Признанья жажда

Признанья жажда… Как на ней играть возможно!..
Вот Шуриков… поэт??? Стихи плохие пишет…
Да вовсе не стихи, а так, воспоминанья.
Им мозг ритмично форму придаёт,
Что за стихи принять возможно.
Но это крик души младенца-немовлёнка.
А наш пиит усердно, час за часом
Кропает вирши, что домашних раздражает:
Ведь важные дела отложены до срока,
Который всё никак не настаёт.
Боюсь, и не настанет никогда.
Конечно, в том стихи не виноваты –
Обрывки мыслеформ недопечённых.
Когда бы их писал тинейджер окрылённый,
Сошли бы за хорошие стихи,
Которым мастера нужна шлифовка.
Но в семьдесят… уж поздно что-то доводить:
Ведь ум негибкий, мысли все по кругу,
И гонор шлифоваться не даёт.
Опять же, дамочек настырных поклоненье,
Что зазывают в всевозможные кружки.
И хоровые, и поэтов самотужных,
И драматические студии, конечно.
Ведь Шуриков умеет понемножку всё.
Когда-то в хоре пел, как тенор подхалимский,
А также и на сцене выступал изрядно,
Так, класса с пятого примерно.
А взрослым выпускал стенную газетёнку
Для класса первого, где дочь его училась.
Ну, словом, жизнь прожил, в ногах всё путаясь у Музы,
Точней, у многих сразу Муз. Они его пинали недовольно,
Но он сносил пинки покорно, на будущее оченно надеясь,
Что справедливее, чем всех судей третейских приговор.
И вот под старость он решился сразу
Свои стихи собрать, публиковать.
Когда он кинулся туда, сюда, чтоб вызнать,
А что берут теперь уж за известность,
То выяснил, что и набор, и гранки устарели,
Что делают все мастера компьютерный макет,
Берут отдельно за рисунки, расстановку
Стихов по книжке, и за текста выверку, отдельно за ошибки,
Что несомненно все удалены должны быть напрочь
(Но, к слову, нет ещё ни книжки без ошибок,
Которые наш Шуриков просматривал с тоской,
Но острым взором мигом опечатки находя).
Короче, за изданье небольшой книжоночки in quarto,
Страниц  сто пятьдесят стихов и прозы
За штучек сто берут уж восемьсот (не долларов,
А евро – США уже не в моде!),
И то в России, где-нибудь в Калуге,
А в центре – ну, в Москве, иль в Питере – дороже,
Не говоря уж за бугром – две тысячи.
               *    *    *
Наш Шуриков и в конкурсах участвовал усердно,
Стараясь выгладить стихи к соревнованью,
Чтоб был и смысл, и грациозность слова,
И тема чтоб раскрытою блистала;
Поэзию, конечно, как придётся,
Он там, и сям, как Золушку, вставлял.
Но главное – судейства процедура…
Как выявить на конкурсе стихи,
Что всех других солидней и достойней,
И поэтичней оказались в этот раз.
А Шуриков куда ни направлялся,
Везде на конкурсах среди последних был.
Ну да, в борьбе локтями он не отличался,
И не готовил загодя жюри к сознанью
Того, что знаменит он, опытен в батальях,
Что стих его читал вот тот Поэт,
И вяло высказал неотрицанье,
Что стих тот может выпущен быть в свет.
Короче, Шуриков маститым-то и не был,
И вёл себя совсем, ну как мальчишка,
Хоть вот недавно седьмой свой юбилей справлял.
А в конкурсах поэтов все друг друга знали,
Лишь Шуриков гляделся новичком
И, несмотря на жар, и на волненье,
С которыми читал свои стихи,
На слог, и содержанье, откровенье,
О нём бывало мнение плохим
У судей, что в стихах не разбирались,
Всю жизнь читали спичи за столом,
Да к юбилеям «проздравления» писали,
Судить неправо не считали злом.
По правде говоря, зло от добра не отличали,
Ведь не было критериев в сознаньи,
Чем должен обладать хороший стих.
И тут выигрывал поэт, что всех стихом своим замучил,
Рассматривая дело с неожиданных сторон,
Их насчитав с десяток, или больше.
Шли в ход и древние, и прошлые поэты,
С творений их нельзя не слямзить парочку цитат,
Что украшает стих его безмерно,
Раздув одновременно время выступленья.
И этот автор поневоле, как заноза,
В сознаньи судей застревал, как победитель.
И жюри невольно поддавалися нажиму стихоплёта,
Что длил, и длил стиха прочтенье,
Сознательно за рамки выйдя регламЕнта;
Но неудобно прерывать – ведь автор же заслуженный работник,
Имеет право; слева тоже.
Однажды Шуриков попал на чудо-конкурс,
Где поэты выступали под девизом, а не под именами.
И представьте, чуть не победил, в призёры затесавшись.
Жюри не знало, кто же автор поданных стихов,
И оценило содержанье, а не автора за прошлые услуги.
И понял Шуриков: на что-то он годится,
Не только на последние места.
Но было поздно…
    Сроки приближались…
         Последний конкурс был уже в раю.

4 декабря 2008 г.