Гераскевичу В. А. запоздалое про нас...

Белякова Надя

Художественной школе №1 имени им.В.Серова


Мы дети »художки»-
под номером первым,
в сердце Пречистенки,
У Академии под крылом.
Ссылаясь на классиков вечных,
нас учил Гераскевич
страстно ,но чинно.
А был он тогда-
вчерашним мальчишкой,
и той же школы выпускником.
Директором стал он потом.
Ему было трудно с нами:
мы почему-то всегда бунтовали!
Быть непокорным-вот кредо
интеллигента застойных времён.
Но ему- вольнодумцу
c томами Бодлера,Сартра,
поклоннику Аполенера,
с альбомами: Пикассо ,Модельяни ,
Брака ,Гогена...
Ему-то за что????
Теперь, когда прошлое стало химерой,
хоть в нынешнем веке
прости нас,Валера!

Великих биографы нас уверяли,
что путь творца непременно тернист.
И атрибуты страдальцев в искусстве
с особым азартом мы примеряли,
поскольку каждый из нас,
конечно же,был эгоист.
Хотя-изначальный наш путь
был светел и изумительно чист.
Весной-рок-энд-рол
на крыше Кропоткинской школы
к ужасу жителей дома напротив.
Ниспровержения культ во всём!
Белютинского Неофигуратива
развёрнуто знамя
поперёк класса,
рулона обоев длиной!
А значит и классику всю-долой!!!
Иных пространств мы предтавители!
В своих рисунках- мы повелители
всех измерений!
На все светотени и перспективы
нам наплевать!
Нам всё ни по чём!
В смешном предвкушении негодования
античности слепков на школьной стене,
и в ожидании,что их обрушение
освободит в искусство дорогу тебе.
Незыблемость классики и безмятежность
белели гипсом на пухлых губах ровесниц Венер.
Тот гипсовый ценз всё же пугал.
Казался ненужной,непостижимой ,
«вещью в себе»и совершенством своим укорял.

Теплухин и Кабаков не допускали скуки,
как основного клейма Совка.
Ни до,
ни вместо,
ни после уроков,
нигде и никогда!.
Мы с Жуховичер ,едва поспевая,
Им подражали во всём и везде.
Не то что креститься ,как должно в церкви,
да просто войти и молиться в храме-
недопустимо в тогдашнем Совке.
А мы в Обыденском
у Кабакова
пируем на Пасху.
На столе-пироги,
что пекла его мама,
и яйца пасхальные
уже разрисованны,
конечно,
а-ля Пикассо.
Бутылка Шартреза
весной зеленеет
на этом пасхальном столе.
Потом Крестный ход
в переулке направо.
Теплухин сел на ступени храма
и громко читал "Песнь песней"
той московской весне,
прихожанам и,
конечно же, мне.

Впервые  с Лялькой
мы вернулись поздно,
И зеленью Шартреза
мы пахли по утру,
Но были девственны и трезвы.
А похристосовались-то!
О!
По-детски и наивно чисто,
Хоть по уши все были влюблены.
В те времена и sex
читалось просто напросто шестёркой
-такие времена….
В советскую эпоху
сплошного дефицита
и секса на всех не хватало тогда.
Тогда все праздники,
как будто ждали нас.
Потом : у синагоги
на улице Архипова плясали.
Нагилла Хавва над Москвой плыла.
Отплясывали и орали:»Хавва!»
Да так неистово,
что вдруг ,не тронув нас девчонок,
ГэБуХа Вову с Лёней загребла.
И в ту же ночь ,
и утром рано
враждебный голос из-за океана,
«глушилок»затмевая треск вещал,
о наших мальчиках –героях,
что узников Совести,
простых советских заключённых
они пополнили ряды.
Понятие-«дессидент» внедрилось к нам потом.
Словечко «Хеппининг» родилось позже.
Но мы-то,без названий ,просто жили
В пространстве странных игр,
провоцируя Судьбу.
Страшась и призывая её норов.
Непредсказуемость
её капризных поворотов
ободряла,и обещала
что сможем ярко жизнь прожить
в тени уж ржавого ,
но жёсткого Совка.
Потом пути искали почерк,
точили жизни слог
но это было позже-
и каждый путь прошел,
как смог.



© Copyright: Белякова Надя, 2008
Свидетельство о публикации №1802130938
Гераскевичу В.А.