поэма в стихозе

De profundis clamo ad Te, Domine!

 
 
Пролог

Уходит еще одно лето,
Суетой подгоняемо, прочь.
Он стреляет обскурой  несмело
И так и не выстрелил в ночь.
Распутье опять и броженье,
Андеры капусты хотят
И смотрят не в том направленьи –
И этим до бесиков злят.
А злость достается Джазбасу  –
Пылится и тихо молчит.
И копия Зевса чужая
Своими понтами сорит,
А Гея  – ирония злая! –
Распяла слезами на долг.
Его Seven-я
тоже банальна:
В ней каждый другому – как волк…

Последние тверди остались:
Колодец с любимой Мечтой
И вежливый город в озерах.
Все прочее - =душный зной.



«Красавицы»

… и Красота все также просит жертв…
Наверное, поэтому
Они, как будто на ходулях,
Все также аккуратно
на каблуках ползут.



Мозгоблудие

Премия Кандинского
Художник Года
‘ZeroСемь.

Инсталляция:
«Стаканы, пластик, сотня грамм».
А мы подумали фуршет,
Шампанского нальют… Ан, нет!



Леметрисс

Носатый Леметрисс,
Ты псих
и моральный урод.



Чтобы я отныне перестал…

Да бых аз отселе престал
Напщевати вины о гресех
Помози обетшати ми в сей детели.



Свадьба

Парад цветных волос, ботинок длинных,
Носов огромных, круглых, красных,
Фальшиво-добро-счастливых улыбок,
И горьких криков сладких.
Все линии в шаблон попали точно.

$ $ $

Держался, упирался лапами
и отбивал кляйнбюргер  файр .
Но Гея влажными глазами
Ударила поддых.
И сверху долгом припечатала.

Ну, как теперь смотреть на вас,
Не брезгуя, не притворяясь?!
И как простить ваш духо-скальпель,
Которым режете,
Перекроить опять пытаясь?



Просьба

Не распинай
Нище-беспомощной старостью
В темной коробке мятых рублей
И серых, гранитно-смоговых дней.
Позволь уснуть молодым.
Или утесом стать, пьющим закаты,
Седеющим солью теплой волны,
Смотрящим в глаза любимой Мечты.



Война

Черноволосые южные люди
Забыли шашлык и вино, гнусно давят
Другой виноград, с темно-красным
Соком густым – он как яд:
Тела замерзают, дыхание гаснет.

Слезы старого мастера спорта
стрельбы: «Я взять бы хотел автомат…
Мне дочь не найти…»

Горе кипит, выливается криком,
Страх завывает,  огнем расцветает
В небе когда-то прекрасном, целебном.
И безнадежности стон.

Безумец в трусах полосатых
В мясорубку кидает все новых овец
С глазами пустыми, все мысли отдавшими
Ящикам-пушкам –
уж там-то им все повернут
Под нужным углом или светом.
Другой же рукой держит вагу  –
И пляшет послушно
глупый южный главарь.

И катится все это к третьему аду.



(re?)Tired

Вот бы уехать!
Совсем. Навсегда.
И жить на коморинском мысе …



?

Надеюсь, что моя Даэна
Окажется высокой статной девой,
А мост четвертого дня
Широким, как футбольные поля…

Kind, kind, kind...



Вирши

- Зачем все это, друг мой?
Ведь это не останется…
какое там «в веках»!
Твои же добрые друзья
их не оценят, не поймут!
- Да, я не для того.
Мне просто по-другому
трудно жить.
Мне это – как дыхание…
Или почти…



Вопрос

Кто я?
Кто?!!!..............
The Whoй в пальто....
.....................
Да, нет же, в куртке.

Deus meus! Deus meus!
ut quid dereliquisti me?



Саламандра

В этот вечер черный,
Когда желтых фонарей сиянье
Деревья коронует золотом,
Мне хочется держаться рядом
С твоим теплом, добром и светом.
Ночь замерла, как саламандра
На остывающих гранитных рукавах.
И сквозь лиловой ваты комья,
Не зацепившейся за темные шпили,
Мы видим крошки серебра…
Смотри в мои глаза, смотри.

Так грустен мне рубин вечерних фар –
Как будто что-то не догнать до срока.
А золотой богине наверху, на крыше  –
Так снисходительно молчит –
На это все равно.
Качается вода волнами, растворяет
В себе, холодно-черной, страшной
Такие слабые попытки фонарей.
На призрачных коробках трехогневых
Пульсирует, как боль, веселье.
Светохудожники стреляют
Пылание мостов, архитектур…
Как может земноводно спать,
Когда суровый город пляшет
И отдает свои огни?
И в бочках старых, бывших petrol
Горят костры, что греют грязных.
Шакалы жмутся по углам.
И так, смотря в затылок другу,
Проходят дни.
Смотри в мои глаза, смотри.



??

Надеюсь, что твоя Даэна
Окажется прекраснейшей из дев,
А привезет тебя к широкому мосту
Аслан, добрейший лев.



Было бы справедливо...

Приют для кошек и собак бездомных.
В вонючих, тесных клетках
По десять пар зверей.
Нет солнечного света,
Травы и воздуха, 
дождя, еды.
Тела уже ушедших поедают
Голодные собратья…

В концлагерях военных для людей
Каннибализма не было.

Сравни.

* * *

Десяток людей незнакомых
Не стоят одной незнакомой
лошади.
А жокеев и сотни не хватит.

Идиллия:
Лошади ловят акул
на человечину.
_ _ _

Было бы справедливо…
Но они бы не стали…
Так кто же человечнее из нас?



Забыты?

Хи Ро, они все твердо заучили,
Что ты опять придешь сюда.
И каждый слишком точно знает:
Каким и почему, когда.

Кадилят свечи, бабки шепчут,
Твой бесконечно грустный взгляд.
В их мантрах облегченья нет.
Уныния тяжелый яд.
В ее глазах, существовании –
Твое признание в любви,
Но «так не нужны маяки,
И так давно постыли люди»…

Сбежать бы к теплой, бирюзовой
И солью пахнущей волне…
Опять обман: ведь соль не пахнет.
Ну, ничего, и так отлично…
Пожалуйст, а?



Не кэнсер

«По-доброму опухли клетки».
Звучит довольно странно,
Но мы согласны, пусть.
Уж лучше звук нелепый,
Чем злобный хворе-червь.
Спасибо, ^!



Смирение

Смирение приходит незаметно –
Как в ванну наливается вода
Сквозь душ, свернувшийся на дне.



Раскол

Зачем же было так все портить?
Зачем стремился в них остаться?
Зачем ты на своем не настоял?
Зачем хотел соединить,
что единению неподсильно? –
Зачем так ценишь эти части,
что сталкиваешь их до крика?!
Не нужно клеить половины,
Тем более одна
уже не та.

Твой выбор очевиден.
Действуй…

Шумный вдох
И долгий выдох.



Надежа-царь

Mesure-Wing|s,
вы где?
У нас такой бардак
на нашем общем
Big Blue Ball!..

Ну, да, конечно!
Вот опять:
Кричим, воздев ладони,
Ищем слева, справа,
Внизу и наверху.
А так, чтоб просто:
Растение отпустить,
Подняться и поплыть свободно… –
Это нет!
Намного проще пальцем тыкать:
«Смотрите! Чудо! Царь летит!»

^^^

Быть может потому
Тебя не слышим и не видим,
что вместо знания –
набор ленивых отговорок:
Народный опий, змей зеленый,
Бумажный идол и таблетки,
Семейный ад и жидкий мак…
И соль по вкусу.
Voila!



Искомый берег

Серый холод, ветер, птицы.
Осень предлагает долго жить.
У тебя за пазухой, наверно, тихо –
Никому теперь туда не влезть.

Мелькают лица, вянут встречи,
Тропинки тянутся из глаз
подруг тех малых, глупых лет.
Английский Томас внутрь сверлит
Таким любимым скулежом.
Засушено-вреднющие людишки
Торопятся места занять
И уважения требуют
к своим годам, потерям, болям.
Кричат собаки, бьются листья,
Все реже хочется идти.
Я помню свет и силу мысли,
Но не могу уже. Прости.
Там, впереди – холодный, черный
И безразличный до всего туман.

Я в темноте, я в темноте,
Я слеп, и глух, и нем.
И нет тебя. Ни здесь,
ни где-то рядом.
Нет.

На дне печальной, тихой лодки
Лицом к тебе, чтоб видеть свет.
Заснуть, и пусть уносит,
Куда-то вниз, где лес молчит
И ждет достойно в берегах,
Склонившись мирно над водой,
Касаясь
Усталых глаз и впалых щек,
Худой груди и мышцы вечной.
И выйдут на зеленый берег
Медведи, белки, муравьи.
Проводят взглядом и взгрустнут.
И будут желтые огни.

11.08 — 21.11.2008 г.


Рецензии