Словно лёд на тротуаре захрустевшее стекло...

Словно лёд на тротуаре – захрустевшее стекло.
Галстук – языком на раме. В бездну тело повлекло.

Пасть раскрыв, застыл глазея вниз тринадцатый этаж.
Напрочь сломанная шея – хлоп, банкир – и цент не дашь.

Почему семью не бросил, не смотался за «кордон»?
Дом молчал. Молчала осень. Стыл в молчании фаэтон.

В крестокрасную карету положили чудака.
Орлик – жив, крутись монета. Решка – битая башка.

Все при деле: нищий стонет, перекупщик продаёт,
«мусора» воришек «доят», лжеприятель – предаёт.

Лихо вертится планета, улетая в никуда.
На вопросы – нет ответов. Все вопросы – ерунда.

Вот и я, промазав мимо, зацепился за косяк.
Град ужимок, пантомима. Кошельком – давно босяк.

Сердце рвётся – выше, выше! Здесь и ветер бьёт свежей.
А по низу – серым крыши – словно скопище ушей.

Подлетаю к солнцу. Мирно в бездну капает елей.
Оплавляется кадило. Жжёт размашистость полей.

Облака стоят оградой. Смерчей вьётся борода.
Ба – от ангелов наградой – крылья, эка ерунда!

Трепещу, лечу, бледнея, вниз, тринадцать виражей.
Галстучек теребит шею, ярлычок с к нему пришей.

Ах, всё – бред. Стихи, сонеты – в печку. Сломан карандаш.
Дотлевает сигарета. Хлоп, поэт – и цент не дашь.

Присмирею. Крылья сложим. А над телом, словно страж,
встанет неподъёмной ношей мой тринадцатый этаж.



1 октября 1998 г.
С-Петербург