Грустное настроение...

Дождь лил, не переставая семь дней подряд. Сегодняшнее утро было таким же тусклым и унылым, как и вчера, что даже мухи не летали над падалью, а грелись в опавших листьях, ожидая солнца. Владимир лежал и смотрел на крышку, разглядывая причудливые узоры из паутины, которые расположились в аккурат посередине, словно лепнина на потолке. Он лежал и размышлял, но никак не мог понять, о чем именно.
Наступил полдень. Тяжелые облака стали рассасываться, показались робкие лучи солнца, еле способные заставить подняться радугу на небосклон. В возникшей необычной тишине стали слышны голоса птиц, радующихся окончания стихии.
Затем настал вечер, и в воздухе чувствовалась некая легкость, словно атмосфера сбросила свою напряженность, заменив ее привкусом озона и сладкой пыльцы полевых цветов. Всего этого Владимир не слышал, как  обычно слышим мы - люди…он словно ощущал окружающий мир всей своей душой, потому, что ничего другого у него не осталось. Все, произошедшее неделю назад никак не укладывалось в его мыслях, он не мог поверить, что теперь он мертв. Периодически на его сознание накатывал животный страх, словно волна морская на песочную крепость, и так же постепенно размывала его надежды о том, что все происходящее есть сон. Сегодняшней ночью ему предстояло принять все, как должное и отправиться в скитания за истиной по новому миру. Взглянув еще раз на свое тело, он поднялся из ямы и стал изучать пейзаж, представший его взору. Картина была, прямо сказать, не очень приятная - он стоял посередине кладбища, освещенного луной. Его безликая могила все еще отдавала горькими слезами безутешной вдовы и была похожа на белую ворону в царстве мрачных замков. Внезапно его потянуло домой, потянуло с такой страшной силой, что будь он волком, он бы сразу завыл на луну, как воет смертельно раненный в бою вожак, проклиная всех и одновременно моля о пощаде. Стоило ему подумать об этом, как в то же время пространство вокруг него стало сгущаться и стало похожим на молочный туман, плотность воздуха увеличилась настолько быстро, что он не успел сделать ни одного вдоха, и на миг все замерло. Эти несколько мгновений, показавшиеся вечностью он провел, вслушиваясь в мертвую тишину, но в ушах не было больше того привычного бархатного шума; он словно оглох, и более того, он потерял способность перемещаться и завис на месте, словно его заморозили. Но стоило ему об этом подумать, как туман стал рассасываться в темноте, также быстро, как и возник. Перед глазами исчезла та картина, ставшая ему уже привычной, а вместо этого он мгновенно погрузился во мрак, в котором были слышны отдаленные детские и женские голоса. Робкими шагами он пошел туда, откуда слышался звонкий детский смех. Эти голоса были ему до боли знакомы, словно он вернулся в свое счастливое детство, он стал ускорять свой шаг и уже бежал, жадно глотая холодный воздух, окружавший его. Резкая вспышка света заставила его закричать в предчувствии острой боли в глазах, но он ничего не почувствовал, словно порвалась пленка в кино, озаряя экран ярким светом электрической дуги. Голоса стихли, и он окунулся в теплые ласкающие лучи света…