Мизантропия 2 О писательстве

Писать что-то важное можно только на голодный желудок. И в последней стадии нервного напряжения после того, как что-то тебя взволновало, удивило, возмутило. А еще лучше - взорвало, испепелило, убило. Придя с осточертевшей работы, выбравшись из переполненного автобуса, вернувшись из больницы, с войны, того света. Только тогда можно, при помощи корявых слов и фраз, передать сотую часть того САМОГО, НУЖНОГО, НАСТОЯЩЕГО. Но возникает следующий вопрос: кому ЭТО нужно? И нужно ли вообще?

Конечно, писать можно, когда и сыт, и пьян, весел и самодостаточен. Но это уже будет другая проза. Возможно, легкая. Возможно, ироничная. Возможно, пустая. Но нравящаяся большинству. Хотя, возможно, именно она и переживет тебя как писателя, а не твои глубокие, скребущие по закоулкам души, пессимистичные эссе.   

Можно даже писать что-то очень серьезное, когда ты сыт, пьян и вполне счастлив, но для этого нужно иметь израненную душу и ноющее сердце, которые то и дело дают о себе знать. Ну, а изранить и то, и другое можно даже о нежные щечки своей любимой – если у тебя чувствительный организм.

Меня часто спрашивают: почему ты такой злой в своем писательстве? Ха. А разве можно быть добреньким, когда вокруг такое творится? – отвечаю я. Какое? – спрашивают они. Войны нет. Голода нет. Разрухи нет. А колбаса есть. Хм – думаю я – можно ли  объяснить человеку что-то про что-то, акромя войны и колбасы, если он задает такие вопросы? Нужно ли? Не знаю. У меня почти никогда не получается. Но, наверное,  для всего есть свое время. Брошенное тобой хиленькое словцо упадет в благодатную почву зазомбированного читательского разума и даст крохотные всходы. И, возможно, лет этак через –дцать он или она вспомнят, что в начале было слово. Хотя, вряд ли. Но это меня, лично, мало огорчает. Главное, чтобы Древо Правды – ну, или хотя бы Полуправды, или хотя бы Полуполуправды, потому что где она, Правда то? – в море лжи, вранья и ложных забот окрепло и дало свои плоды.

Как можно писать только о «светлом, добром и вечном», когда в мире, где ты живешь, каждый шестой пухнет с голода? Как можно умиленно рассказывать своему восторженному читателю только о своей нежной любви к женщине, детям – цветам жизни и писать трогательные вирши о наших стариках, когда в твоей собственной стране миллионы беспризорных, столь тобой любимых детей, спят в коллекторах и нюхают «Момент», тысячи женщин добровольно ложатся с нелюбимыми в иноземные постели – и не все из них меркантильные нимфоманки, а наши родные старики заканчивают свои дни в зачумленных домах престарелых, а у нас нет времени? Конечно, нет. 

Как можно в стихах и прозе только радоваться своей незамысловатой жизни, когда в этот самый момент твоей безграничной радости, этой самой жизни уже нет для десятка абортированных человеческих существ, которые уже никогда не узнают что такое даже такая жизнь? 

Война и разруха с наших улиц и городов переселилась в наши головы. Только мы никак не хотим этого признавать. Как те душевнобольные, бьющие себя кулаками в грудь и с пеной у рта доказывающие в первую очередь себе, что они то в норме. Дьявол не возле нас, он - в нас.

Нет, надо писать только о проблемах, грязи и ужасе – с ехидцей иронизирует не очень внимательный читатель, который и себя внес в этот легион «любителей позитива».
Ну почему же «только». Не только. О светлом тоже надо – нам его так не хватает. И о добром. И, конечно, о вечном. Но только сквозь темное. Сквозь страшное. Сквозь грязное. Потому что этих темных тонов так много в нашей жизни, наши умах, наших телах. Они везде. А иначе получается, простите за банальность, пир во время чумы. Чума там, за окнами, а внутри празднество. 

И я твердо знаю, о чем говорю. Я не нагоняю страх. Не преувеличиваю. Скорее преуменьшаю. Уверенность эта во мне висит камнем на сердце и лишь иногда отпускает. Уверенность это горою на плечах давит и тянет к земле. Потому что достаточно мне пройти мимо грязной бабушки, копошащейся в мусорном баке, чтобы понять всю ложь этого мира. Достаточно видеть во сне лик нерожденного ребенка, чтобы знать, как неправильно живу. Достаточно, из-за роботоподобной себя оправдывающей гнусавой риторики видеть и слышать Ирак, Афганистан, Чечню и все войны вместе взятые, чтобы знать, что там, где война – Бога и Правды нет, чтобы нам не говорили наши правители.

Достаточно послушать и понять чем сегодня живет несчастное большинство, свято верящее, что они счастливчики, потому что у них есть хорошая работа, машина, вилла на Лазурном побережье, чтобы из последних сил не дать себе возненавидеть все это.

Для нас хорош всякий, кто хорош для нас лично, будь он хоть трижды подлец для остального мира (вывод из разговоров с людьми на тему «Кто есть хороший человек?»). Всякий не поздоровавшийся с нами, или не поддержавший нас в нашей очередной глупости, даже если он регулярно состоит в Армии Спасения и каждый вечер кормит супом бездомных, автоматически мысленно зачисляется в стан «неприятных товарищей», а позже и неприятелей.

«Мне не нужны такие друзья, которые меня критикуют, даже если и по делу. Какие это друзья? Мне нужны такие, которые меня всегда поддерживают» (из разглагольствований знакомой дамы бальзаковского возраста с высшим образованием).

«Для нас всякое дело благое, приносящее лично нам выгоду. Или почти всякое». Даже если это воровство, хищение, подлог, поджог, взятка, браконьерство и пр. Все перечисленное в проворных устах находит веские оправдания, облачаясь в более красивые для глаза и уха одежды и звуки.

Я, кстати, причисляю и себя ко многому вышеописанному… однако не оправдываю. Вернее, часто стараюсь оправдаться. Но очень неубедительно. Может, поэтому и проживу недолго.