В память о маме, Стуловой Полине Афанасьевне

                «Мать»

Кажется  управилась:  коз  всех  подоила,
Накормила  Найду, кошке  налила,
Прибралась  немножко  и  не  стало  силы –
Двор  уже  в  потемках  еле  домела.

И  спина, и  руки – всё  гудит  натружено.
Слава  тебе, Господи, - день  хоть  пролетел.
С  самого  рассвета  на  ногах  всё  кружишься –
И  присесть-то  некогда, и  не  видно  дел.

Сына  два.  Оболтусы – помощи  не  выпросишь.
Оба  бестолковые, прямо, как  укор.
Только  ведь  не  куплены, не  возьмёшь,  не  выбросишь –
Шевелятся  под  сердцем  оба  до  сих  пор.

Старший  уж  женатый, только  нет  здоровья,
В  школе  был  ударником, но  не  повезло.
А  второй  родился  материнской  болью:
Простота  без  хитрости – жизнь  вся  на  излом.

У  соседей  дети – всё-то своих  радуют:
По  хозяйству  до  ночи – палки  не  лежит.
Ну, а  эти  выросли – ни  чего  не  надо,
А  начнёшь  ругаться – слова  не  скажи.

Разве  мать  плохому  сыновей  научит?
Люди – все  чужие, как  коснись  беда.
Всё  для  них  стараешься, хочешь  всё, как  лучше –
Не  дойдет  до  неслухов, видно, никогда.

У  самой  здоровья,  вовсе  и  не  стало –
Вот  женить  бы  меньшего – больше  не  нужна.
Да  чего  там  скажешь: шестьдесят  без  малого –
Нету  сил, а  хлопотами  вся  окружена.

Козы, куры, кошка – все  зовут, все  ластятся,
Все  всё  понимают, лишь  не  говорят.
Заломило  сердце, снова  заненастится.
Где  же  Женька, бестолочь, ладно  б  у  ребят.

Может  натворил  что: подрался, в  милиции?
Ничего  не  думает – здесь  с  ума  сходи.
Свитер  недовязанный  ждёт, лежит  со  спицами,
А  Покров  об'естил  стужу  впереди.

Голова  о  старшем  не  болит – одетый,
Ну, а  этот  на  зиму – чуть  не  нагишом.
Вот  ведь  шалобродничает  до  потёмок  где-то,
Мать  сиди  и  думай, а  ему  ништо.

Полный  холодильник  снеди  всякой, сладости,
Лишь  во  рту  ни  крошки, и  не  проглочу.
На  дворе  собака  завизжала, кажется.
Ох, явился  мыкатень.
                «Мама, есть  хочу!»

Вот  и  полегчало, видно  от  таблетки.
Надо  подниматься. Мясо  на  плите.
«Где, сынок, всё  бродишь?»
«А, сидел  у  Светки.
Ну, чего  ты, мама, снова  в  темноте?»


                1987 г.


          *  *  *


Весь  мир  в  каком-то  смутном  далеке,
И  вся  земля  от  ужаса  застыла.
И  ты, на  рвущем  душу  сквозняке,
Стоишь  и  смотришь  в  Мамину  могилу.

Как  в  жутком  сне, всё  как  в  кошмаре  спешном,
Глядишь, как  мечутся  старательно  лопаты,
Как  набухает  чернозёмом  не  осевшим
Святая  самая, на  всей  Земле, заплата.

И  вот  уж  ничего  не  надо  больше  Маме:
Ни  наших  дел  земных, ни  неба  с  бирюзой.
В  груди, сжигающее  страшной  болью, пламя
Природа  тушит, не  спросясь, слезой…

Тупою, глупой, серой  суетой
Скорей, скорей  забить  невыносимость.
А  дом  без  Мамы  ждёт  холодный  и  пустой,
И  надо  б  всё  принять, душой, как  Божью  милость.

Когда  у  матерей  седая  голова,
Когда  им  каждый  час  и  каждый  шаг  с  опаской –
Не  берегите  добрые  слова,
Не  опоздайте  со  скупой, мужскою  лаской.

Теперь  вот  ничего  уже  не  надо  Маме:
Ни  радостей  земных, ни  суеты  с  козой…
И  грудь, сжигающее  горькой  болью  пламя
Природа  душит  изнутри  слезой…

                апрель  2005



      *  *  *


Крест  деревянный, временный.
Холмик  земли  за  оградкой.
С  чем  может  быть  соизмерено,
Место, что  в  крайнем  порядке?

Ворон, шагами  спугнутый,
Каркнул  надрывно - прощальное.
Слышишь  ли, Мама, оттуда  ты
Эхо  жизни  печальное?

Видишь  ли  взором, как  сказывала,
Небо  от  скорби  белесое?
Там, в  домовинке  разовом,
Родненькая, не  тесно  ли?

Можно  ещё  немножечко
Я  помолчу  с  тобой  рядышком?
Русский  стаканчик  водочки
Пресным  заем  оладушкой?

Как  от  тебя  не  хватает  мне
Слова, хотя  бы  спешного.
Видишь  ли  ты, как  тает  снег
Водами  неутешными?

Крест  деревянный  в  холмике
Вытянул  тени  к  вечеру.
Истина  съёжила  холодом:
Мамы, и  вправду, невечные…

                Апрель  2005г.






                *   *   *

Спой  мне,  Мурка,  песню, ту, что  пела  Маме
Под  ушедшей  лаской  её  рук.
Нет  твоей  хозяйки  уже  больше  с  нами,
Опустело  как-то  всё  вокруг.

Намурлыкай, милая, что-нибудь  мне  тёплое,
Дом  былым  уютом  обогрей,
Чтоб  в  твоём  сердечке  память  тоже  ёкнула
Шаркающим  шагом  у  дверей.

Гладь  мою  рубашку  коготками  цепкими –
Все  мы  у  судьбы  на  поводке.
За  окном  синички  по  белью  прищепками,
Тоже  ждут  старушку  в  вязаном  платке.

Быть  чему – не  нам  решать  иначе.
Вновь зима  раскинула  белый  свой  палас.
Жмуря  свои  щелочки  кошачьи,
Может  в  мудрости  своей  ты  глубже  нас.

Муркай, моя  нежная – не  всегда  жизнь  мачехой.
Ну, а  если  и  пиннёт  слегка –
Пледом  хвост  на  мордочку  и  свернись  калачиком,
Дожидайся  в  чашку  молока.

И  у  нас – не  всё, как  бы  хотели.
Видишь, как  загадывать-то  впредь.
Только  крестик  мамин  не  тревожь  нательный –
До  конца  ему  мне  сердце  греть.

                Ноябрь  2005г.