Синее облако село на ель..

Синее облако село на ель.
Голос из детства: -Ты мне надоель…
Я ухожу. Истекает неделя.
Голос из детства: -Я супик поеля…

Звёздное небо ложиться на плечи.
Плачут сороки. Качается вечер.
Ветер нескромно колышет траву.
Голос из детства: -Я завтра умру…

Чашка разбита на плоскости пола.
Из многогранников выложу слово.
Вымету сор на совочек и ЦВЕТ.
Тень от кометы- пустой трафарет.

Бухают чётки небесных скитальцев.
В дырах носков их- прозрачные пальцы
змеями свившись в клубки и мотки
чешут чешуйчатые ноготки.

Бабочки нежно плетут макраме.
Гильз от «Макарова» в чёрном дворе
в свете мигалок не сыщешь вовек.
-Лишь бы остался живым человек,-

шепчет случайный прохожий, белея.
Лацкан к груди присобаченный клеем
часто колышется, редко потеет.
Жить как ПОЛОЖЕНО он не умеет.

Может быть с лацканов брать нам пример?
Где ты, готовый на всё костюмер?
Вкруг повернувшись- одни костоломы
кем-то и чем-то куда-то ведомы.

Лица как маски. Заучена сказка.
Семьдесят восемь- веселья гримаска.
Сто сорок девять- роман с продолженьем.
Но эту гримасу не выдержит шея.

Шесть миллиметров. Четвертая власть.
В пропасть сомнения что-ли упасть?
И раствориться в танталовой броши.
Задницы рот от натуг перекошен.

В миске похлёбка: капуста, морковка.
На миске оттиснутая маркировка
завода с Урала, где делают танки.
Подарок сошедшей с ума некромантки.

Обёртки, стекло, малахитовый столик.
Лежащий на нём в пику прозвища стоик.
Букетик фиалок раздавлен ногой.
Вопрос на засыпку «Букетик на кой?»

Испуганно пляшут корявые тени.
О, счастье! Они оказались не теми…
Резина и цепь- это велопробег.
Лишь бы остался живым человек,

стоящий над пропастью в позе Икара,
готовый быстрее болида Наскара
промчаться и финиш отметить шлепком.
Подробности: www.choknutyi.com

Компьютер- железка, но всё понимает,
хоть пиво не пьёт, а потом не икает,
не кается и не стреляет в висок.
И грОши зарплаты не прячет в носок.

Носители сверх-изумляющей веры,
взращённой на сплаве и славе химеры
постылых признаний столетних юнцов
и их малолетних брадатых отцов.

И время аж вывернуто наизнанку.
Навстречу на поезд бегут полустанки.
И ветер размажет о стёкла (мастак)
горячую пену хрипящих собак.

И станция- точка на карте неволи.
А мы, ненасытные, колем и молим
морфина и бога всё больше и больше,
пока здравый смысл или шприц не изношен…

Пока попадаем то в вену, то в Мекку.
Пока, для проформы, признаемся веку:
мы живы и значит продолжится бег.
Лишь бы остался живым человек.