Поэма Голос Радио
Все слышат Голос Радио, особенно ночью, когда есть шанс увидеть всё воочию. Голые и смешные: насилуют светофор. Красный - цвет секса, жёлтый - шизофрении, зеленый - гибели природы. Заглуши мотор.
Заглуши мотор, брат Тореадор. Бык ушёл в листву, где похоронен райский хор. В капище во льдах, на подземных островах. Видя астроплан во снах, вдыхая запах трав - заглуши мотор. Брат Тореадор, пики затупились обо мглу железных шор. Только синий свет. Об истаявшей весне не расскажут в электричках, лишь закроются в ответ. Ворохом газет. Аисты на крышах. Матери не слышат. Невиновных нет. Заглуши мотор, брат Тореадор. Ключик под рукой - так не ищи зеркальных гор, самых тёмных нор. Ни волчицы под луной: мы оставили стоп-кадр, круж'им под барабанный бой. В пляске неземной, ласках гонорей. Солнце не взойдёт в долине красных фонарей. Продавцы, паяцы, лунные авто... В списке воскрешения не значится никто. Брат Тореадор. Заглуши мотор.
Все слышат Голос Радио. Изрядный комарик вальсует над ухом, его писклявый хобот подбирается всё ближе, и ближе, и ближе... Не удерживаешься, вскидываешь руку. Тихо какое-то время. И опять - пииииииии.... пиииии.... ПИИИИИ! Не удерживаешься... Как будто не слыхать. Разве что вдалеке... Совсем чуть-чуть. Еле-еле. Едва. Немножко. Лишь самую малость... Пии-и-и... Пи-и... Новорождённый сон ворочается в пелёнках сознания: родимый дом, любимая комната, почти привычный мир. Только без комара - в этот миг запускающего в ухо спящему свой настырный хоботок, уверенного в том, что его нет, и от этого - безнаказанного.
Все слышат Голос Радио. В забытой Богом забегаловке кто-то сидит с утра и до вечера, возможно - вечно, и его никому не жалко. А вокруг него - потные лица в гриме, а вокруг него - пьют и жрут. Очередная девица без имени претендует на горсть его минут. Кто-то заказывает свадьбу, кто-то лучшего друга. Вместо того, чтобы встать и сказать: "хватит!", он снова накатит - и продолжит считать трупы. Трупы звёзд, запечённые в бургеры, поп-звёзд заплечные срамы. Трупы брокеров, байкеров, фазеров, фюреров - и все скрывают зубные шрамы. Варясь, как свинина в роге изобилия, плюясь в кокаином в фанерный быт, не замечая, что многих уже распили, но возможно, кто-то ещё не спит. После драки кулаками не машут - разбивают о морды всё, что попало, ради ногтя девочки Маши, уехавшей на белом мерсе под пальмы. Он мрачно смотрит в мешанину дискотеки, на диджея - профессианальную говномешалку, на крутящих задами австралопитеков, скалящих зубы в свете зажигалки. Как бушует море мочи и пива, как тоскуют ноги по белым тапочкам. Как мать стегает Сатану крапивой, при этом называя лапочкой. Он слышал здесь всю музыку в мире, он от неё безмерно устал: справа кого-то ужасно штырит, слева опять кому-то доставило. И нет конца, нет конца потехе... Он видел, как Пётр открыл окно в Европу, как Рюрик княжить на Русь приехал, как Марко Поло шёл нехожеными тропами... Как взлетали первые космические корабли. Он с начала времен сидит в этом грязном, задымленном зале. И быть может, будущее всей Земли видит широко закрытыми глазами.
Все слышат Голос Радио. Чудовищный рассвет. Ещё одно утро бесплодных излияний. Огрызки мыслей валяются на столе - изжёванные, искомканные, изгвазданные чернилами. Мусорный бак принимает всех такими, какие есть, и никогда не вскрывает чужих конвертов. Мусоровоз - почтовый ящик к богу. До востребования, до скончания времён. Пока мусор не начали жечь.
Все слышат Голос Радио. Тысячу лет жена восточного ветра не знала боли, танцуя в зените, пока в неё не вонзился шпиль телебашни. Опутанное проводами, её тело рухнуло на железнодорожное полотно и осталось сверкать. С тех пор её волосы - нити, сшивающие мосты, глаза - семафоры, предотвращающие катастрофы. Тысячу лет жена восточного ветра стоит на шпалах, и будет стоять до последнего рейса. Когда проходит состав, камни катятся вниз по тропе, ведущей в глубины джунглей, где в тихом опуте спят нерождённые души. Вновь камень будоражит ил - кто-то открыл глаза на миг. Ещё не умея мыслить, а только видеть: изумрудные, золотые лучи и тропинки пузырьков со дна, дремучую водоросль, объявшую призраки мертвых деревьев, корни живых, вздыхающие в черноте... Ещё не умея знать, а только слышать: бурление топей, отражённые голоса беспечных птиц, беготню водомерок, пузырчатые поцелуи жаб, шёпот дождя, повисающего на ветвях - одна капля коснулась озёрной глади... Ещё не умея помнить, а только чуять: тепло и холод, путаницу трав, загадку своей отрешённости, касания тех, кто спит ещё глубже. В зарослях наверху пантера затихла, предвкушая прыжок, её блестящие бока покрыты жёлтой пыльцой. Её добыча - источенный остов пиратского корабля, - опять ускользнула на дно, в дряхлую хижину моря на месте былого дворца. Капитанская каюта. Немного костей и амулетов на счастье. Уже тысячу лет царевна в золотом саркофаге ожидает того, кто вернёт её к жизни... Бульк! Камень ушел на дно. Душа смыкает веки и пробуждается от вагонного грохота - поезд идёт на золотые прииски. Что-то светлое мелькнуло за стеклом. Душа открывает окно, чтобы лучше вглядеться в солнечные очи, но видит только золото. Душа скучает. Включает радио, заказывает чай, решает кроссворд, лишь изредка поглядывает наружу, уже не надеясь вновь увидеть жену восточного ветра, ту, что тысячу лет не знала боли. Душа смыкает веки - в ожидании следующего камня.
Все слышат Голос Радио. Там, где созвездья касались воды, нынче навек замолчали пруды. Смело рабочие едут в метро похоронной бригадой. Красная площадь взмахнула крылом: в небе парад - как ему повезло стать на мгновение частью её стройотряда! Смертник не знает о том, что его смех - наркотическое вещество, опиум для никого - хохочи вместе с ним. Выбрось за шкаф черновую тетрадь, чтобы в неё никогда не писать, то, что начертано в свитках: "Москва - Третий Рим". Питерский дождь и Анапы жара - здесь это только дрова для костра. Искры летят от штабного пера на рожон. Где-то в одной запоздалой стране время лежит в летаргическом сне. Кони - пьяны, хлопцы - вдрызг, катафалк - запряжён.
Все слышат Голос Радио. Телешоу - шов от лоботомии. Принцесса, поцелуй оператора - пусть снова станет лягушкой, женится на дюймовочке и наделает много-много маленьких буратин, протыкающих носами шторы священных спален. Он знает, что под Новый Год к людям приходит мистер Пропер, дабы очистить их от грехов, и никогда не забывает поклониться тёте Асе с белым саваном, идущей в конце процессии.
Все слышат Голос Радио. Если зима приходит опять - значит, пора нам что-то менять. Раз мы не зря здесь родились - поздно кричать "время, остановись!". Последний таракан усердно молится в шкафу: "Господи, пошли мне гром на голову за все мои грехи, но лучше - маленькую девочку". С таким же успехом можно молиться аквариумной рыбке. Аквариумная рыбка, научи меня жить в зазеркалье. Аквариумная рыбка, даждь мне днесь свой хлеб насущный. Аквариумная рыбка, вдохнови меня в сотый раз написать "Я больше не приду без штанов на уроки". Аквариумная рыбка, покажи мне, как видеть свет сквозь тёмные стекла, как биться губами о холодную плоскость. Аквариумная рыбка, помоги мне измерить глубину молчания... Вот рыбка открывает рот, и тихо шевеля губами, произносит: "Все слышат Голос Радио. Разве ты не слышишь Голос Радио? Этот Голос! Голос, дурак! У меня есть Голос!"
Свидетельство о публикации №108111903127