Депрессия

Володь, хорошо. Прочитал и задумался: "а не взять ли мне это эпиграфом к третьей главе?.." Пишу повесть. "Посестры". Написал половину и вкопался. Надолго. Теперь вот мало-помалу подкрадываюсь к ней опять... надо... Выкройка - не портки: носить не станешь.
(отрывок)
(...) «А почему это вы без трусов спите или без пижамы? Ведь они для того и придуманы обществом, чтобы эти вещи одевать на тело и в них спать! Вы же в совершенном неглиже!» - «Мне так удобно, у меня так тело отдыхает, и вообще – какое вам дело, как и в чем я сплю?! Я у себя дома! Я в своей постели, под своим одеялом… Я сейчас милицию кликну, если ты сейчас же не уберешься из моей спальни!» - обязательно возразите вы. Вот! Вот же! Поставили себя на мое место! Вот и я то же спешу возразить: Убирайтесь вон из моей спальни!»
Рядом с Шаблеевым на скамейку присела низенькая и худенькая старушка. Поверх ее старенького пальто был одет макинтош. От сырости она пошмыгивала носом.
- Можно ли под ваш зонт? – заговорила она, покосившись на Павла Павловича.
Шаблеев мельком посмотрел на старушку. Он взял зонт другой рукой, так что теперь зонт защищал их обоих.
- Спасибо, - шмыгнула старушка. Она потерлась об лавку. Ее тоненькие короткие ножки свисали и не доставали до земли; старушка ими поболтала и опять покосилась на Павла Павловича.
Шаблеев отчего-то нервничал. Он хотя и не смотрел на нее, но зато чувствовал ее взгляд, отчего и испытывал определенные неудобства. Старушка в очередной раз шмыгнула носом. Она приоткрыла рот, наверное намереваясь о чем-то полюбопытствовать, но Павел Павлович ее предупредил, он резко повернул к ней голову.
- Послушайте. Ничего не надо. Пожалуйста. И за «спасибо» пожалуйста. И больше ни слова, ни звука, я вас прошу.
Он продолжал пристально смотреть на нее; потом моргнул и добавил:
- Мне надо подумать.
Старушка моргнула в ответ, послушно кивнула. Павел Павлович отвернулся.
«Навязалась на мою голову… Дома не сидится… Скамеек, что ли, мало?.. Даже тут нельзя уединиться… Все нормальные бабки уже ноги в тазике погрели, уже, поди, в сериалы пялятся, а эта здесь… мокнет… Фу, какие скверные мысли! Нельзя же так, она же бабушка, у нее возраст, и с виду приличная. Где же мое почтение и уважение? Павел Павлович, постыдитесь! Взрослый, образованный, по отчеству называют, а как подросток-максималист. Тьфу! А между тем, может, у нее что-то стряслось? Может, беда какая? Ведь время-то уже позднее. Нет, действительно, это мне по-барабану, запутался тут в своем треугольнике, сижу и сижу, а ее-то какая нелегкая в такой поздний час занесла? Возраст-то почтенный уже. Да и в такую погодку. Мнда…»
Теперь Павел Павлович покосился на старушку. Она смотрела перед собой, молчала, шмыгала, мяла свои тонкие, сухие пальцы.
- Бабушка, вы меня, конечно, извините. Ну за то, что такой несдержанный. Честно сказать, вы меня отвлекли. Но все же, может быть, я могу вам чем-то помочь? – пролепетал Павел Павлович.
- Мне? – встрепенулась старушка. – Зачем же? Да я… я… Мне не надо помогать. Я, знаете ли…
- Позвольте, я вас до дома провожу, - более настойчиво предложил Павел Павлович. – Дождь, видимо, на долго зарядил, а вы без зонта. Где вы живете?
- Я? – удивилась старушка.
- Ну да, вы. Не я же.
Старушка задумалась. А пальцы стала теребить еще более ожесточенно. Павел Павлович это заметил.
- Да мне не далеко, - наконец выговорила она. – Мне… мне туда, - махнула она в сторону улицы Потемкинской. – Но, право, не надо, я сама. Дойду, не далеко ведь.
Павел Павлович помолчал.
- Знаете, я могу вам отдать зонт. Не одолжить, а отдать. Он старый, а дома у меня еще есть, так что не жалко.
- Нет, зачем же, я не возьму, - испугалась старушка. – А ты как же? Чай, тоже мокнуть, тоже, небось… Однако спасибо.
- Ну, как знаете. Просто хотел сделать доброе дело. – Он отвернулся. «Какая упрямая старушка. Гордая, скорее всего, а не упрямая, - подумал Павел Павлович. – Сейчас они все такие гордые. И старики тоже. Хоть и жизнь у них теперь – середка на половинке, а все равно гордые, достоинство берегут. Ну и правильно. Не мне их анализировать. Пример надо брать. Ну и ладно».
Старушка поправила капюшон макинтоша, который, в общем-то, был на месте и не съехал, просто она испытывала неудобства. Павел Павлович смотрел в противоположную от старушки сторону. Старушка крякнула. Павел Павлович хлопнул себя по коленям и приподнялся.
- Ну, бывайте. Я, пожалуй, пойду, - не глядя на нее, сказал он.
Старушечьи быстрые глазки блеснули на него. Она слезла со скамейки.
- Если, конечно, по пути… - неуверенно шамкнула она. – Я бы была благодарна. Дождь вон как разошелся, что и макинтош не спасает. Да здесь не далеко.
- Так все-таки проводить?
Старушка кивнула глазками.
Она взяла Павла Павловича под руку, прежде спросив разрешения, и они пошли по направлению к Потемкинской. Шаблеев шел медленно, так как старушечьи шажочки были совсем мелкие, и если бы он двигался своим обычным шагом, она бы не поспевала. Пока шли, Шаблеев продолжал мучиться своей думой, но мысли его, после встречи со старушкой, еще более запутались, и он не знал, как быть.
Только миновали Таврические ворота, старушка вдруг набралась храбрости и заговорила. Но прежде она отняла от Павла Павловича свою руку и остановилась.
- Может быть, сынок, ты прав.
- Вы о чем? – остановился и Павел Павлович.
- Я его после занесу. Зонт то есть. Отвлекаю я тебя. Я тут дойду, а ты ступай, ступай, не надо тебе меня провожать, чай, не маленькая.
Павел Павлович, молча, и, было заметно, недовольно смотрел на нее.
- Ты бы, это, черканул старухе адресок, а? А я, как выберусь, занесла бы.
«Ради бога» - подумал Павел Павлович. Он достал из портмоне визитную карточку и протянул ее старухе.
- Это не офис, это домашний адрес. Я большей частью дома работаю. Впрочем, вот мой адрес, все равно не поймете.
- Ага-ага, спасибо. Принесу, как же.
Она принялась прятать визитную карточку за пазухой. Когда же обратилась к Павлу Павловичу, он уже уходил.
- А как же? А зонт? – растерялась она, видя, что зонт вместе с Павлом Павловичем уходит. Павел Павлович услышал этот оклик и чертыхнулся. Он вернулся и отдал ей зонт. Старушка опять его поблагодарила.
Павел Павлович ничего ей не ответил. Он уже удалялся от старушки, и холодные дождевые капли атаковали его непокрытую голову.
- Спасибо! – сказала старушка ему в спину.
Он махнул рукой.
- Правда, хоть и неприятна, но она – правда; она как смерть: ее люди не любят, но и деваться от нее им некуда, – сквозь шум дождя произнесла старушка.
Павел Павлович подумал, что это была его мысль.

© Copyright: Василий Репин, 2009
Свидетельство о публикации №2902251186

Здоровья и счастья!!!

Василий Репин Детские Стихи   03.03.2010 04:18   •   Заявить о нарушении