Истошная радость

«Деловьё» «при манерах», при милочках,
На моих сгрудившись поминочках,
Зыркнув по столу, чмокнут сальненько,
И помянут задрыгу – охальника.
И начнут, развалив кошельками рты:
А ему – то кажись поделом – кранты;
Не трудился, мол, с утра до ночи,
Родакам ни проходу, ни помочи!
Гулеванил всё – учинил греху!
Изрыгал крамолу, кроил стихи,
И «вааще!» - надеялся на слова…
Нет, житуха – судьбина кругом права!
Он ведь гад сиротинок и вдовушку
Повыцеживал аж до «донышку!»
Дай им бог узнать облегчение!
Уж найду сабе попеченье,
Есть в миру окаянном сердешный люд
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Дожидаючись перемены блюд,
Кто частушкой харкнёт, кто вдарит в пляс.
И почти наверное как сейчас
Ничего не поделаешь – кумовья!
Заодно с толпой покуражусь я.
Невесом, невидим, неутолим
Оттого, что ловко от всех свалил.
……………………………………
Слышь, архангел (Господь, прости!)
Где собаку приобрести?


               
         ***
Вновь ни выдоха, ни вдоха
просто так.
Либо скурвилась эпоха
за пятак,
либо я (с пеленок
радостный пострел),
выбиваясь из силенок,
постарел,
от сомнительных новаций
пришлых лет
продолжая зарываться
в интеллект,
впрочем брезгуя
подсчетами ай - кью.
И «житуху»(ох, нетрезвую!)
свою
не по правилам,
диктуемым извне,
перекраивал.
О стати и длине
думать поздно было.
Правду говоря,
так штормило!-
не держали якоря.
Мне бы к берегу скорее,
но куда?!
Маяки дотла сгорели
со стыда,
и смотрители, изъяв
тоску из глаз, 
оскоромились в боях
за средний класс,
мол  нишкни,
с чего бы это о святом?
Вышивая дни
кладбищенским крестом,
наступало мне на горло
бытиё…
Всё прогоркло:
И ухмылки,и нытьё,
и карьерные
срамные кренделя.
Лишь наверное
родимая земля
охладила
лихоманку-круговерть.               
Невредимо,
на расстеленную твердь,
лег я - руки пораскинул-               
средь полей!
И любуясь в небе клином
журавлей,
обминал  цветы и травы
день-деньской.
Говорят, я с виду бравый,
городской,
для плаката «Угоди
хоть под трамвай!-
Знай - фасон блюди,
И впредь преуспевай!»...
Только с виду…
Сей оптический изъян
(не в обиду
посторонним и друзьям)-
тень открытого забрала
общих снов,
но отнюдь не помирала,
вновь и вновь
разъедая теневую благодать,
вера в то, что «ни в какую»
не продать,-
не купить ни в коем случае,
(шалишь!),
наши вотчины дремучие.
(Париж
очевидно стоил мессы
королю).
Внук крестьянский, местный,
я уж потерплю,
не марая в бухгалтерии
чело,
коль  «...в империи
родиться...» повезло,
где со временем истлею
просто так...
Оттого едва ль сомлею
за пятак.

               
            ***
Вокруг толпа, а рядом никого
Кроме тебя, но ты живешь своим умом,
А я своим безумием - и только.
Не то, что бы рассудок запылился
Иль помутнел, дал трещину... Напротив,
Стократ любого целого целее,
И чище неба в самый ясный день,
Он мне служил опорою в надежде
На будущее светлое. И вот
Наличие его - теперь подспорье
Больной моей страстишке: то и дело,
Очередной кручиной упиваясь,
Сходить с ума осознанно вполне.               
Смешно? Ещё бы! Редкое веселье
Сравнится с этаким. Когда впадаешь в ересь
Надолго и всерьёз, страшна едва ли
Афронтов шквальных детская жестокость.
И дармовщина «белого шитья»
Советов дружеских издёвкою с изнанки
Отнюдь не возмущает. Пустяки!
Обыденные время и пространство
И даром не нужны теперь как - будто.
И оттого единственно реален
И предсказуем - вакуум вокруг.
И даже ты порой проходишь мимо
В заботах праведных. А город - носорог
Приземистый, умытый пыльным ветром,
Весельем почитает вероломство
В чем преуспел отменно. Обнаружив
В грязи рациональное зерно,
Он так его удобрил и взлелеял,
Что ныне средь засилия плевел
Не различает злаков одиноких,
Имевших наглость выиграть гиблый спор
Не «право колоса» у вечной мерзлоты.
Опять – таки, сверх меры деловит,
О чреве пуще прочего радея,
Пренебрегает населенный пункт
Иронией судьбы,(что понемногу
Уравнивает всех),и устремлен
В конце концов на кладбище и свалку.               
Наверное он может быть другим,
И я предвзят? Но, что тогда глаза?!
Не съехались пока, не разбежались,
И не замылясь, сквозь официоз
Еще «любимый город» различают
Убойно честным, благо мой приют
И «в нём» и «вне». Я здешний посторонний.
Взгляд изнутри и взгляд со стороны
В координатной сети двуедины,
И сбой прицела исключен самой
Конструкцией. Жаль воздух в холостую,
Увы, по большей части сотрясала
И сотрясает искренняя речь,
Общественного духа не смущая
Ни в коей мере. В «наших палестинах»
Коль хочешь быть услышанным - молчи:
Словам поверят меньше чем слезам,
Гораздо меньше. Это «серебро» особой пробы
Странный капитал. Кто им владеет, чаще остальных
Рискует обручиться с нищетой,
Упрямясь продаваться день за днём
Направо и налево. Бог торговли
Конечно, мстит и в мелочах, и в общем.
Вельми паскуден олимпийский норов,
Да и система: «проигравший - выбыл»
В зверей нас превращает и в скотов
Поочерёдно. Каждый в полном праве
Руками развести, и хмыкнуть густо,
Чуть вскинув подбородок волевой,
Сам понимаешь, дескать... Нет. Увольте...
Примерка всепогодных оправданий
Слывущему  «нарочно ненормальным» –               
Напрасная морока. Полагая
«из ряда вон» и «оторви да выбрось»
Не лучшими образчиками кредо,
Предвосходить досужие расспросы
Тирадой попытаюсь немудреной:
В процессе буржуазной толкотни,
Довольно увлекательной вначале,
(и, кстати, далеко не всякий раз
О шкурных помышляя интересах),
               
Я преуспел настолько, что однажды               
Вдруг обретеньям предпочёл утраты,               
И порешил(авось Господь не выдаст!)
Жить, до победы впредь не опускаясь.