Садки Знаменские

Эта рябь на пруду.
Островки. Захудалые липы.
Кто-то вроде бы дует в дуду.
Чьи-то робкие скрипы.

Этот дождик косой.
Эти утки, плывущие клином.
Этот мальчик босой
под дубком-исполином.

Тучи низкие эти,
гонимые ветром внахлёст…
Всё на свете –
щемит почему-то. До слёз.

Может, эхо былых канонад?
Тени вечной разлуки?
Снова Жуткие Птицы летят?
Тленный запах разрухи?

Или просто – распалась семья?
Невезения колея?
Заурядный упадок души?
Приступ сплина, до пошлости тяжкий?..
 
Мирным строем стоят камыши.
Им задумчиво машут ромашки.
Распушилась болотная сныть,
нежно светит в угрюмом подлеске.
Нет, негоже здесь хлюпать и ныть,
как бы ни были доводы вески!

Луговая мерцает герань.
Вот лесная герань воссияла.
Не кручинься. Встряхнись. Перестань.
Разве всей этой роскоши мало?

Обнялись борщевик с бузиной,
и не нужно им доли иной.
И, как будто не ведая горя,
процветают ресницы цикорья.

И малина, истерзана вся,
никнет в травы, не корчась от боли,
ничего у небес не прося,
только чуточку солнца и воли...

Чу! Гляди: вековая ветла –
всей громадиной, всей пуповиной
преломилась… Страшна и светла,
в лоно вод возвратилась с повинной.

Плещет пляска бесчисленных струй,
молний грянуло грехопаденье –
жгучий неба с землёй поцелуй,
ненасытное уст совпаденье.

Пляска страсти на голом пруду
распузырилась, как на беду.
Вдруг скользну с бережка, как по льду,
неуклюже в купель упаду.

Но сорву с себя, словно чадру,
тину скорби, пиявку-хандру.
Как по суху, вприсядку пойду
да устрою чертям чехарду,
с безысходностью счёты сведу –
не в раю, так уж точно в аду.
И, готов побожиться, найду
дударя, что колдует в дуду.

12-20 июля 1986.