20. 11. 08. Глава 7. Мое детство

       
       Глава 7. Детство и мое первое путешествие.

Я ранее упоминал, что родился за год до начала Великой отечественной войны, на которую ушел отец, а мы- я и мой брат, старший меня на пять лет, и мама жили и выживали в небольшой избушке-полуземлянке, которая на одну треть была вкопана в землю, стены выполнены из плетеных ивовых прутьев, обмазанных глиной с двух сторон, с плоской крышей, обмазанной глиной и глиняным полом. Это была практически землянка, потому что всего одна большая квадратная комната со стороной три с половиной метра и отполированным столбом посередине, поддерживающим потолок избы. В этой нашей хате было все сразу: и кухня с теплой кирпичной печкой, и столовая, обозначенная столом, за которым мы кушали, и спальня с двумя металлическими кроватями с проволочными сетками; на одной спала мама, на другой – мы с братом Леней. Где – то в середине всего этого и была гостиная площадь, более свободная, где мы играли в детские игры. Часто мне приходилось водить, играя в жмурки, при этом часто я ударялся о столб, стоящий посередине комнаты, так что , набив шишек на лбу, я мог с закрытыми глазами бродить по комнате, не задевая ни за что, как это делают летучие мыши , ориентируясь в полной темноте.
       Детство интересно тем , что оно беззаботное, тебе еще ни о чем серьезном не надо думать, за тебя это делает мама. Надо только не попадаться ей под ноги, когда она чем-нибудь озабочена и что-то делает по дому в своей взрослой системе по выживанию и кормлению всех нас. Спасал от голода большой огород, где мы в меру помогали маме выращивать морковку, помидоры, огурцы, редиску, лук, чеснок, перец, баклажаны, укроп. петрушку и подсолнухи. Все это надо было ежедневно поливать водой из колодца, который представлял большую яму, похожую на воронку. На дне этой воронки выкопан сам колодец, смонтирован деревянный сруб, удерживающий грунт, чтобы он не заваливал колодец с боков. Спускаться к воде надо было по земляным ступенькам, вырытым лопатой, набрать воды, используя палку с крючком на конце(обычно вбивался гвоздь в конец палки), потом подниматься по ступенькам вверх. Так как вода проливалась, ступеньки были всегда мокрыми и поэтому скользкими, то процесс полива требовал некоторого почти циркового искусства, чтобы за один полив не шлепнуться до десятка раз. Каждую зиму воронка-колодец засыпало снегом, потом он таял и воронка почти до верху была наполнена водой. Мы любили пускать кораблики по нашему временному озеру, пока уровень воды не спадал ближе к лету. Воду из нашего такого колодца, куда стекали любые сточные воды, мы не пили, а брали воду у соседей, более зажиточных, имеющих колодец с нормальным срубом и журавлем для подъема воды из закрывающегося колодца.
Я позже с ужасом представлял эту воронку, глубиной метра два и колодец еще два метра до дна, где мы так спокойно брали воду, не подозревая, что можно однажды просто поскользнуться и утонуть в этом весеннем озере. Конечно, позже, когда отец вернулся с фронта , мы эту яму засыпали и выкопали нормальный колодец со срубом, с крышкой и журавлем для подъема воды. Но это потом…
       А пока на дворе еще военное тяжелое время. Мы, как семья красноармейца, получали карточки на питание. С братом ходили с окраины почти до реи Иртыш, в центральной части города, где был продуктовый магазин, получали порцию положенного хлеба и опять через весь город шли домой. Летом это было трудно вдвойне, жара 35-40 градусов, воды брали с собой в бутылочке, но она быстро нагревалась, приходилось брать в колонках, которые были проведены по центральной улице Ленина и для нас были просто чудом из сказки. Пока мы шли домой, то один, то другой залезал в сумочку рукой и отщипывал кусочек хлеба. Когда мы приходили домой и отдавали хлеб мама, то там , на дне сумки, оставалось совсем мало хлеба. Мы с испугу- в слезы, не знаем , как это получилось. Что мы почти весь хлеб съели. Мама то же в слезы, жалко детей, конечно, не хотелось ругать, только жалела нас и говорила, что все в порядке, она сварила картошечки и свеклы, сейчас винегретик сделает и будем кушать. Мы, уткнувшись в ее плечо, хлюпали носами и успокаивались.
       Раз в сутки, где-то в районе обеда, в направлении Новосибирска и дальше на запад ,уходил с вокзала , набирая скорость, « пятьсот веселый» поезд с новобранцами-солдатами, едущими на фронт в крытых вагонах, в которых в обычное время перевозят скот на мясокомбинат, занимающий третье место в Советском Союзе после московского и ленинградского. Еще в 1935 году, предугадывая начало войны и необходимость прочного тыла, сюда приезжал Сергей Миронович Киров и участвовал в закладке мясного гиганта и мелькомбината… Мы любили выходить из дома и провожать солдатиков, махая им руками(это в трех минутах ходьбы от нашего дома). Конечно, нас не столько ублажало то, что они нам то же махали в ответ, а то, что не успев отъехать немного от станции, они уже начинали есть мясные консервы, которыми их снабжали в дорогу. Освободившиеся банки они просто выбрасывали в окна и банки катились по насыпи, слегка громыхая. Мы стояли внизу и с жадностью набрасывались на летящие по насыпи банки. Если удавалось уловить хотя бы две, то это было высшее блаженство. Да, блаженство, которого я уже после во взрослой жизни никогда не испытывал, даже когда ел красную икру ложками! Весь кайф заключался в том, что солдаты, конечно, тщательно не стремились к освобождению банок от мясного консервированного богатства, поэтому мы выходили с кусочками хлеба на охоту. Поймав банку, мы слегка вытирали их от песка и старательно начинали вытирать банки кусочком хлеба изнутри, потом слизывали, жевали хлеб с мясной консервой, которая так изумительно пахла, что ноздри от блаженства кажется увеличивались раза в два. Запах, вкус этого мясного богатства я помню и сейчас. Н-да, это была частичка (миг) нашего детского счастья: вкусить кусочек хлеба, которым только что в консервной банке вымазал остатки мясной консервы…
       Хорошо помнятся христианские праздники: Рождество и Старый Новый Год, когда мы очень рано, в темноте, ходили к родственникам и знакомым и « славили»,т.е.входя в дом, пели: «Рождество твое Христе Боже наш во сия мира и свет разума! Небо звездою служащие…Дева днесь …рождает» и т.д. Родственники нас выслушивали, хвалили и давали гостинцы и немного денег. Хорошо помню тридцатки, на розовых бумажках изображен стахановец с отбойным молотком, но после денежной реформы 1947 года, появились другие деньги, обмен денег проходил один к десяти. Помню, после стояния в очереди по обмену денег, пришла мама вся в слезах, мы испугались, может деньги вытащили, но мама нас успокоила, просто ей сегодня исполнилось сорок лет. Значит жизнь закончилась(сорок лет -бабий век). 1945 год немного запомнился как радостный- пришел с фронта отец (ему исполнилось 44 года), я его сразу таким взрослым и воспринял.
 И 1947 год- грустным, т.к. летом Леня (закончил 4 класса) зацепился за грузовую машину, хотел просто прокатиться( строили первую гравийную, так называемую трамбовку, дорогу Семипалатинск- Бородулиха - Рубцовск- Барнаул), оборвался , упал и отбил себе все внутренности С неделю пожил и умер. Это была для меня первая потеря. Я играл на улице и вдруг меня зовет мама: «Иди. простись с Леней, больше никогда его не увидишь!» Я подумал, как это не увижу , если мы завтра собрались играть в прятушки. Но…оказалось, мы простились навсегда и мне даже показалось, что мой брат в последнюю минуту что-то сказал, махнув рукой в мою сторону (возможно, поживи за меня), но это может и показалось, чего я все равно тогда не понимал…
       Итак, я остался один, последний восьмой ребенок в семье и единственный живой. Как будто все предыдущие мне давали взаймы свои годы, чтобы я и за них пожил, раз уж так вышло…
       Отец пришел инвалидом третьей группы по зрению и устроился на работу на железную дорогу обычным подсобным рабочим. Так мы дожили, дотянули до 1949 года, когда всей семьей переехали в Чаган, на 100 км от Семипалатинска, как бы по вербовке, требовались рабочие для каких-то особых работ, поэтому платили больше. С 15 января1949 года мы начали жить вроде немного лучше, отец приносил больше денег, мать была веселее ,но…
       Я пошел в школу в возрасте восьми лет и вот в первом классе мне пришлось прерывать учебу, поэтому я закончил первый класс на тройки. Лето потихоньку отдыхал, друзей почти не было, так что почти в одиночестве проводил время.
       29 августа 1949 года мне исполнялось девять лет. Мама обычно мне покупала большое яблоко и большой арбуз(выбирала очень красный). И сегодня у меня было с утра праздничное настроение, но потом взрослые почему-то испортили мне его. Пришел с работы срочно отец ненадолго и сказал, что через полчаса мы должны , тепло одевшись, спуститься в погреб и пробыть там два часа, ни в коем случае не вылезать раньше. Просил ничего больше не спрашивать, иначе его могут уволить с новой работы.
       Уже находясь в погребе, мы почувствовали, как будто нас подбросило и из стороны в сторону почему то зашатало. При этом какой-то страшный звук прогрохотал, будто небывалая гроза разразилась средь ясного неба. Мама стала непрестанно креститься6»Господи, спаси и помилуй!». Конечно, было непривычно страшно, особенно от неизвестности…
       Прошло два часа, никаких больше происшествий не произошло, кроме того , что у соседей из печи было выброшено горящее ведро опилок и чуть не произошел пожар (они топили печь опилками в целях экономии).
       Пришел отец , мрачный и сказал, что наступило сложное время, но теперь Америка уже не будет так страшна, когда она сбросила атомные бомбы на Хиросиму и Нагасаки.
Сегодня на Семипалатинском атомном полигоне испытали первую советскую атомную бомбу, почему и пришлось прятаться в погребе. Чтоб об этом нигде, ни с кем не было разговоров, это запрещено., является секретным.