В каждом возрасте мера другая. Былинка

Надеюсь, зная меня, читатель уже не подумает, что я красуюсь или стараюсь выглядеть лучше. Но с ужасом жду я приближения собственного 60-летия. Да, уже арендован зал, составлен список приглашенных, будет куплен новый красивый костюм, подписаны приглашения, но за всеми этими приятными, согласитесь, хлопотами не забывается, что ты окажешься в центре внимания, что о тебе будут говорить только хорошее, преувеличивая достоинства и забывая о недостатках. А юбиляр, в свою очередь, должен о каждом госте сказать хотя бы одно приятное слово.

Вы не поверите мне, но я очень не люблю быть в центре внимания. Нет, не так: иногда хочу и делаю это, чтобы потом отойти с удовлетворением в сторону. А здесь – три часа словословий, их нужно выдержать, сжавшись в комок, не показать, что тебе стыдно от похвал, но все же приятно. Это сложное чувство радости вперемешку с природной стеснительностью. Поэтому, где могу, стараюсь подобных мероприятий избегать.

Дни тянутся, а годы летят –
Пятьдесят, шестдесят –
Начинается старость,
Когда уже знают, чего не хотят,
Пожелтевшими листиками шелестят
И догадываются, что немного осталось…
Николай Панченко

Да – 60-летие, выход на финишную прямую, а доживешь ты еще очередные десяток трудных лет, - Бог весть…

В каждом возрасте – мера другая протяженности дней и минут. Если юн ты, то время шагает не спеша, как усталый верблюд. Повзрослел – и теперь все быстрее дни проносятся – только гляди! Но, ценить их еще не умея, ты надеешься: все впереди! А когда стали силы не теми и в лицо потянуло зимой, разгоняется бешено время – как бегун на последней прямой. Не удержишь его, не раздвинешь, сколько б дел ни закончил в пути. За каким поворотом твой финиш – не узнать, чтоб его обойти. Юрий Воронов.

Поэтому и мечется душа заранее, зная, что ей предстоит пережить. Правда, в русском застолье есть одно замечательное качество: когда гости в третий-четвертый раз поднимают чарки, цель собрания становится  размытой, и тостующий может запросто заговорить о международном положении или о предстоящих выборах. Даже на поминках, бывает, кто-то заводит застольные песни веселого содержания. Повторяю, это в нашей таинственной русской душе под влиянием алкоголя происходит необъяснимый сдвиг, и люди уже не в состоянии держать на лице постное выражение – жизнь берет свое. И это нормально. Поэтому чем скорее забудут о юбиляре и перейдут, так сказать, к неофициальной части, разобьются на микрогруппы по интересам, тем юбиляру будет легче, честное пионерское! Жаль, что у меня танцы не предусмотрены – тогда процесс пошел бы скорее.

Где-то у Чехова я читал: прислушайтесь издали, какой ровный шум раздается из-за стола, как дружно люди обсуждают нечто общее. Но если вы послушайте двух сидящих рядом соседей, вы с удивлением услышите, что никто никого не слушает, а каждый говорит о своем…

Все юбилеи, юбилеи…
Жизнь наша кухнею разит!
Судя по ним, людьми большими
Россия вся кишмя кишит;
По смерти их, и это ясно,
Вослед великих пустосвятств,
Не хватит нам ста Пантеонов
И ста Вестминстерских аббатств…
Константин Случевский

Но в нашем случае соберутся люди солидные – священники, ученые, писатели, журналисты – их не собъешь, послушать их и полезно, и интересно. Так что неси, юбиляр, свой юбилейный крест. Потом еще не раз вспомнишь о пролетевших минутах. Правда, родное чадо не удостоило поздравить, но к этому нам не привыкать:

К телефону зовут без конца, телеграмм и подарков – в избытке, только сын не поздравил отца: от него ни звонка, ни открытки. Почему он не подал вестей, неужели забыл без причины?.. Юбиляр уверяет гостей, что картина – подарок от сына. Юрий Воронов.

ЖИЛИ-БЫЛИ
Если б вдруг назад отбросить
Этих лет смятенный ряд,
Зачесать умело проседь,
Оживить унылый взгляд,
Горе – горечь, горечь – бремя,
Всё – верёвочкой завить,
Если б можно было время
На скаку остановить,
Чтоб до боли закусило
Злое время удила,
Чтоб воскликнуть с прежней силой –
Эх была, да не была!
Да раскрыть поутру ставни,
Да увидеть под окном
То, что было стародавней
Былью, сказочкою, сном…
Этот снег, что так синеет,
Как нигде и никогда,
От которого пьянеет
Сердце раз и навсегда.
Синий снег, который режет,
Колит, жжет и холодит,
Этот снег, который нежит,
Нежит, душу молодит,
Эту лёгкость, эту тонкость,
Эту ломкость, этот снег!
Если б нам, да в переулки,
В переули, в тупички,
Где когда-то жили-были,
Жили-были дурачки,
Только жили, только были,
Что хотели, не смогли,
Говорили, что любили,
А сберечь, не сберегли…
Дон-Аминадо †1957

… Но то, что я стеснительный – истинная правда.

И ещё: мне подарили четыре портфеля и 12 красивых, наверно, дорогих ручек, и много-много всего, нужного и не очень. А всё равно приятно!
      
     «ЧЕЛОВЕК ОТ СЕБЯ НИКУДА НЕ УЙДЕТ»
У каждого из нас есть потенное место, где мы чувствуем себя особенно хорошо. Это может быть и скамейка в парке, и далекий поселок, где доживает  свои дни мама, и уютное кресло в уголке комнаты, и малохоженная тропинка, и крохотное озерцо в лесу, и целая улица, и дом, где ты провел детство…

Я долго искал свое место покоя и умиротворения - и найти не мог. Но вот затеяли мы стоительство новой бани взамен отсужившей свой срок старой, и пришла в голову мысль поставить второй этаж, где разместилась небольшая, метров двенадцати, «келья». Обшитая сосновой вагонкой, со скошенными по наклону крыши стенами, в полусотне метров от самой дачи, с единственным окном и самым необходимым для жизни – она вошла в меня, как одушевленный предмет; комнатка полюбилась сразу. А если учесть, что нужно преодолеть десять крутых ступенек и открыть в полу (потолке?) тяжеленный люк, вы пойметете, что сюда дорога не каждому. Отец Илия Амбарцумов освятил «келью», и я стал чаще бывать на даче – появилось доселе незнакомое чувство, что только там я напишу что-то хорошее, доброе, дельное, нужное…

Кресло-качалка. Гамак.
Тихая дачная сонь.
Грядка, куртинка и мак –
радости стойкий огонь.

Бабочки. Мухи. Шмели.
Внука смешной голосок.
Здесь, в закоулке земли,
счастье пустило росток.

Только качанье берез,
только сверканье росы…
Кроме кукушкиных слёз,
тут и не сыщешь слезы.
Вадим Ковда

Да если и просто лежать на кровати, то вид с нее заставляет умедлять удары сердца, а мысли текут журчащим ручейком, тихие, мирные, не допускающие волнений прожитых дней. В полнейшей тишине я вижу часть  алюминиевой крыши дачи, над которой взметнулись слившиеся в единую крону, посаженные тестем и тещей лет сорок назад, густые сосны. Взгляд невольно подмечает их безпрестанное движение, и даже в полнейший штиль они покачивают своими игольчатыми ветвями.

А вечером, когда заходящее солнышко освещает стройные стволы, они на глазах становятся золотистыми, изменяя свою желтизну на потемневшую медь по мере ухода натрудившегося за длинный летний день светила в свою опочивальню. Часами гляжу я на это диво и не устаю восхищаться неповторимым мастерством Художника, творящего чудные картины на нашей земле. Вы только вглядитесь – в цветок, травинку, жужжащего работягу-шмеля, в прожилки листа, в облако на подсиненной простыне неба, вслушайтесь в неразборчивый шопот то прибегающей, то ускользающей волны в Ладоге – и не надо никаких книжек, чтобы понять, о чем говорит эта нешумная тишина.

Смотреть на мир – как это много!
Какая радость без конца!
Смотреть на мир и видеть Бога,
Непостижимого Отца.

По вере жить – как это много!
Не уклоняясь от креста,
По вере жить и славить Бога,
За нас распятого Христа.

В молитве быть – как это много!
Встречать сердечную весну.
В молитве быть и слышать Бога –
Святого Духа тишину.
Александр Солодовников †1974
 
А вчера прошел дождь, да нет, не дождь – водопад Ниагарский, а душа омывалась небесной водой и радовалась, как давно не случалось: то ли оттого, что в издательстве показали почти готовую последнюю (самую-самую лучшую мою книгу!), то ли соскучились мы по падающей из набухших влагой туч привычной мокроте, то ли потому, что с духовником по телефону поговорил – он словно берет за эти короткие минутки мою душу и сглаживает, как податливую глину, своими ручками все ненужные выступы и вмятины – и назад вкладывает… А слов-то: «У тебя все будет хорошо, Сашенька…» А ты уже другой, обновленный, только жалко, что ненадого… Как я люблю батюшку! Никто так его не может любить, уверен я, его 60-летний духовный сын.

А еще через три дня конец поста и самый любимый праздник – Успение Пресвятой Богородицы – может, оттого так сладко на душе?

Не спеши – все придет, все сбудется,
свечку загодя не туши.
Что ж поделаешь, коль распутица
и вокруг ни одной души.

Мы привыкшие, нам терпение
было дадено неспроста.
Видишь ангелов? Слышишь пение?
Это значит – конец поста.

Небоскреб и – до неба лестница –
этажи, этажи, этажи.
Это, братец, тебе не грезится…
Это значит – сумел дожить.
Алексей Рафиев

Еще покаяться должен Тебе, Господи: как вскочил с кровати – бегом за стол писать, пока не улетело. И даже не помолился. Может, зачтешь мне эту «былинку» за молитву? Или нет – лучше соберусь я с духом, встану лицом к молитвенному уголку, зажгу свечку и расскажу Тебе все-все своими словами; много чего мне надо Тебе сказать: как дочка позвонила, дела какие в редакции… нет, это только Тебе поведаю…
   
БЕЗНАДЕЖНОЕ БЕГСТВО
Человек от себя никуда не уйдет,
Ни пешком,
ни верхом,
ни в автомобиле.
Ни ракетный корабль, ни зазвездный полет
Оторвать от земли человека не в силе.
Те же страсти, пороки, недуги и зло
На планете шевелятся глухо.
Обновить человека одно бы могло:
Поворот ко Христу и стяжание Духа.
Александр Солодовников †1974

Ближе к концу мысли невольно возвращаются к упущенному, и если не заставить себя отречься от них, - будешь мучиться долго, перебирая день за днём, шаг за шагом, слово за слово – всё сохранила твоя, ты думал, неверная память. Уверен, нет ни одного человека, который за свою жизнь о чём-нибудь не пожалел – о том, безвозвратном, что ни изменить, ни оправдать, ни простить, ни забыть никто не сможет…

Упущенное мгновенье, как тебя догнать? Ни телом тебя, ни тенью к жизни не припаять. Упущенное былое, откуда же было знать, что сладкую лень покоя взашей надо было гнать?! Упущенное прозренье, выйдя из темноты, зачем тогда на везенье сделало ставку ты? Упущенное сегодня – потомок потерь былых, как двое близняшек сходных «во-первых» и «во-вторых». А сумерки – гуще, гуще. Дорогу не отыскать. Тревожно, аж жуть. Но пуще – что нечего упускать. Владимир Фролов.

Внизу в земле копошатся жена с внуком, а я сижу себе в «келье», - тружусь-пишу-работаю…
   
                «НЕ УЗНАЮ ПРИ ВСТРЕЧЕ И СЕРДЦЕ НЕ ТРОНУ»
Намедни позвонила дочка Настя. Я так растерялся от неожиданности, что толкового разговора не получилось. От моих слов растерялась и она. Но когда дочь появляется на твоем горизонте с периодичностью раз в несколько лет – от шести до трех – не грех и растеряться.
   
ТЕЛЕФОННЫЙ ЗВОНОК
- Да, я слушаю.
Слушаю. Кто говорит?
- Это я говорю.
Почему ты молчишь?
И мне кажется,
трубка в ладони горит, -
- Это я.
Как доехать к тебе, и куда?
Я твой адрес забыл…
И внезапная тишь…
Только в трубке
коротких гудков череда.
Почему ты молчишь?
Почему ты молчишь?
Людмила Попова

Да, по совести говоря, страстное желание наладить с единственным чадом нормальные отношения постепенно затухло, и ждать хорошего я перестал.

Обещали писать. Адреса записали. А расстались – опять адреса потеряли… Дмитрий Лобанов.

Тем более, батюшка очень волнуется, когда дочь появляется в моей жизни. Три года назад она вдруг написала по электронной почте коротенькое послание, и я не замедлили ответить.

Договорились встретиться, но встреча не состоялась. я долго переживал и медленно отходил от лжи. И вот – опять новый звонок. Шесть лет, пока бывшая жена оставалась в Питере, дочь не давала о себе знать. Как только к ней переехала мать, - начались письма и звонки. До сих пор не может бывшая жена простить мне развода, хотя и жизнь наша подходит к концу. Замуж не вышла, а одиночество и болезни к старости начинают одолевать все сильнее.

Непорочно зачатие в мире порочном. Заклевали года – и шугнули с гнезда. Дали перегорели отцовством заочным. Это птичья судьба – с глаз долой навсегда. На разлучный причал осыпаются кроны. И былье замела безоглядно листва. Не узнаю при встрече и сердце не трону – все слабее со временем эхо родства. Борис Рябухин.

Я бросился к духовнику. «Надо было поговорить, Саша, а теперь уж поздно перезванивать».

«Но вы же, батюшка, просили меня больше не связываться с дочерью». «О-хо-хо, - они там в Москве тебе все косточки перемыли», - вздохнул отец Иоанн, знающий все наперед, но ничего не добавил. А я так и остался со своим недоумением и растерянностью. Да еще жена, наивная душа, тоже расстроилась и говорит: «Может, Саша, Настя повзрослела и все поняла?..» Боюсь, поняла, да по-своему: вокруг моего «наследства» жена старшего брата давно ведет с дочкой закулисную подготовку. Как мудрёна, как запутана наша жизнь! Даже советы духовника не всегда идут на пользу…

Отцы, не оставляйте сыновей!
Не унижайте их подарком к дате…
Всё можно изменить в судьбе своей,
Но только сыновей не покидайте.

Пока малы – за них в ответе мать –
От первых слёз и до вечерней сказки.
Но как потом их будет не хватать
Мужской поддержки и отцовской ласки.

Им непременно надо подражать
Своим отцам – на то они и дети.
Родную руку молча подержать,
Уйти с отцом рыбачить на рассвете.

Обида вас настигент иль любовь –
Не уходите… Вы им всех дороже.
Ведь в жилах сыновей отцова кровь.
И заменить её никто не сможет.
Андрей Дементьев

Так и живу – без родного брата, без родной дочки… Жена говорит: «Сейчас во многих семьях такой раздрай». На глаза наворачиваются слезы: мы же един род, одна кровь в наших жилах…
         
ЛИНИЯ ЖИЗНИ
Вот говорят: «Что было, то уплыло»,
свои же корни заживо рубя.
Все оставляю при себе, что было,
ни в чем не отрекаюсь от себя.

Ну некрасив, ну не безгрешен – каюсь,
суди меня хоть с носа, хоть с хвоста,
но от того, чем жил, не отрекаюсь,
как некий сын, не помнящий родства.

Я не беру назад свои улыбки,
не путаюсь в трех соснах, как в лесу,
и каждый день за прежние ошибки
по всем статьям ответственность несу.
Глеб Пагирев †1986