В Москве
– Да, да, я выхожу, – очнувшись, оповестил он смешливую проводницу, которая, вдруг оказавшись перед ним, ехидно осведомилась, не собирается ли зазнобленный читатель поехать в обратную сторону.
– Видите ли, в чём дело, – с самом серьёзным видом сообщил он при выходе из вагона девушке, наряженной в новенькую железнодорожную форму, – я на самом деле до конца не уверен, стоит ли мне сейчас выходить…
Увидев озадаченное лицо проводницы, Богдан также серьёзно и раздумчиво резюмировал:
– Но всё-таки надо решаться, ведь под лежачий камень вода не потечёт, – и, покачивая могучим рюкзаком, он степенно двинулся к вокзалу, оставив железнодорожную барышню в полном недоумении.
У вокзала его ожидал старый коллега по работе на «МУВЗе» Александр Батюшков, который невероятным образом сумел вырваться из заводской суеты и, взяв служебный «Баргузин», лично приехал встречать старого товарища.
– Директора нет, он попросил меня заняться твоим устройством, – радостно улыбаясь, сообщил Александр, пожимая Богдану руку, – комнату в общежитии для тебя нашли получше, с окнами.
Прибыв на завод, они направились в кабинет Александра, где, заварив кофе, сели за рабочий стол, чтобы обговорить всё, что было связано с предстоящей работой. И тут перед ними появилась незнакомая миловидная дама лет сорока, которая весело сообщила:
– Александр Владимирович, мне в пять надо уходить. Можно, я Богдана Владимировича от Вас заберу, поселю, а после вы обо всем поговорите!
– Хорошо, Марина Ивановна, давайте… Рюкзак пока побудет здесь, я сегодня задержусь ещё часа на два, – устало согласился Александр.
Пока шли по заводской территории, Марина ни на секунду не умолкала. И уже через десять минут Богдан знал, что она раньше уже работала на этом предприятии, когда генеральным директором был Кротов, совершенно замечательный человек, друг семьи. И вот сейчас Кротов вернулся на завод в качестве одного из директоров, и она, конечно же, с одобрения мужа, как ниточка за иголочкой за любимым директором вернулась на «МУВЗ».
– Сейчас мы заберём раскладушку, постель, хозпринадлежности и пойдём смотреть твою комнату, – сообщила она, отпирая двери металлического склада.
Как-то сразу почувствовав, что перед ним вполне свой человек, Богдан тоже перешёл на ты, принимая из рук Марины нехитрый инвентарь.
– Стоп. Куда это мы собрались селиться? – раздался за их спинами язвительный вопрос, – Всё занято!
Оказывается, за разговором не заметили, что сзади к ним подошли два человека: один из них бывший начальник цеха, уже немолодой Сергей Беляков, второй – теперешний, Сергей Чертогов.
– Как занято? – удивилась Марина, – Генеральный ещё на прошлой недели лично распорядился, крайнюю комнату освободить для Богдана Владимировича, прежний жилец уволился…
Оба начальника цеха были хорошо знакомы Богдану. Четыре года назад, столько же проработав, Богдан уволился с «МУВЗа». Причина увольнения была тривиальной – отсутствие своего жилья в столице. Приходилось чуть ли не за ползарплаты снимать однокомнатную квартиру в стороне от завода и при этом постоянно чувствовать себя на птичьих правах. Ладно бы один, а тут жена и двое детей, младшему из которых не было и трёх лет! Вот и семья жить в этой чужой тесной и напрочь убитой квартире долго не могла: три месяца – и назад в Новосибирск, а каково было старшей: по три раза в год переходить из одной школы в другую. Хорошо хоть проблем с учителями не возникало, на «отлично» училась дочка что тут, что там.
– Кого-о? – вдруг ни к селу ни к городу брезгливо переспросил Чертогов, уподобляясь одному из чеховских персонажей.
– Вот так и занято! – тихо пояснил Беляков, – Женька ещё не съехал, а отбыл на сорок дней сыну, вы же знаете, какая трагедия у него произошла?
– И что делать? – озадачилась Марина.
– Селить пока к Мише, – уверенно предложил Беляков.
– Да вы, что? – изумилась Марина, – Там и одному-то не развернуться!
– А что, у вас есть другой вариант? – презрительно переспросил молодой Чертогов, – не надо было приглашать, раз жить негде! – надменно добавил он, а пожилой Беляков виновато улыбнулся.
Что ж, деваться некуда, пошли к Мише.
Высоченное четырёхэтажное производственное здание довоенной постройки смотрелось мрачновато и совершенно не походило на общежитие. Побитые ячеистые окна, древний выщербленный кирпич, кое-где трава на нишах и даже небольшой куст на выступе у крыши, где когда-то находился одинокий балкон. Входная дверь была вмонтирована в железные ворота, за которыми в подвал обрывалась трёхметровая яма с наклонно опущенными в неё полозьями.
– Осторожно! – предупредила Марина, обходя яму слева, где начиналась лестница. "Мда, а ведь в суете да на хмельную голову можно нырнуть туда "щучкой"… с непривычки," – невольно подумалось Богдану.
На разбитых ступеньках широкой лестницы под ногами идущих похрустывал, как первый снежок, мелкий мусор, попадалось битое стекло, окурки и харчки. В душной атмосфере висел гнилой застоявшийся запах табачного дыма, электросварки и, похоже, перекисшей мочи.
На верхнем этаже обнаружилось несколько разнокалиберных дверей и крутая, почти отвесная, металлическая лестница, ведущая, если так можно сказать, на антресоли, с которых из чьей-то каморке невнятно бубнил телевизор. Кое-где стены были выполнены из толстого листового железа, и, судя по голосам, в железных комнатах без окон тоже кто-то жил.
– Нам ещё выше, – сказала Марина, и выяснилось, что нужно подняться по ступенькам ещё на пол-этажа, под самый потолок.
"Сейчас увидим Карлсона," ; подумалось Богдану, но слева под самой крышей за одинокой, обитой фанерой дверью обнаружился невысокий коридор, на правой стороне которого имелось несколько дверей без какого-либо намёка на санузел или хотя бы холл.
– Вот здесь твоя комната, но сейчас мы сюда не попадём, – грустно сообщила Марина, показывая у правого окна в узеньком пространстве на дверь, в которую они уткнулись, войдя в этот самый коридорчик.
Прошли влево почти до конца и завернули в предпоследнюю комнату, дверь которой была широко распахнута. Мишей оказался говорливый тридцатишестилетний парень, который, похоже, обрадовался появлению нового жильца. Во всяком случае, подскочив с кровати, он поприветствовал вошедших, всем своим видом показывая к ним явное расположение и жизнерадостность…
Вернувшись в кабинет, Богдан изрядно удивил неожиданно возникшей проблемой Александра, который немедленно взял сотовый телефон и стал звонить находящемуся в загранкомандировке генеральному директору. Тот ответил коротко, дескать решение принято, комната должна быть свободной, а если это почему-то не так, пусть охрана срочно выселяет "зайца". Однако коллеги решили, что утро вечера мудренее и, глядя на ночь, больше никого беспокоить не стали.
Раскладушка, как это ни странно, уместилась на свободном пятачке, но для этого, Михаилу пришлось произвести срочную перестановку комнаты. Потом разговорились и болтали до тех пор, пока Богдану вдруг не позвонил на мобильник двоюродный брат и не сообщил печальную новость: найден мёртвым один из их беспутных родственников. "Кошмар!" ; подумал Богдан, "Хотя удивительно, что этого не произошло раньше…" Настроение было окончательно испорчено, и Богдан постарался поскорее забыться и уснуть, что удалось неожиданно легко, ведь в покинутой им Сибири уже стояла глухая ночь.
Так сложилось, что, едва появившись на заводе, Богдан моментально окунулся по уши в работу, забыв про все проблемы, и его первый рабочий день пролетел незаметно. В это же самое время начальник заводской охраны подполковник в отставке Отаров после повторного обращения к нему Батюшкова, стал энергично разбираться в сложившейся ситуации.
Первым делом он выяснил, что у уволившегося Жени есть сестра, которая работает и живёт на заводе. Взяв в руки монтировку (для вскрытия запертой двери), он вызвал эту сестру и спросил, нет ли у неё ключа от комнаты брата. Есть? Ну так и ломать ничего не надо, пошли открывать! Удивлённая девушка повела командира в сторону, противоположную от корпуса с «общежитием».
– Стоп. Так куда идти: туда или вон туда? – переспросил Отаров, жестикулируя свободной рукой.
– Но Вы же сказали, что к брату… – не поняла девушка.
Тут-то всё и выяснилось: уволившийся с завода Женя к комнате Богдана отношения не имел, а жил там выходец одной из братских республик бывшего СССР. Этому пареньку пришлось теперь срочно перебираться в одну из железных комнат на пол-этажа ниже, что он и проделал, глянув на нового хозяина так, как когда-то вождь мирового пролетариата смотрел на буржуазию.
Зайдя вечером в освободившееся помещение, Богдан обнаружил в нём кроме большого количества мусора огромный металлический каркас, занимавший около четверти жилого пространства. "Что это?" – удивился Богдан. Оказалось, что на этом, почти метровой высоты "верстаке" лежали доски и заменял он прошлому хозяину не что-нибудь, а кровать! Так что, ночевать сегодня тут опять не довелось, комната была освобождена лишь на следующий день после вторичного вмешательства со стороны Отарова. После часовой уборки Богдан наконец-то перенёс сюда раскладушку, постельные принадлежности, а также свой неизменный могучий рюкзак. Попив минералки, лёг спать и моментально уснул, не успев даже перевернуться со спины на бок.
Утром, встав пораньше, Богдан обнаружил со стороны коридора написанное жёлтым фломастером на двери комнаты коротенькое нецензурное слово и почесал затылок. "Не спорю, доля истины в таком утверждении есть, но писать это на двери – хамство, и кто-то у меня скоро получит по рукам!" – подумал он, решив тотчас помыть всю дверь. Для этого пришлось взять пластиковую бутылку из-под минералки и спуститься на этаж ниже, где находился санузел, который был общим, как для мужчин, так и женщин, что представляло некоторые неудобства. Там же имелась и единственная невероятно убогая душевая комната, такая, что и в тюряге, наверно, поприличнее. Набрав воды и намылив тряпку, он быстренько преобразил дверь и, вполне удовлетворённый результатом своего труда двинулся на рабочее место в главный корпус завода.
По давней привычке, загодя придя на своё рабочее место, Богдан включил компьютер и задумался. По молодости восемнадцать лет прожил он в общежитиях: сначала шесть лет в вузовском, затем двенадцать лет в молодёжной общаге НИИ, куда пришёл по распределению молодым специалистом. И вот теперь, на пороге собственного пятидесятилетия, он волею судьбы угодил, ни дать, ни взять… в какой-то курятник, хотя и в Москве. Так ведь насильно его сюда и не тащили.
Да, Богдана звали вернуться на завод неоднократно и настойчиво, говорили о стабильной зарплате, об ипотеке, а что касается "курятника", так ведь это – временно. И тут вспомнилась расхожая фраза "нет ничего более постоянного, чем то, что объявляется временным." Впрочем, Богдан давно уже пришёл к выводу: работу надо менять вовремя, не затягивая с этим решением. В некоторых случаях надо категорически увольняться даже тогда, когда у тебя нет "запасного аэродрома". В нынешней ситуации новые учредители предприятия, которым руководил Богдан, решили, что свои функции оно выполнило и должно быть "законсервировано". Узнав об этом, гендиректор «МУВЗа" в очередной раз стал настойчиво звать Богдана на завод, и тот н согласился, решив, что в этой ситуации ничего не теряет.
"Ладно!" –произнёс вслух Богдан, – "Поработаем полгодика, а там видно будет…"
Начинался новый рабочий день.
Свидетельство о публикации №108112602779