Живая очередь человечества

Томится с утра вереница
Фигурами полуживыми;
Глядят равнодушные лица
Глазами, как блюдца большим.
Стянулась пергаментом кожа,
Узлами колени и локти,
Наброски истлевшей рогожи
С живых ниспадают лохмотьев.

Беззвучно течет вереница.
Без спешки, и по распорядку
Заносит, пассивы в тетрадку,
Чтоб случаем не ошибиться,
С рачительностью пунктуальной
В белейшем, хрустящем халате:
И врач, и палач в одночасье,
Чтоб свелся отчет к нужной дате.

К улыбчивому санитару
Идут соблюдая порядок,
И он в сообразную тару
Кладет перекрученный прядок
Волос, и зубную коронку,
Ведь нож и щипцы под рукою:
Привычно, под самую кромку
Отхватит и вырвет с десною…

Дохода здесь вовсе не будет
От тел, что на треть, лишь, от нормы.
Но перепись - на миллионы,
А, стало быть дебет не труден.
Топтались картонные тени;
Глаза их большие все знали,
И только устало взирали
На двери к последней ступени.
 
Идя в безответную вечность;
Картонные лица молчали…
А, в метре ждала человечность
С растопленными печами.
Клубилась прогорклая сажа
Истлевшие души взметая,
А рядом, как воин на страже,
Росток зеленел замирая.

Теней не кончалась колонна,
И пепел останками сальными
Их лица, с белками провальными
Без век, предумащивал сонно.
К трубе обращались их головы
И молча к земле опускались,
Но, с силами вдруг собирались:
Глядя безответно, оторвано.
 
Вы в эти глазницы взгляните,
Коль мужества хватит, и сорвано
Себя, отшатнувшись, щипните:
А, вдруг это вам уготовано:
Когда, только смерть избавленье
От жизни любовью подаренной,
Лишь с заповедью в воскресенье
Прах смерти примерить затравлено.

И вновь этот дым повториться,
И кто-то другой у надгробия,
Дотронется до обелиска,
И ужас пробьет послесловия.
И взгляд тот, им высверлит спины:
Оттуда, картонными лицами,
С глазами, как блюдца большими;
Забытыми всуе страницами.