Меня уничтожат, но я не сдамся

Меня уничтожат скандальные, эгоисты.
Дух мой истыкав очумело иглами.
А я у Рая стою для меня распахнутой двери.
Как на экзамене с заученной наизусть молитвою.

Лаская себя по рукам, своей жизни опасной бритвой,
Твердя в предзнаменование слова, как гимн перед битвой,
Эту единственную, окостеневшею на моих языках молитву.

Душу выплюнул прямо в глаза осуждающим,
Как зажёванную грязную зубочистку .
Сегодня я лязгаю, как капкан скорчившейся в углу,
Звякает крыс предсмертным визгом,

Что мне страшится? Отпоют! не так уж я и важен,
Там очередь из более достойных граждан,
А меня примет первого!
Оглядит с головы до ног, а потом накажет,
Как Рим наказывал своего не верного.

И вывернув боль, как выворачивают ягнячью шкуру,
Я кину всем восседающим на страшном суде,
Золотым Руно под ноги ,
Свою не сдающеюся натуру.

И выслушав меня Бог, с рыжем лицом и в тапочках.
В мохеровом халате на диване у телевизора,
Передо мной вдруг, сам упав на колени,
Раны начнёт мне зализывать.

Другие бы обалдели и глазам не поверили,
А я простоволосый и вежливый, как все вы такой же
В пиджаке и галстуке, пропахший портвейном,
И даже весёлый, чуточку внешне.
Предержевующейся своего мнения,
Не привыкшей отнекиваться на обвинения.

Причитая мне сам господь поведает,
Пригласив на Тайную Вечернею.
Омрачит и даже немного разгневает,
Иудейско - Пилатовским представленьем.
Обсосёт Гальгофу как вид провокаций,
А позже все остальные святые,
И церковные современники.
Ко мне на слушанье выпадут из иконостасов.

Вырвут из рук лоскуток моей жизни поэзии,
И начнут с интересом друг другу рассказывать.
Где то там высоко у себя в поднебесье.

И может тогда услышав Бог поверит на слово,
Так похулит, и отпустит мол ступай восвояси
Скажет мне ласково.
Хотелось бы верить в это, если бы история моя,
Хоть чуточку показалась всем сказкою.
Я бы тогда перед Господом Богом ,
Как перед высшей инстанцией,
Выпрыгнул из грязи своего тела,
Православною манифестацией.


© Copyright: Пучков Дмитри, 2005