Пивиада

П И В И А Д А

Историческая баллада




Предуведомление

Всякое сходство, равно как и несходство, с реальными персонажами и ситуациями, видимо, неслучайно.
Исходная коллизия рассказа корнета имела место в действительности в конце 1970-х гг.;
сам автор был её свидетелем и слышал своими ушами соответствующий диалог, имевший место в зале ожидания Курского вокзала Москвы, где означенный автор действительно находился со старшим двоюродным братом, провожая его в Старый Оскол.
Автор, таким образом, является в сей повести в двух ипостасях: виртуального гласного «от автора» и реального, но безгласного, «братишки».
Развязка диалога, кстати, оказалась сколь неожиданной, столь и на удивление мирной: после очередного громогласного «Мужчина, Пива Нет!» и очередного довольно робкого «Да при чём тут пиво?.. Я про мороженое спрашиваю!..», продавщица вдруг совершенно спокойно очень добрым голосом вежливо произнесла: «Ах, мороженое!.. Пожалуйста – мороженое есть!..».
Так что и нам досталось по вафельному стаканчику по 19 копеек сего освежительного, хотя и уже изрядно таявшего лакомства.
Упоминаемые в тексте «трудотерапия», «тупицы с интеллектом таракана» (в оригинале – «ниже табурета») и некоторые иные реалии также имели место в реальности (прошу простить за дурной каламбур).





Мне этот случай рассказал однажды
Предобрый малый, пожилой корнет,
Когда мы у ларька, дымясь от жажды,
Услышали: "Мужчина, пива нет!" –

"Вот, помнится, мне потрепала нервы
Такая же, прошу пардону, …ня,
Когда мы отбывали на маневры
И мой братишка провожал меня.

Под Харьков эшелоны отправляли;
Стояла преизрядная жара;
Гражданские по пиву ударяли,
А нам – нельзя: проклятая муштра!..

Полковник Иванов был сущим катом;
И если кто-то что-то позволял,
То – будь ты хоть корнетом, хоть солдатом, –
В штрафбат незамедлительно сплавлял…


…И вижу я: стоит среди перрона
С каким-то белым ящиком она:
Как неаполитанская матрона,
Громадна, толстомяса и грозна…

И, хоть она страшнее динамита,
Но к ней, однако, очередь стоит –
И, вроде бы, все тихо, шито-крыто,
И каждый, отходя, благодарит…

"Что" – думаю, – "за притча?! Неужели
В народе снова в моде Хер-Мазох?.. –
Сияют, словно унитаз из Гжели,
Неся в руке то стопку, то рожок!.."

И тут меня догадка поразила:
Да это же с мороженым сундук!.. –
Видать, жара меня затормозила… –
"Ну, вы, корнет, однако же, дундук!.." –

Сказал себе я с доброю усмешкой
И бодро, как полковник Иванов,
Скомандовал себе же: "Товьсь! Не мешкай!
Ужо тебе! Оставлю без штанов!.."

(Такие шутки были у полкана –
Он нас на подвиг ими вдохновлял;
Тупиц же с интеллектом таракана
На трудотерапию отправлял…)

– И вот иду кавалерийским шагом,
Оставив братана при багаже,
Как в День Победы шел перед Рейхстагом
Наш славный маршал – как его… – На "ж"…?..

– Расплавились мозги на этом пекле!.. –
Георгий Константинович! – Ну да!.. –
В какой-нибудь заморской Этне-Гекле,
Должно быть, попрохладней, господа!..

И вот, иду с улыбкой на лице я,
И мне не брат ни черт, ни крокодил!.. –
Так Пушкин пацаном в садах Лицея,
Бывало, в самоволку уходил…

И, подойдя к моей прекрасной пери,
По полной форме отдаю ей честь
И, entre nous, a-la Печорин к Мери,
К ней эдак: мол, мороженое есть? –

…Вам доводилось наступать на мину,
Или на грабли, или на змею? –
Тем ощущеньям
       и наполовину
Не передать конфузию мою,

Когда слоноподобная ундина,
Смахнув в тарелку пригоршню монет,
С величием султана Саладина
Ответила: "Мужчина, пива нет!.."

Я оглянулся: за моей спиною
Стояла дама с томиком Доде… –
Кому бы пери, говоря со мною,
Свое адресовала атанде?..

Но, продолжая рекогносцировку,
Изображаю преданность и лесть
(Авось, умаслю грозную плутовку!)
И снова – мол, мороженое есть?..

…В ее очах зарделся яркий пламень,
Которым, видно, нам гореть в аду,
И, ощутив на сердце тяжкий камень,
Я понял: жив отсюда не уйду…

Предчувствие меня не обмануло –
Как любит говорить ваш брат-поэт…:
На это мне прозрачно намекнуло
На весь перрон: "Мужчина, пива нет!.."

Я догадался: это я – "мужчина";
Но – пиво, пиво… – я ни сном, ни ду…
"К чему бы, отчего и в чем причина?!." –
Твердил я, как в горячечном бреду,

Но логики, однако, не теряя:
Ну, как я мог вести за пиво речь,
Когда полкан, по всем углам шныряя,
Бубнил: "А ну, кому погоны с плеч?!!"

Пускай с омлетом путал ты Гамлета,
Но если вдруг тебя сводила нить
С полковником, как с дулом пистолета,
Гадал ты поневоле: "Быть – не быть?.."

(Майор Масюк за дружественным пиром,
Смелея после пятой налитой,
Назвал полкана "…ным Шекспиром"
С отменною солдатской прямотой…)

Устава ради, а не для награды
Полкан за дисциплину …пу драл…
("Любил, подлец, ученья и парады!" –
Сказал о нем однажды генерал).

– И сам полковник метил в генералы… –
Да, видно, Бог иначе рассудил:
Под вопли:
       "Пацифисты!..",
       "Либералы!.."
Бедняга под копыта угодил –

Не Фальконета, Клодта и Кановы –
Ни их самих (шучу!), ни жеребцов –
А вусмерть перепуганной коровы,
На стрельбище забредшей из Клинцов –

Соседней неказистой деревеньки…
(Майор Масюк, откушав хлебных вин,
И на поминках не сумел без феньки –
Что, мол, куда ни кинь – повсюду Клин…).

Вот так: живешь-живешь – и под копыто!.. –
И даже не жалел о нем никто!.. –
Заброшено, зарыто – и забыто!.. –
А ведь полковник, а не … в пальто!..

– Никак, во мне проснулся борзописец –
Державин хренов, сочинитель од?!. –
Какой-нибудь Каганов или Лисиц
Немало слёз от зависти прольёт!..

– Ох, не люблю я этих… лоботрясов!..
(Я изменил то, что сказал корнет.)
– Вот были прежде – Пушкин! и Некрасов!,
А нынче что? – А нынче – «Пива нет!..»…

– Прошу прощенья, братец – наболело!.. –
Ещё и это пойло жжёт нутро…"
(В стаканах наших мертвенно белело
Отвратное горячее ситро…) –

Корнет умолк и в думу погрузился… –
Всего на миг;
       но на челе его
Весь трудный путь бойца отобразился… –
А более
 не выдал ничего
Суровый взор воителя седого…
И, паузе давая окорот,
С пытливостью полярника Седова:
"Каков же был с ундиной оборот?!." –

Я вопросил, от любопытства влажен
(Иль попросту от солнцепёка мокр?..) –
А лик его был сумрачен и важен –
И никакой продвинутый НИОКР
В тот миг не разгадал его души бы…

Но я
       четвёртым глазом
       прозревал
И долгий горький опыт,
       и ушибы,
И молодых страстей
       девятый вал… –

Медлительно
       и как бы с неохотой
Он поднял на меня угрюмый взгляд
И,
       разразившись яростной икотой,
"На кой" – промолвил, - "Извиняюсь, ляд

Моя неистребимая галантность
И сам я – раскрасавец и брюнет, –
Когда, забыв и стыд, и толерантность,
Ундина мне твердила: "Пива нет!.."???

Я не хотел ничем её обидеть;
Не бил;
       не звал в отдельный кабинет… –
Ведь это как же нужно ненавидеть,
Чтоб повторять: "Мужчина, пива нет!.."

Я был учтив, галантен – честь по чести;
Не намекал на флирт или минет…; –
За что меня лишить хотела чести
Она своим "Мужчина, пива нет!.."?!.

Я сдался – хоть сдаваться не приучен;
Но что поделать, если лома нет?!! –
Я был рассеян, смят, разбит и вздрючен –
Как на духу, скажу тебе, поэт!..

Ты скажешь – надо до конца сражаться! –
Ты прав, поэт;
но ты представь, поэт:
Легко ли
       под обстрелом удержаться,
В четвёртый раз услышав: "Пива нет!.."?!!

– Как, только третий?..
Разве?..
       Ты считаешь?.. –
Ну, ты, я вижу, парень непростой!.. –
Ты правильно считаешь,
       да не знаешь:
Был и четвёртый,
       пятый,
       и шестой!..

Ретироваться
       на рубеж исходный
Я скрытно,
       перебежками,
       пошёл…
Но тут как раз раздался марш походный –
И я подумал:
       "Это хорошо!.. –

Обнять братишку
(застоялся братка!) –
И –
       по вагонам!
И –
       тарам-та-та-а-а!..
Виват,
маневры,
стрельбы
       и палатка,
И воинского братства
       красота!.."

К вагону подходил я,
       окрылённый;
Как штык, сиял полковник Иванов;
Майор Масюк,
       с утра опохмелённый,
Шутил:
       "Но-но! – Оставлю без штанов!.."

– Мне эта шутка показалась слаще
Шербета,
       "Жигулёвского" свежей;
А сам полковник –
       и полней, и краще
Иных уполномоченных мужей!..

– Теперь во мне проклюнулся философ:
Какой-нибудь заморский Кьеркегор –
Или из наших, из великороссов,
Которых Ленин сплавил за бугор!..

– Тьфу, доннерветтер!.. –
У меня, похоже,
И в самом деле – солнечный удар!.. –
Такое рубануть! – мороз по коже!.. –
Нам, часом, не плеснули "Солнцедар"

Под видом этой мерзостной бурдышки?" –
Корнет сердито глянул на стакан… –
"Бывало, пьёшь до дури, до одышки –
И не страшны ни НАТО, ни полкан!..

– Находка для того, кто не транжира! –
Отрава, но дешёвое зело!.. –
Его нам из Египта иль Алжира
Советское правительство везло!

За наши истребители и танки
Откроет вентиль братский африкан –
И льётся вместо нефти
       прямо в танкер,
Чтоб на Руси не пустовал стакан!..

– Прошу прощенья – зарапортовался!..
Да-да, конечно, – африканский брат!..
– Ну, брат, прощай!..
Счастливо оставался!..
Домой!
Труба зовёт! –
Был очень рад!.." –

Он руку мне
       с поспешностью нежданной
И молодой горячностью
       пожал
И отошёл
       походкою чеканной…
       
       – Я обомлел;
       я следом побежал,
Крича:
       "Постой!..
       А что твоя наяда?!.
Чем кончилось?! –
       ты так и не сказал!.." –

Он обернулся:
       "Говоришь, моя? –
       Да-а!.. –
Сказал бы я!.." –
       "Да ты уже сказал!.." –
Заметил я;
       и мы расхохотались,
Восстановив
       сердечный статус-кво;
И крепко обнялись,
и побратались:
"Да ты!.." –
"Да я!.." –
"Да мы с тобой!.. –
Тово!.." –

Картина в духе дедушки Крылова!
("Орест мой!.." – "Мой Пилад!.." – Барбос-Полкан!..)
– Опять полкан!.. –
       Да с этого улова
На рифму прямо просится "стакан",
Который надо чем-нибудь наполнить!.. –
Да только – чем,
       коль нечем наполнять?..

– А, кстати, как бы не забыть напомнить
Дорассказать,
       чтоб до конца понять
Неясный смысл
       непостижимой саги,
Что мой кунак так живо изложил!..
("И пальцы просятся к перу, перо – к бумаге" –
И ждут, чтоб я скорее положил
Сюжет
       на эту самую бумагу… –
А дальше –
       хоть кайлом,
       хоть топором!..)

– Мы в это время подошли к сельмагу:
"Торговый дом! Сюда завозят ром!" –
Собрат меня порадовал докладом –
Как сам он, чётким,
       и как я – прямым
(Орестом Лёня был;
       Фидель – Пиладом;
Сигары-сахар – нам;
       ракеты – им…)…

В докладе всё же что-то не сходилось,
Но что конкретно – я понять не мог:
Опять во мне
       сомненье зародилось:
"Что если" – думал я, – "помилуй Бог,
Корнет опять надумает прощаться –
И в этот раз, быть может, навсегда?!.
Не стар ли я надеждой обольщаться?!."

– И, словно эхо, он ответил:
       "Да!
Домой пора!..
Должно быть, я старею –
Запал не тот
и выправка не та…
(Сказал полковник сонному старлею:
"Старлей или старпёр ты, тра-та-та?!!"

– Майор Масюк,
       наш полковой забавник,
Такую пулю
       очень одобрял
И нам,
       как вождь,
       учитель
       и наставник,
Нередко на привале повторял…")

– Корнет опять предался мемуарам –
И предо мной шеренгою прошли:
Майор,
       сверкая гжельским писсуаром;
Полковник –
       под хмельное "ай-люли!";
И Кьеркегор –
       на бешеной корове;
И "Солнцедар" –
       на томике Доде…

И простонал я: "Граждане-панове!.. –
А не пора ль и вправду – атанде?!!"…



– Мне был ответом
       дробный град пощёчин:
Дородный
       долгорукий
       гражданин,
Как демон,
       мрачен
       и сосредоточен,
Хлестал меня,
       как дворню дворянин…

(– Конечно, рифма вышла не Фонтанка
(И каламбур, конечно, не фонтан);
Но, ежели кто лезет из-под танка,
Тому не до красот – вали, va t’en!..)

– "Va t’en!" – вскричал я,
       воспылав по-галльски
И суетясь, как на гребёнке вошь;
Но не подвинул даже мало-мальски
Сей тяжкий груз –
       и пропищал: "Не трожь!.. –

Оставьте мои перси и ланиты!.." –
Я отчего-то перешёл на "вы" –
"Грудину мою дивную не мни ты,
Не оглушай Голгофы-головы!.."

– Я поперхнулся
       и смущённо крякнул,
Подумав:
       "Что-то, братцы, с головой:
– К чему я это про Голгофу брякнул?!. –
Ещё не лыс
       и, кажется, живой!?." –

"Ну, кажется, живой!.." –
       сказал верзила
И гром пощёчин отшумел и стих…
 
Мне пальчиком бабуля погрозила
И вундеркинд отбарабанил стих,
В котором я запомнил почему-то
Всего два слова: "солнечный удар"…

Сердечная меня мутила смута,
Как в детстве с непривычки "Солнцедар"…

И в этой неуёмной круговерти
Под перестук стаканов-кастаньет
Отплясывали
       плачущие черти,
Скандируя с акцентом:
       "Пива ньет!"… –

"Наслал же Сатана чертей нерусских!.." –
Подумал я, как русский патриот;

– В ответ, как Тин,
       главнач богов этрусских,
Меня пронзили Бойль и Мариотт,
Сидевшие на крыше "Гастронома"
И молнии метавшие в народ…
(Я что-то вспомнил про ньютон Бинома,
А что-то – про совсем наоборот…)

Мои смешались мысли…
       (Эту фразу
Я у тебя украл, А.К. Толстой!)…
– Для рифмы подошло б: "Ушла на базу!"…
– Шучу – сейчас;
       но в ту минуту – "Стой!!!…" –
Я возопил со страстью Риголетто
И бросился вдогонку толстяку –
"А где корнет?!
Куда ты дел корнета?!!…"

– "А гражданин-то, кажется, –
       куку!.." –
Задумчиво заметил кто-то сзади
(Кто именно – не смог я углядеть);

Как тают облака в небесной глади,
Толпа пошла стремительно редеть… –
И рассосалась
       в полторы минуты,
Оставив мне
       в мучительный упрёк
Начало всей моей сердечной смуты –
Нелепый,
       облупившийся
       ларёк…

– Я вздрогнул
       и решил: "Дошёл до точки!..":
Передо мной
       в задраенном окне
Сверкало на разодранном листочке
Знакомое до боли:
"Пива не…"…



       ***


… Сейчас,
       когда пишу я строки эти,
В палате тихо;
За окном – рассвет;
Звенит зарянка;
Спят в кроватках дети;
В Китае заседает Госсовет;
Певец NN трындит новейший шлягер;
В альков к Аннет стремится баронет;
А я,
       простой любитель пива лагер,
Пишу о том,
       что в жизни пива нет…

– Но пива нет и выше:
       как иначе
Могла бы сочиниться
       эта чушь,
Когда бы где-то
       на небесной даче
Не разразилась эдакая сушь?!.

И был ли мой корнет на самом деле?
А если нет – то с кем я говорил?!!
А пери где?
Где та,
       в каком отделе,
Чьё сердце он,
       увы,
       не покорил?!.

– Распались грамматические связки
(Как где-то у Гамлета – связь времён)…

– Вздремни, поэт;
Закрой скорее глазки
И не вставай,
       проклятьем заклеймён…

Усни, поэт,
       пока ещё возможно;
Поспи хотя бы до 7 утра,
Когда к тебе,
       ступая осторожно,
Приходит
       милосердная сестра…

Ей 20 лет;
Зовут – Петрова Зина:
Кудрявый ангел в белом колпаке,
Поднос
       ударных доз
       аминазина
Несёт она в бестрепетной руке.

Средь них – одна моя;
Приму таблетку,
Запью из стопки свежею водой
И вспомню
       про восьмую пятилетку,
какой я был ужасно молодой…

И обрету
       покой и безмятежность,
И поплыву
       в приятном полусне
Туда,
       где,
       вся и трепетность, и нежность,
Слетит ундина дивная
       ко мне…

И прозвенит заливистая птушка
Задумчивый нонет или сонет,
И затрепещет толстенькая тушка,
Давая мне понять, что пива нет…

И вот тогда
       припомню я корнета
И вспомнит,
       может быть,
       меня корнет… –
И побредём
       просторами Рунета,
Ища того,
       чего в Рунете
       нет…

И где-то,
       у вокзального буфета,
Опять сойдутся
       воин и поэт
И дёрнут по две кружечки за это –
Кваску родного,
       коли пива нет!..
       


       <2003> - 13 окт. 2007