Скорбь-из цикла фиолетово

СКОРБЬ (из цикла «Фиолетово»)



Горячая вода лилась на затылок, плечи, спину... Слишком горячая... Слишком. Очень!
Стэн приоткрыл глаза и определил, что находится в какой-то особой коляске, завезённой в душевую кабину. Он  испугался того, о чём узнал! Стэн увидел своё тело. ЕГО тело!
*
Ты понимаешь меня – нельзя рисковать. За  шесть месяцев наблюдений я не выявил ни одного выброса тёмной энергии! Ни агрессии, ни злобы, ни зависти, ни мести, ни ревности...
Кто это? Гениальный философ? Ребёнок-вундеркинд? Новый Мессия?  Насколько он значим для самих землян, для  их  истории?
У тебя наивысший индекс, Стэн, наибольший опыт. Идти ТЕБЕ!  Понимаешь ли ты последствия единственного своего промаха, малейшего раздражения, тончайшую грань баланса? Ты  не имеешь права на ошибку! Ты  должен справиться!
* * *
Напротив стояла, уперев руки в бока, толстая самка в белом халате. То есть, у  людей такие особи определялись как  «женщины», но данный экземпляр так называть не хотелось. На эти мысли Стэн не имел права, и быстро погасил центр негативных эмоций.
Пар застилал глаза, поэтому Стэн не сразу понял, что в комнату вошла она: «Доброе утро, сыночек!» Он знал, что это – его «мама».
*
Стэн уже был однажды «мамой». Тогда Отдел «С» (Изучения Светлых Чувств) направил его, как самого молодого, но подающего надежды, курсанта, в район убийственных взаимодействий землян. Там, в самом  эпицентре  страшного чёрного взрыва зла,  мерцала яркая и неистребимая точка неописанной ранее любви. Он ждал чего угодно, но этого...  Под завалами разрушенного дома оказалась женщина с грудным ребёнком. Когда у неё закончилось молоко, она, выкусив плоть из своего пальца, давала малышу сосать собственную кровь. Оба выжили. Чудо?
Чудо, что в тот раз выжил сам Стэн. Тогда, потрясённый,  молодой, но поседевший на человеческий манер, курсант  писал отчёт по теме «Чудо материнской любви». Поэтому он уже хорошо знал это волшебное имя «маааа-маааа».
* * *
Вода сразу стала нежной и расслабляющей. Мамины руки тёрли массажной мочалкой  изломанное тело, вытирали мягким полотенцем. Под ласковые слова стихала боль, разливалась нега,  и в изуродованной болезнью полости рта рождались невнятные звуки. Их понимала только мама.
Её улыбка была настоящей, живой и весёлой, а глаза уставшими и больными. Стэн не знал, надо ли гасить это вдруг пришедшее к нему понимание, но интуитивно почувствовал – скорбь не может быть злой.
*
Скорбь, сложнейшее из человеческих чувств, осваивали не все, путая её  с ощущением беды, горя, гнева и  раздражения. Зачатки ропота и выражения недовольства бывали верным индикатором провала экзамена. Кроме того, ни одно живое существо не могло обмануть гениальное изобретение Гоббула,  идентифицирующее  чувства по их лептонным излучениям.
* * *
Фруктовое пюре щекотно текло по груди. Но мама никогда не сердилась: «Мы забыли салфетку? Напомни мне в следующий раз!». Напомнить? Как?
Стэн не очень понимал, каким образом ему общаться с миром, который он, (благодарение Богам Лога!) хотя бы видел, слышал и понимал внутри этого человеческого организма.
*
Планета Стэна называлась Лог, она гибла. Жители Лога разучились чувствовать сами и понимать чувства других.  Тончайшая мутация «эмоциональной индифферентности» молниеносно распространилась по всем материкам. Её «побочным» действием  были  повышенная устойчивость к болезням и генетическая предрасположенность к долгожительству. Население планеты стало руководствоваться лишь рассудком, и эта заумная чёрствость убивала саму жизнь на ней.
Особям, избежавшим мутации, пришлось жить изолированно на космических станциях четырёх спутников Лога. Результаты непрекращающейся научной  работы обнадёживали  горстку колонистов спасти родной Мир.  Земля и её обитатели были основными объектами осторожного и кропотливого изучения спектра чувств и эмоций высших существ.
* * *
После завтрака Стэн рисовал на открытой веранде. Сегодня он впервые, пусть с большим трудом,  сумел выехать на неё самостоятельно благодаря  уникальной системе управления своей новой коляской.
Мама принесла  холст и краски, закутала сына от переменчивого майского ветра, отрегулировала мольберт и укрепила в подставке чистые кисти, чтобы их удобно было брать зубами.
«Не торопись. Чтобы закончить картину мало передать сам пейзаж, нужно вдохнуть в неё своё ощущение новой весны и часть собственной души!»
*
Стэн подумал, почему самое светлое здесь существо – не эта женщина, а то изуродованное создание, которое она так бесконечно любит? И понял – её затемняет чувство вины, которого нет у сына.
Юноша не осуждает никого (в том числе и себя) за её бессонницу и скорбь; а сам умеет скорбеть светло и не горестно, смиренно и терпеливо, необыкновенно доверяя всему, что с ним происходит по Высшей воле.
* * *
Мама уехала на работу, а на веранду пожилой мужчина вывез белокурую девочку. Она не была завёрнута в тёплый мешок, как Стэн, а одета в яркую куртку и брюки. Видимо, все  хорошо знали друг друга, потому что эти двое поприветствовали Стэна, а коляски их  поставили рядом.
Стэн почувствовал  сердцем  такое восхищение и нежность, что  безошибочно назвал это волнение «человеческой Любовью». Затем  мужчина положил под  голые ступни  девочки электрическую грелку и незаконченную  вышивку. На ней, совершенно очевидно, изображался тот же самый пейзаж, что и на картине.
Пальцы тонких маленьких ног ловко взяли иголку  с голубой ниткой (такого же небесного цвета, как сами глаза любимой)  и стали вышивать под деревьями цветы, которых на работе юноши не было. Стэн не видел их и в самой природе с веранды, но … голубые глаза напротив не сомневались!
*
«Входить» в человека тонкой субстанцией, полностью отключая его сознание, не имело смысла, ведь иначе опыт  чувств и эмоций стал бы недоступен. Скорее это походило на временный  симбиоз с землянином. Сейчас душа  юноши так сильно доминировала, что Стэн не сразу понял его намерения. Землянин  хотел поверить в эти цветы, очень хотел! Настолько, что…
* * *
 …что не раздумывая, съехал с веранды на мокрую и скользкую тропинку, ведущую к берёзам над обрывом…
 Стэн ничего не успел сделать.  Да и не имел права  вмешиваться в реальные действия ни одного человека на чужой для него планете...
Глинистый склон, обрыв над оврагом, мелкий каменистый ручеёк на его дне…
Долгое, словно замедленное в вязком пространстве и времени, падение…
Беззвучный двойной удар – тела и коляски… Осыпающаяся сверху потревоженная земля… Замолкшие на минуту птицы…   И  медленная красная струйка, примешивающаяся к прозрачным потокам весело протекающей воды.
*
Все,  так называемые, добродетели Стэна –  его понимание Истины, которым он так гордился, его ужасающая гордыня за собственный «Талант к Светлым Чувствам» – всё стало мизерным снобизмом по сравнению с мужеством человека.
Стэн чувствовал:  то, к чему  шёл в эту минуту землянин,  было слишком великО  для  инопланетянина. Всё, что оставлял здесь Человек, было ничтожно перед венцом высшей милости к нему – он  уже был готов к Вечности.
* * *
«Прощай!» - мысленно шепнул Стэн.
И услышал в ответ очень тихое, похожее на выдох, но удивительно внятное: «Здравствуй!».
*
Яркая звезда затрепетала на экране центрального пульта логиан. Это красотой и сиянием скорбело безвинное человеческое сердце!