Если бы ты был настоятелем монастыря в Тибете...

Если бы ты был настоятелем храма где-нибудь в горах Тибета... Если бы ты отрекся от всех земных соблазнов, считал делом своей жизни накопление мудрости в бесчисленных свитках с единственной целью – передать это Знание дальше – потомкам, носил одно и то же рубище и днем, и ночью, и зимой, и летом, из всех слов выбрал молчание, и сидел на утесе под ветвями векового дерева… Совершенно и непостижимо одинокий. И уже совсем не изберложенный.

Узнав о тебе, я бы отправилась в паломничество по твоим местам. Сначала я бы пошла и купила билет до Монголии. На самолет… нет, на поезд… нет…

За пальмовой веткой ходят пешком.

Я бы достала карту… нашла бы на ней Ярлунг, Брахмапутру,  Манасаровар, Кайлас, Дролма Ла, Дарчен… потом зашла бы в интернет и нашла бы там информацию о маршрутах и сообщения других людей в форумах, чатах и досках социальных сетей, которые рассказывали бы как лучше добраться до места. К тому же в миру многие знали тебя… Но, как оказалось бы, никто – никто  в  мире – не знает, как тебя найти сейчас. Поэтому я выключаю компьютер и собираюсь в дорогу. Это смешно, но я даже не знаю, куда мне направить свои стопы, когда я выйду из дома. Я, кажется, даже не вполне уверена, а – стал – ли ты настоятелем храма в Тибете?..

Интересно, а настоятелям можно стучать на барабанах? Ну, в качестве ускорения нирваны…

И я бы закрыла глаза и начала кружиться так, как однажды уже делала. Помнишь, когда я с тобой поспорила, что повяжу глаза шарфом, раскручусь, чтоб потерять ориентацию в пространстве, а остановившись, пойду в правильном – твоем – направлении. Когда я сняла шарф, я увидела твои удивленные глаза, помнишь?

И я увижу твои удивленные глаза.

А может, и не увижу – кажется, монахи не должны ничему удивляться, они ведь так много знают. Но я не вполне уверена.

Все-таки я девушка. Поэтому я захожу в парикмахерскую и прошу постричь меня наголо.
Скорее, чтобы избавить от проблем путников, чем себя. Люди легко поддаются на провокации, а мне несложно лишить их пары-тройки грехов, которые могут перевесить их возможность пойти за Петром. К тому же я не люблю вшей, а подвернется ли мне хорошее джакузи в дороге, я не знаю.

Я даже не вполне уверена, что приличному монаху пристало вестись на джакузи.

Но я совершенно точно знаю, что, даже будучи настоятелем монастыря, ты не откажешься от хорошего крепкого табачка. Все-таки монахи – тоже люди. Хоть и НЕЗДЕШНИЕ.

И я возьму только твою бриаровую трубку.

Кажется, теперь мне следовало бы подумать о гардеробе… Точнее, как и подобает аскету, перестать о нем думать. Я рылась в сундуках в поисках какого-нибудь более-менее подобающего лохмотья, но ничего не нашла. Тогда, не подразумевая old, old Woodstock, я надену те джинсы, которые так тебе нравятся, черную футболкуи, босая, выйду на дорогу. Да, не спорю, мне будет, наверное, страшно. И холодно. Но выхода у меня нет. Рано или поздно все приходят к дороге. Или не приходят – это уж как повезет. Как кто успеет.

Любопытно, что дороги, шоссе, автобаны, тропинки, улицы, железные дороги, переходы, мосты в жизни выглядят совсем не так, как на карте. Поэтому карту я выброшу еще в начале пути. Все карты врут. Об этом мне рассказала одна старая цыганка, смолившая «Приму» у входа в маленькую церквушку на окраине города.

Я пойду к тебе – зачем? У меня нет другого выхода. Есть только одна великая мудрость, завещанная нам богом, и одна великая истина. Люди ищут бога  друг в друге. Я не вполне уверена, но мне кажется, что я пойду к тебе – за ним.

И за всем тем многим, что ты давал мне. За собой самой, которой так много было в жизни с тобой. Которую ты давал мне так щедро и свободно. Которую столькому научил. И за ничем – ибо ничего, кроме того, чтоб ты жил, мне было от тебя не нужно.

Прийдя к тебе, я не расскажу тебе о плохих людях, встретившихся мне на пути. Не расскажу и о хороших.

У меня нет ни малейшего шанса встретить тебя по дороге, но я знаю, что если я перестану к тебе идти, то я перестану идти вообще.


Как в ту ночь, когда я легла на коврик в прихожей… когда поняла и узнала, что тебя больше нет на этом огромном… таком огромном белом свете.