Свиток третий ковчега метапоэм реквием, 20

Хрипит магнитная основа
Из чрева древнего «Днипро»-
Ночь полнолунья. Полвторого.
И нет надежды на метро.

Броня крепка, а плёнки ломки,
В ожогах уксуса рука,
И рвет идейности постромки
Твистоподобье трепака.

Филфак с физматом тесной парой
Танцуют белый танец старый,
Витает сонмище музык.
Слова, как половцы в набеге,
И бьётся в судорожной неге
Полузадушенный язык.

2
Полузадушенный язык
В походе до Владивостока
На речке Калке ли отвык
От Слова о полку высоком?

Поведал весям юный князь,
Купаясь гоголем в глаголе,
Ошеломительную связь
Стрелы и сокола в неволе.

Над полем – лебединый клик.
В тенетах цепких повилик
Ржавеет вещая подкова.

Мотивом связаны слова,
Былинный пленник жив едва –
В боббину втиснут, упакован.

3
В боббину втиснут, упакован,
Мотая бесконечный срок,
Он к вечной злобе дня прикован
Цепями подневольных строк.

Свинцом расхожей лигатуры
Разбавив золото стократ,
Пируют бесы масскультуры

И каждый выпендриться рад.
На «Между прочим, все мы дрочим…» -
Отзывчивы, как томагочи.

Обезналичен и безлик,
От кока-колы без закуски
Космоязычьем болен Русский,
А был приволен и велик.

4
А был приволен и велик,
Соединял язык напевный
И Миргород, и Валерик -
С пропавшей без вести царевной.

Там банда красных дьяволят
Храм разбирает на дровишки,
Там «буревестники» велят
Сдавать фольклорные излишки.

Доклад, овация, арест,
Томов с «чернухой» эверест.
Там пионер отца заложит.
Синица, как всегда, в горсти
И некому произнести:
«Я вас любил, любовь еще, быть может…»

5
«Я вас любил, любовь еще быть может…»
Не может быть поэта без любви.
И пусть она одна его тревожит
Бутоном белым в солнечном Аи.

Весь путь земной, а не до половины
Пройти насквозь однажды суждено.
До самой сокровенной сердцевины
Пронзило душу терпкое вино.

Нет, ни кресту, ни розе чайной
Не выжить. Разве что – случайно.

Поэт продрог на питерском мосту.
«Двадцатый век… Ещё бездомней…» -
О будущем и прошлом помня,
Перо шептало белому листу.

6
Перо шептало белому листу
Слова любви, отчаянья и счастья,
Переходя за тонкую черту,
Где звёздный полог солнце застит.

Где ледоставы не коснутся вод,
Где не вернётся невод без улова,
И вызревает тяжкий плод
Ещё не сказанного слова.

Нам нету дел до пасторали,
Мы землю грешную орали.
Савраска по сей час в поту.
На полюс верности летели,
Свист элегической метели
Улавливая налету.

7
Улавливая налету
Чуть слышный скрип последней парты,
Шмель стартовал в морском порту,
И в путь отправился без карты.

Да будет славен князь Гвидон,
Он, как всегда, за всех в ответе –
За грешниц падших и мадонн.
У тех и этих – тоже дети.

Когда во фляге ни глотка,
Нет путеводного клубка,
И дни на ночи так похожи,
Из детской книжицы листок –
Воды живительной исток.
Невнятный ток сердечной дрожи.

8
Невнятный ток сердечной дрожи,
Багрец кленового листа,
Нескромный взгляд в лорнет из ложи,
Пороши первой чистота,
В дорожной муке колоколец,
Вороний грай да волчий вой,
Бредущий полем богомолец,
Размытый серп над головой,
Горячий полдень на покосе,
И снова дождь, и снова осень,
Журавль колодезный вдали.

Столбов с раструбами колонны
Колоколов вечерних звоны
Не сразу заглушить смогли.

9
Не сразу заглушить смогли,
Терзая микрофонов темя,
Глубинный голос - плач земли,
Подобный музыкальной теме,
Певцы от сладкого шприца,
Певицы жажды преисподней
И тенор среднего лица,
Им приходящегося сводней.

Нет женихов и нет невест
Там, где присутствует инцест
Обмылком скользким в общей бане.
Исходят криком города,
Шаманит дикая орда,
В эфир бубня и барабаня.




10
В эфир бубня и барабаня,
На ухо давят и на глаз.
В Манеже слышен визг кабаний:
«Не модернист, а педераст!»

Мы Ангаре заткнули глотку
И впрок наделали ракет,
Хотя глушить на Кубе водку
Резона, вроде бы, и нет.

Нам шастать «за бугор» не надо,
У нас самих Олимпиада,
К нам в гости едет пол-Земли.

И только детям сказка снится –
Степной ковыль и кобылица,
И шелест платья Натали.

11
И шелест платья Натали
Твоей жене не даст покоя.
Но где же ей найти такое
За деревянные рубли?

Ведь ты не бедный камергер
И не наследственный помещик.
С подруг, взяв скромности пример,
Пускай перешивает вещи.

Грешил и я, на кухонной трибуне,
Свой пыл растрачивая втуне.

«Передовая» в нищете,
Со склонностью к самокопанью,
«Прослойка» едет в решете.
«…И дольней лозы прозябанье».

12
И дольней лозы прозябанье,
А заодно и целый мир,
Не без большого колебанья
Откроет визою ОВИР.

Литровка «белой» в чемодане
Да блок болгарских сигарет…
Смотри, Европа – это Ваня,
Добрее зверя в мире нет.

Он не по злобе в вашей Праге
Кидал в отхожее бумаги.

Его бы тоже пожалеть:
Огнем не отвечали танки.
Когда обуглятся портянки,
Бумага начинает тлеть.




13
Бумага начинает тлеть,
Но рукопись неопалима.
Мысль невозможно запереть
В щепотку пепла, струйку дыма.

«Художник – винтик колеса,
А не загадка мирозданья» -
Проводит трубкой по усам
Сам корифей языкознанья.

Ревнителя народного фольклора –
На Соловки, зане он – хуже вора.

Пора Руси кондовой околеть.
Дом-зак, барак, прощай, товарищ Пушкин!
Психушками окончились игрушки.
Сверкает лазерная клеть

14
Сверкает лазерная клеть,
В ней для тебя – кусочек сырный.
Ума не нужно, чтоб суметь
Взойти за ним в чертог всемирный.

Покликай «мышкой» боевой,
В круг созови бесплотных духов.
Поддержит флирт передовой
С косой вертлявая старуха.

Стригут мозги почище гильотины
Умельцы виртуальной паутины.

Сознание – за мутной пеленой.
«Реал – отстой, и грузится хреново.
Брось всё, забудься, будь со мной». -
Хрипит магнитная основа.

15
Хрипит магнитная основа.
Полузадушеный язык
В боббину втиснут, упакован;
А был - приволен и велик.

«Я Вас любил, любовь ещё, быть может…»
Перо шептало белому листу,
Улавливая налету
Невнятный ток сердечной дрожи.

Не сразу заглушить смогли,
В эфир бубня и барабаня,
И шелест платья Натали,
И дольней лозы прозябанье.

Бумага начинает тлеть.
Сверкает лазерная клеть.