Моя проза

             

   Мир в то время, когда мы были девчонками, нуждался в существенной доработке. Ну, посудите сами: ведь было ВСЕНЕЛЬЗЯ. Все – нельзя! А то, что было МОЖНО, совпадало со словом НУЖНО. А МОЖНО и НУЖНО это как Северный и Южный полюс. Вот мы и дорабатывали этот мир. Как могли. А могли как? Да придумывали. Придумывали, придумывали… Не было компьютеров, Интернета, а виртуальный мир уже был. В этом мире жили наши духовные клоны. В то время как физические клоны ходили на собрания, демонстрации, пели Интернационал и мели на субботниках. Так как мы были еще очень молоды, то не умели быстро разделяться по клонам, а тем более быть одновременно в обоих. Поэтому мы часто «зависали». Обычно при переходе из духовного в физический. Но тут – ничего удивительного. Ведь, в принципе-то ты - душа. А уж потом получаешь все физическое, как абонемент на земную жизнь.
    В момент зависания мы, обычно, представляли собой плачевное зрелище.
    Вот, помню: вызывает Галку Сушкову Евгений Дмитрич – наш физик. Не просто физик, а маг перевоплощений. Хотя, что я говорю? Какой же маг? Выловили его в два счета и истребили. Сначала как духовного клона, а потом и как физического.
   Так вот, вызывает он нашу Галину стоя за своей огромной кафедрой (школа наша была – продвинутой).
- Сушкова.
Она встает и …зависает.
- Ну, так что? Отвечать будете?
- Буду.
- Ну?
- Меня не было.
- Что?
- Меня в тот день не было.
- В какой день?
- Ну, в тот.
- В какой?
- Когда вы задавали это.
- Что?
- Ну, это. Что спрашиваете…
- А что я спрашивал?
   Галка,  в отличие от знания физики или какого другого предмета, всегда знала, что задавали, вероятно, из-за своего пристрастия к порядку. Поэтому выдает Евгению Дмитричу длинное название непростой темы без единой ошибки.
- Да, действительно я это задавал, только, вот, не помню – когда.
- В пятницу.
- В какую?
- В прошлую.
- В прошлую?
    Он открывает журнал, ищет и, наконец, обрадованный, что нашел:
- Ну?
- Меня тогда не было.
- Да? – он опять что-то ищет в журнале и обескуражено: - Ну ладно, садитесь. Простите за беспокойство…
   Она садится. Все хохочут, она не понимает – почему. Ну что такого, что она помнит когда и что задавали. Это МЫ понимаем, что за это время можно было бы давно все выучить, особенно если ты так хорошо в курсе, что задавали.
    Галка, Галка… Где ты сейчас? Вспоминаю удивительное создание с огромными светло-голубыми (цвета весенних луж), слегка навыкате глазами, длинными, чуть вьющимися, каштановыми волосами. Помню ее красивый носик – тонкий в переносице и небольшую бульдожинку, которая придавала шарм всему ее личику неизъяснимой чистоты и какой-то вседопускной вседозволенности.
   Да, терпела она от нас. От нас с Виткой. Ну не было у нее ни в роду, ни в семье никаких декадентов. Где ей было набраться всего того, что рвалось из нас, еле сдерживаемое.
   Да уж, на язык мы Ильницкие были – о, го, го. Поезжайте в Алма-Ату, зайдите в школу № 56 и спросите…
Только не знаю, найдете ли те поезда, которые увозят в прошлое. 
   Да! Так вот про нас с Виткой. Витка это мое второе я. Видно, долгое время у нас был общий духовный клон. Такое бывает. Вообще, она моя двоюродная сестра. Кстати, у нее мое имя. Мой папа был уверен, что у него родится сын. Вот и выболтал то имя, которое мама приготовила для дочки… А они и назвали так свою. Через месяц я родилась, мало того, что не пацан, так еще и имени нет. Уж потом кто-то из родни сжалился, пошел и записал. И имя сам придумал - в честь моей мамы. Так и стала я Иркой, чтоб не путать с Ириной старшей.
   Рассказывали, что когда меня принесли из роддома – положили вместе с месячной Виткой в кровать. И не было для меня в детстве большего счастья ,чем спать с Виткой в одной кровати, на больших перовых подушках, закрываясь пуховым бабкиным одеялом. Спали мы в самой дальней комнате большого бабкиного дома, там и обдумывали все свои самые бредовые идеи. Помню эту комнату с большим дедовым письменным столом и огромными всегда незашторенными окнами, выходившими в заброшенный сад – зимой по колено заснеженный, а летом – по пояс заросший травой.
   Трудно рассказывать о прошлом не сбиваясь, не перескакивая с одного события на другое. Память, ведь, не послушная «мышка». Бегает и щелкает, бегает и щелкает…
   Вот мы с Виткой бьем кукол. Чего ради – не знаю. Стоим и хлещем несчастных пупсов об угол старинного буфета, из которого поили нас керосином. На самом деле – пертуссином, но долгое время я думала - именно керосином. От того момента осталось в памяти одно чувство, что я – сволочь. «Вика – хорошая девочка. Она, просто, повторяет за Иркой…» В общем-то да, наверно, я была сволочь, но самая безобидная сволочь в этом мире.   
   А вот еще, из более позднего.
   В школу не пошли, сидим. Я, Витка, Галка  в теть Ларисиной, Виткиной мамы, комнате. На улице мороз, солнце, слепящий снег, небо – голубое, голубое… В комнате очень красиво, чисто. Печка гудит. Книжки о любви в руках. Дома – только дед. Совсем старый. И его уже как бы нет. Надоело ему по клонам мотаться. В «физику» редко спускался и все спал…
   Так вот. Сидим. Вдруг Галка вытягивает руку с указательным пальцем вперед, в окно и делает вид, что челюсть ее отвисла, как у козы в мультфильме. Этот жест был нашим опознавательным знаком. Означал он, что надо к чему-то привлечь общее внимание. Мы провожаем глазами ее указующий перст и видим: по двору, по дорожке мимо сугробов идет наша «классная». Вера Константиновна - Верка. Никогда не забуду огромную рыжую лисью шапку, которая грозно покачивалась в такт ее шагам. Помню еще, в руках у нее был журнал. Конечно, видеть она нас не могла, но мы, как по команде бросаемся на пол и ползем в разные стороны, вроде как в шутку, а вроде, как и всерьез, не упуская притом возможности подурачиться. Я прячу голову под домашние тапочки, Галка тоже играет какую-то роль: «Скажите, что меня нет, что я уже умерла…» Одной Витке не до смеха. Она срывается в прихожую, подбегает к двери, поворачивает ключ в замке столько раз, сколько возможно. Мы слышим уже, как Вера Константиновна поднимается на крыльцо, отряхивает ноги и пронзительно звонит. Мы не на шутку испугались и заметались по полу. Витка, наша Витка берет инициативу в свои руки. Знаками показывает нам, что нужно сидеть тихо, всовывает ноги в огромные дедовы калоши и нарочито громко шаркает возле двери. Звонок повторился, потом еще…
- Хто там?- спрашивает Витка, ну совершенно дедовым голосом. Мы – ошалели. Вот от кого ничего такого никто никогда бы не ожидал, так это от Витки. Я – ладно. Балду гонять, врать не моргнув, списывать, да что угодно… А она со своим видом круглой отличницы производила всегда впечатление совершенно порядочное (не могу не заметить, что вид этот - круглой отличницы долго и плодотворно служил ей на ученической ниве).
- Х-х-х-хто там? – спрашивает она еще раз.
- Я…
-  Х-хто?   
- Я, Вера Константиновна. Здравствуйте, дедушка. .. Откройте пожалуйста.
- К-Т-О  Т-А-М?!
- Я, Вера Константиновна! Классная руководительница ваших девочек. А девочки дома?
- Х-хто?!
- Я... здравствуйте...откройте пожалуйста.
- Х-хто?
- Я.
- Х-хто?
- Я.
- Х-хто?!
- Я...дедушка...
   Мы уже катаемся по полу в диком припадке беззвучного смеха. Витка – неприступна:
- Х-хто там, я спрашиваю?!
- Я. Здравствуйте. Вы Викин дедушка? А кто-нибудь дома?
- Нет, х-хто ты?   
- Я – классная руководительница.
   И так далее и тому подобное. У нас с Галкой – ступор. Смех не помещается внутри, но и не может вырваться наружу. Мы понимаем: еще немного – все! Или описаемся, что очень плохо (ванны нет, а туалет на улице) или расхохочемся вслух… Мы показываем Витке, что мы больше не можем. Она сама – красная, как помидор, ну смешно - до смерти.
- Дедушка, может, вы откроете? Тут вот, соседи все слышат, просто неудобно. Дедушка, вы еще там?
- А ты?
- Я здесь! Вы кто?
- Нет. Это ты кто?
   Наконец, Витка решается:
- Нет никого. Завтра приходи, - разворачивается и шаркает до порога нашей комнаты, вылезает из калош и на четвереньках ползет к дивану. Зарывается лицом в подушки и плачет. Мы, как можем, успокаиваем ее, как бойца, вернувшегося с передовой. Ночью мне снилась большая лисья шапка. Она гонялась за мной по двору и по школе…
   А на следующий день на уроке русского языка и литературы наша классная, Вера Константиновна, странно и внимательно смотрела на нас. В этот раз все обошлось.