Остывший мате

     
 

               
               
               
Она пришла  к нему в мастерскую ремонтировать часы. И разбила его сердце.

Весна скромными лепестками цветущих яблонь заглядывала в окна, наполняя сердца  жителей необъяснимой радостью. Город, уставший от зимы, улыбался небу и сиял от чистоты улиц и помыслов.
Вошедшая девушка  протянула часы и посмотрела на часовщика своими зелеными глазами. Проверив несколько раз циферблат, он нахмурился и сказал, что дело трудное. Она села на стул и принялась терпеливо ждать, источая с каждым вздохом аромат своих цветочных духов.  Он медленно вдыхал их  и не мог придумать повода, чтобы она подольше не уходила.
Эта была самая крупная мастерская в городе. Она находилась во Французском  Переулке между  магазином Эммы Мартинес и городским парком. Каждую субботу в парке устраивались концерты, в которых принимали участие местные жители. Серьезные мужчины, работающие с понедельника по пятницу адвокатами или докторами, на один день превращались в певцов и музыкантов и отдавались великой силе мелодий. Листья зеленого винограда нежно обвивали чугунный забор парка и предавали каждодневной реальности немного романтики...

- Любите Ван Гога? – спросила девушка и кивнула  в сторону картины, висящей на стене. Часовщик поднял голову и в тысячный раз посмотрел на «Подсолнухи».
- Честно говоря, не очень.
Девушка удивилась:
-  Тогда почему же висит?
-  Это плата за ремонт часов. У человека не было денег, и он отдал мне картину.
- Вечность в обмен на вечность, - улыбнулась она, -  а знаете, что если  в музее Ван Гога посмотреть на потолок, можно увидеть свое отражение на этой картине.
-Вы были в Амстердаме?
- Да, я была там на гастролях с театром.
- Значит, вы актриса?
- Нет, я танцую в театральной труппе.

На улице подул ветер и несколько лепестков цветущей яблони залетели в открытое окно.  Часовщик поднял голову и посмотрел на девушку, сидящую напротив. У нее были кудрявые волосы, и бежевое платье с зелеными цветами, которые очень подходили к ее глазам.
- Какой он, Амстердам?
- Пахнет кокосовым печеньем.
Часовщик улыбнулся:
- Почему?
Она пожала плечами:
- Официант всегда приносил мне к чаю кокосовое печенье, и теперь этот вкус напоминает мне Голландию.

Когда часы затикали, ему показалось, что у него в руках забилось ее сердце. Ему не хотелось отдавать его. Он нерешительно протянул руку, девушка улыбнулась, и, заплатив за ремонт, вышла из мастерской. Часовщик  продолжал стоять, и чувствовать холод от циферблата у себя на ладони. Часы, стоявшие у него на столе показывали 12:12. 
- Я бы очень хотел быть с ней – произнес он и принялся за работу.

* * *
Несколько дней он не мог найти повода, чтобы снова ее увидеть. Все его мысли были заняты только ею: он вспоминал каждое движение и слово. Ворочаясь в кровати, он придумывал тысячу причин, чтобы зайти в театр, где она репетировала, и каждый раз причина казалась ему не достаточно правдоподобной. По ночам  ему стал сниться Ван Гог, который никак не мог нарисовать  кокосовое дерево.

Прошла неделя и однажды, заходя в магазин Эммы, он увидел на стене театральную афишу, приглашающую всех жителей на премьеру спектакля.

- Эмма, вы слышали что-нибудь о новом театре? – спросил он, входя в магазин.
- Только то, что он новый! – раздался из-под прилавка смех Эммы и через несколько секунд оттуда появилась она сама. Акцент и  неправильные ударения  выдавали в ней эмигрантку. А черные, почти сросшиеся брови заставляли покупателей замирать в изучении непривычных черт лица, и угадывать  название ее родины. 
Эмма открывала магазин рано утром,  договаривалась с поставщиками, помогала дочери Люс делать уроки и закрывала магазин, когда на улице уже было темно. Никто не знал ничего о ее прошлом. И никто не уходил из магазина без ее булочек с миндалем, которые по праву считались самыми лучшими в городе.
Часовщик посмотрел на полку с шоколадом и спросил:
- Эмма, у вас есть кокосовые конфеты?
- Приехала ваша мама?
- Нет.
Эмма прищурила глаза и торжественно произнесла:
- Тогда вы влюбились!
Он засмеялся:
- Почему только два варианта?
- Потому что мужчины не едят конфеты, тем более кокосовые.


* * *
Когда настал день премьеры, он не знал, как дождаться вечера. Ему казалось, что, как только она появится на сцене, его сердце застучит так громко, что все тот час же поймут, что он влюблен. Выпив несколько чашек кофе и два раза переодевшись, он вышел из дома и направился в переулок  Чувств, где находился новый театр.
Внутри пахло свежей краской и духами прибывших женщин. Полная дама в блестящем платье и в совершенно неподходящей  шляпе, продавала программки.  Зрители громко обсуждали предстоящую премьеру и хотели поскорее зайти в зал.
И как только в театре появился мэр с женой, был дан третий звонок, и занавес распахнулся…
 
Ничего из того, чего он опасался, не произошло. Никто не услышал, как билось его сердце, когда на сцене появилась танцовщица. Никто не увидел, как он смотрел на нее и не мог дышать.
Под светом прожекторов ее  кожа казалась почти мраморной. А собранные волосы  подчеркивали совершенность ее шеи. Он ловил каждое ее движение, и чувствовал, что влюбился в ту, о которой почти ничего не знал.
Зеленоглазая девушка танцевала, и не замечала ничего вокруг. Казалось, что для нее существовал только танец.

Через два часа спектакль закончился. Зрители громко аплодировали актерам и довольные выходили из театра.  На улице пахло счастьем. Весенний ветер кружил голову, и давал надежду на что-то новое.
Часовщик посмотрел на часы. Они показывали 22:22.
«Как бы я хотел быть с ней», - подумал он, и счастливый направился к дому.

К коробке конфет, которую он подарил ей после спектакля, прилагалось короткое письмо:
«Дни без вас похожи на вечный дождь. Часовщик»

*  *  *
Через два дня, ровно в три часа по полудню, дверь его мастерской распахнулась и вошла она, неся в руках большую клетку с попугаем. Она поставила ее на стол и облокатясь на спинку стула, спросила:
- Ну, что, как у нас с  погодой? Дожди идут?
Он улыбнулся:
- Сегодня, наконец, солнце!
- Ну, и, слава Богу. Я так не люблю зонты!
Она улыбнулась, и, указывая на попугая, добавила:
- Это Вам.
- Спасибо. А как же мне его назвать?
- У него уже есть имя. Эдас. Так звали моего преподавателя по танцам, который много болтал.
Часовщик посмотрел на попугая: Эдас молчал и хмуро смотрел по сторонам, привыкая к новому запаху и голосам. Танцовщица постучала пальцами по клетке и добавила:
-Только, боюсь, этот совсем не будет разговаривать. Он такой же скромный, как Вы.
Часовщик улыбнулся:
- Я не скромный, я влюбленный. Это абсолютно разные вещи…

*  *  *
Весна ворвалась в его жизнь вместе с ней. Разметала, разрушила все  воспоминания о прежних влюбленностях, убедив  в том, что это единственное настоящее чувство.
Каждый раз, когда звенел дверной колокольчик, он надеялся, что это она. И когда было действительно так, он был совершенно не готов к этому.  Обнимая ее, он чувствовал биение сердца и  хотел, чтобы так было всегда.
Она  показывала ему фотографии разных стран, куда ездила на гастроли. А он писал ей любовные записки и вешал на холодильник, зная, что она прочитает их, как только пойдет пить кофе.
Дни, проведенные  с ней, походили на праздники, а ночи на сказку. Он целовал ее горячее тело и кожу, которая пахла миндалем. Они ходили в парк смотреть на имена чужой любви, которые были написаны на большом камне.
Это было настоящим счастьем и ему не хотелось ни с кем делиться чувствами, которые жили в нем. Она рассказывала ему про спектакли, он смотрел на нее и думал, что впервые за долгие годы жизнь стала  не черно-белой, а цветной. Однажды он сказал ей:

- Знаешь, когда я в первый раз тебя увидел, я сразу все понял.
- Что именно?
- Что мы будем вместе.
Танцовщица улыбнулась. Он взял ее за руку и посмотрел в ее зеленые глаза:
- Я абсолютно серьезно это говорю. Мне всегда хотелось, чтобы меня любили не за то, что я говорю, а за то, о чем я молчу,  и мне кажется, что только ты понимаешь мое молчание.

Он ходил на все спектакли, где она танцевала. Полная дама все также продавала программки, и носила странные шляпы. Каждый раз она одобрительно кивала ему, думая, что это еще одна высокообразованная душа, застрявшая в этой глуши.
Больше всего ему нравился  «Датский писатель», где танцовщица исполняла «Танец тюльпанов». Нежно-розовое платье и ее кудрявые волосы заставляли его сердце стучать еще сильнее. Ему казалось, что он не просто встретил ее, а  узнал. Потому что до встречи с ней, ее образ жил у него внутри.
Она танцевала на сцене, а он сидел в зале и чувствовал на ладонях запах ее тела, оставшийся с прошлой ночи.
По утрам танцовщица торопилась на репетиции в театр, и, не позавтракав, уходила. Оставляя после себя тепло и немного цветочных духов на подушке. Однажды не в силах терпеть, он догнал ее и крепко обнял. Она засмеялась:
- Тебе мало сегодняшней ночи?
- Мне ТЕБЯ всегда мало.

* * *
На Пасху шел мелкий дождь. Она тысячу раз открывала и закрывала зонт. Ей не нравилось нести его в руках и не нравилось мокнуть без него. Скамейки парка, через который они шли, казались одиноко-мокрыми. Не было никого, кроме пожилой няни и  двух маленьких девочек, прыгающих в классики.

- Здравствуйте! – крикнула одна из них и улыбнулась танцовщице.
- Здравствуй! – ответила танцовщица, и уже, потом, отойдя в сторону, сказала часовщику:
- Странная девочка! Я ее совсем не знаю!
- Это не просто девочка. Это наше счастье!
Она улыбнулась:
- Такое маленькое?
- Да, но с каждым днем оно будет все больше.
Она замолчала и посмотрела на него своими зелеными глазами, он обнял ее:
- Я так долго ждал тебя.
Она приблизилась и поцеловала его:
- Пойдем кофе пить. Я замерзла.


* * *
Утром, зайдя в мастерскую, и перевернув откидной календарь, он понял, что уже май и значит, за спиной осталось три месяца, проведенных вместе.
- Как же быстро, - подумал часовщик и улыбнулся собственному счастью.

В двенадцать часов дверь распахнулась и вошла танцовщица. Она поставила на стул сумку, и, глядя куда-то вдаль, она сказала:
- Послушай, завтра мы едем в Польшу, а потом в Германию и Чехию. Я вернусь только через три месяца.
Она продолжала стоять, не зная, куда деть руки, освободившиеся от сумки:
-Послушай, ты же никуда не уедешь за это время? Ты будешь меня ждать, правда?
Он кивнул:
- Конечно, и ещё я буду писать тебе письма. Каждый день.
 На выходе из мастерской она обернулась:
 - Знай, что обратно я буду ехать не в этот город, я буду ехать к тебе.

Через два дня она уехала. Он проводил ее на вокзал и вернулся в мастерскую. Было тихо, и запах сирени незваным гостем заходил сквозь открытое окно. Он достал из ящика лист белой бумаги,  начал писать письмо. Это было первое из сотни, которое он отправил за три месяца ее отсутствия.


               
Письма:

1.

…Утро в оправе твоих очков разглядело счастье.
Сердце мое, затаившимся маленьким мальчиком, ждет писем и с грустью смотрит на пачку новых, еще не наклеенных марок. Боится, что перестанешь писать, и они так и останутся нетронутыми и ненужными больше.
Люблю, когда ты носишь очки…такая серьезная…и, кажется, такая недосягаемая…совсем не моя…и все равно моя, даже если не касаюсь…радуюсь тебе, как маленький мальчик может радоваться походу на парад с шарами и салютом, цветами и песнями.
Белые пустые конверты ждут слов и предложений, которые мне так трудно написать.
Странно произнести вслух то, что и так слишком очевидно. Но, зная себя, понимаю, что все равно напишу и скажу…
Потому что я уже давно не маленький и не мальчик…

2.
Там, где плантации роз продают за бумагу. Где, с каждым днем все сильнее пахнет весной и небом, солнце отдает всю нежность виноградникам, а я чувствую, как ты улыбаешься. Уезжая, ты забрала мое сердце и с каждым днем мне все сложнее обходится без него. Но еще сложнее жить без тебя. И знаешь, я стал  меньше смотреть на прохожих: меня не интересует ничего, что не касается тебя. Я хочу только твоих губ и глаз, твоего запаха и голоса. Иногда мне становится просто невыносимо без тебя. Я хочу к тебе, чтобы видеть тебя, чувствовать и дышать с тобой одним воздухом.
 Мне грустно оттого, что я упустил все твои сегодняшние улыбки. Ты на кого-то смотрела и говорила что-то, а я ничего этого не видел и не слышал. Мне кажется, я не живу, а просто считаю дни до твоего приезда. Эдас наш тоже грустит .Я пытаюсь научить его говорить твое имя, но он  молчит.
Солнце садится и завтра будет еще один бессмысленный  день без тебя. Я лягу спать и мне снова приснится весна, ты и плантация роз.


3. Мне грустно без тебя. Грустно, грустно, грустно. Каждым вдохом и выдохом я ощущаю твое отсутствие.
У нас целую неделю идет  дождь. Словно осень, спутав даты в сезонном календаре, уже пришла с мольбертом и красками, с дождем и ветром. Я смотрю на дождь, и мне кажется, что это небо плачет  от любви к тебе. Оно терпело, грустило и вдруг расплакалось....
Птицы, опоздавшие на юг, смирились с предстоящей зимой. Они гуляют вдоль аллей, клюют редкие семена, и, кажется, тоже ждут твоего возвращения.
Наш город совсем пустеет, когда ты уезжаешь. Я вспоминаю последний субботний  спектакль. Твой профиль в свете софитов и твои зеленые глаза, которые смотрели прямо на меня. Я не могу описать тебе, что я чувствовал  в этот момент.
Я знал, что сейчас ты танцуешь только для меня, как если бы я один сидел во всем театре. Я хочу, чтобы ты знала, что я променял бы всю свою жизнь без тебя на одну минуту с тобой…Я очень сильно тебя люблю. Настолько, что иногда проще молчать, чем говорить.

Радость моя, улыбнись мне сейчас и я это почувствую…


*  *  *

Она писала ему не так часто. Иногда в письма были вложены засушенные цветы, которые хранили запах ее духов и брошюры о выступлениях  театра. Она описывала города, где танцевала, новые костюмы и гримерш, которые воровали пудру. Иногда  ее подчерк менялся. И это было явным указателем смены ее настроения.  На конвертах были разные индексы и марки чужих стран.
Часовщик  перечитывал письма сотню раз и знал их почти наизусть. Она что-то рассказывала, просила советов, но никогда не писала того, что ему так хотелось прочитать. Там не было ни слова о них.
С каждым письмом он отчетливее понимал, что однажды  все это закончится.

Прошло два месяца, и она стала реже писать ему. Каждый раз, когда у почтальона не находилось для него писем, он думал только одно: «Дело не в том, что она меня не любит, а в том, что иногда она обо мне забывает».

* * *
Август  в тот год был особенно красивый. Ветер носил по аллеям первые желто-красные листья и крал у гуляющих обрывки фраз. Черный забор, тянувшийся вдоль  озера, напоминал  волшебный паровоз из старой забытой сказки.
Жители города сидели на деревянных скамейках и смотрели, как последние лучи солнца рисуют на небе картины любви. День медленно переходил в вечер. А вечер в ночь, которая приносила с собой первый осенний холод и аромат одиночества.
Часовщик продолжал работать в своей мастерской и думать о ней. Ему казалось, что время без нее остановилось, хотя все часы вокруг него исправно работали.

До ее возвращения оставалось две недели. Он считал дни по минутам и не мог поверить, что совсем скоро увидит ее.
Нежно-желтые листья клена заглядывали к нему в окна. Он смотрел на них и жалел, что плохо рисует.


* * *
- Здравствуйте, доктор! – сказала Эмма, едва часовщик переступил порог магазина.
- Здравствуйте, Эмма! Только я не доктор, я часовщик.
- Вы ремонтируете время, а значит, лечите души!
Он улыбнулся:
- Тогда я плохой врач, потому что не могу помочь самому себе.
- Пропишите себе время, и все пройдет!
Он удивленно посмотрел на Эмму. Она улыбнулась, и в блеске ее сережек мелькнуло солнце.
- Ну, что, когда спектакль? Я хочу сходить с Люс.
 - Эмма, они сейчас на гастролях.
- Ну, вот, я как всегда! – засмеялась она.

* * *
Прошло еще немного времени, и танцовщица, наконец, приехала.

Часы на площади играли старинный марш и показывали ровно полдень. Бежевая коробка кокосовых конфет, аккуратно перевязанная проворными пальцами эмигрантки Эммы, лежала у него в правом кармане.
Был будний день, и люди вокруг были заняты своими делами, но предчувствие большого праздника не покидало часовщика. Выходя из мастерской и вешая табличку «закрыто», он думал, что правильнее было бы написать: «Улетел к ней!».

До назначенного времени оставалось еще  двадцать минут.  Не зная, куда себя деть, он начал разглядывать витрины, не замечая, что в них выставлено.
Он не знал, откуда она появится, и поэтому ждал ее с четырех сторон.  И вдруг увидел. 
Она медленно шла, рассматривая всех через тонкие стекла своих  очков. Кудрявые  каштановые волосы были собраны. Узнавая издалека  любимые черты, он почувствовал, как застучало его сердце.
Встретившись с ним глазами, она остановилась и улыбнулась так, как умела только она. Часовщик смотрел на нее и не замечал людей, идущих мимо и тех  нескольких шагов, которые их разделяли. Она уже была с ним, и они уже были рядом.
Солнце слепило глаза и сердце стучало так сильно, что ему приходилось делать глубокий вдох, чтобы продолжать дышать.
Он приблизился к ней и снова почувствовал аромат цветочных духов.
 
В уличном кафе, где они сидели, пахло корицей. Звучал вальс и пары, танцующие на  улице, поочередно стеснялись  то прохожих, то своих собственных партнеров. За  соседним столиком  два джентльмена громко разговаривали  по-английски и кашляли от апельсинового сока.
Он смотрел на нее и не мог не улыбаться. В ней не изменилось ничего, кроме глаз, которые казались ему немного уставшими.
Неожиданный дождь положил конец вальсу и заставил всех посетителей пересесть внутрь. Он поднялся, собираясь последовать их примеру,  но она остановила его:
- Давай  останемся здесь. Первый осенний дождь и  наша первая встреча после долгой разлуки. Я хочу побыть только с тобой.
Он снял пиджак и, укрыв ее плечи, сел рядом. Из открытого окна кафе доносился старый романс. Светило солнце и было понятно, что дождь скоро закончится. Он смотрел на нее и чувствовал, как запах ее кожи медленно смешивался с запахом дождя.
Она улыбнулась ему: «Посмотри, кажется, что мы  одни на всей планете».

* * *
Часовщик нравился ей, но все ее переживания и волнения не имели к нему никакого отношения. Она приходила, когда ей было слишком грустно. Делиться тем, что она не могла сказать никому другому. Он знал это, но был на той стадии любви, когда необходимость видеть ее была гораздо важнее, чем понимание того, что она к нему чувствует.

Город нехотя прощался с летом, радуясь последнему солнцу и теплым дням. Часовщик стоял и  ждал ее возле фонтана. Туристы на площади фотографировали средневековый фонтан и улыбались его красным цветам. Начинался дождь, но он продолжал стоять и ждать.
Он ждал ее несколько часов, но она забыла.

За одними гастролями неизменно следовали другие. И, возвращаясь в город, она стала приходить к нему только спустя несколько дней. Время тянулось слишком медленно, и с каждым днем он все сильнее опускал голову, понимая, что будущего нет.

В обычную среду, когда он работал у себя в мастерской, дверь отворилась и вошла она.

 -Здравствуй.
Аромат незнакомых духов медленно поплыл по мастерской. Она посмотрела на часовщик и улыбнулась:
- Я соскучилась. Ты меня не обнимешь?
Он подошел к ней:
- Ты сменила духи?
- Нет, это те же.
- Они стали по-другому пахнуть.
Она обняла его за шею:
- Может быть, ты просто разлюбил меня?
- Если бы так случилось, мы бы были в совершенно равных условиях, - сказал он и устало улыбнулся.
Она просидела с ним больше часа, рассказывая про новый спектакль и костюмы. Он долго смотрел на нее, а потом  взял ее за руку и сказал:
- Выходи за меня?
Она опустила глаза:
- Я не могу, - сказала она и убрала руку, - Я уже замужем.
Он встревожено посмотрел на нее.
- Что ты говоришь?
- Да. Моего мужа зовут Танец. И он у меня очень ревнивый.

Ветер за окном сорвал последние желтые листья клена. Она взяла сумку и вышла из мастерской.

* * *

Улицы дышали  предчувствием дождя и ощущением того, что что-то должно закончится, и не было никаких сил этому противостоять.
В  кафе, где они когда-то сидели вместе, все так же играли вальс, и аромат корицы сливался с запахом кофе. Посетители, в ожидании вечернего дождя, перебрались внутрь, и на летней терассе часовщик остался совсем один.
Первые  капли падали на белую скатерть, постепенно превращаясь в океан соленых воспоминаний. Он смотрел на чистый лист бумаги, лежащий перед ним.
У него закончились слова. Он  понял, что  всю эту историю придумал он сам. . И то, что в ее жизни  никогда не будет для него места.
Дождь пошел еще сильнее, и капли, словно пальцы умелой машинистки, застучали по чистому листу. «Письмо полное слез», - подумал он, видя, как капли красят белый лист в серый цвет.
На улице  не было никого, кроме пожилой пары медленно идущей под большим зонтом. Казалось, что они вышли из какой-то старой черно-белой фотографии. И их счастье напоминало сказку, которой не могло быть в жизни.
Он встал и медленно пошел домой. Дождь усилился, и ветер, подняв пустой лист в воздух, покружил его и  бросил в лужу. Вместе с осенью на смену  несбыточным мечтам приходила реальность.

* * *
В витрине магазина Эммы, он увидел Люс. Она махала ему рукой, приглашая зайти.
Часовщик открыл дверь, и аромат корицы ударил ему в лицо. Эмма, увидев его мокрую одежду, сказала Люс принести полотенце. Девочка с радостью бросилась в комнату, и принесла сразу несколько.
- Такое ощущение, что ты стоял под каким-то водопадом! – улыбнулась Эмма и протянула ему полотенце, - вытирайся скорей, иначе простудишься.
- А если вы заболеете, я буду читать вам  сказки – сказала Люс, выглядывая из-за спины матери.
- Сказки – это хорошо. Мне их так давно не рассказывали, - улыбнулся часовщик.

В магазине было тепло и уютно. Люс показывала часовщику свои рисунки. Он рассматривал их, и говорил Эмме, что Люс нужно записать в художественную школу.
Зазвенел дверной колокольчик и в магазин зашел пожилой мужчина с собакой, которая наследила так, что можно было подумать, что пол магазина украшен маленькими цветами. Поздоровавшись с часовщиком, он обратился к Эмме:
- Жена сказала: «Как было бы хорошо поесть тех испанских булочек Эммы!». И я спустился, чтобы их купить.
Когда он ушел, часовщик сказал Эмме:
- Наверное, это и есть любовь.
- Что именно?  - улыбнулась она,  - идти в дождь за булочками?
-  Жертвовать чем-то ради другого.
Эмма  грустно улыбнулась ему и налила мате.

Часы показывали половину десятого. Люс, выпив две чашки какао, отправилась спать.

- Как поживает новый театр? – спросила Эмма и по выражению ее глаз часовщик понял про кого она спрашивает.
- Она уехала на гастроли.
- Ты поэтому такой грустный?
Часовщик кивнул. Эмма встала и снова поставила чайник.
- Ты думаешь, между театром и тобой, она выберет тебя?
-Нет.
- А что выберешь ты?
- Ее.
- Наверное, в этом и есть разница между влюбленностью и любовью.

Дождь за окном полил еще сильнее. Эмма посмотрела на него:
- Ты не должен сердиться на нее. Понимаешь, здесь нет виноватых и  нет правых. Это игра, в которой никто не знает правил. А  может, их и вовсе нет. Мы бы и рады играть честно, но…,- она вздохнула, - Знаешь, однажды ты будешь чувствовать все это совсем по-другому, потому что время идет и не останавливается ни перед любовью, ни перед разлукой.

В комнату вошла сонная Люс и сказала, что никак не может решить по поводу подарка на Рождество.
- Но сейчас только октябрь! – удивился часовщик.
- О, ты не знаешь, Люс! Она думает об этом с апреля! – засмеялась Эмма и обняла  сонную дочку.
Люс, не могла выбрать между  желанием остаться и желанием идти  спать. Второе победило, и она заснула в кресле.
- А где отец Люс? – спросил часовщик, наблюдая, как Эмма укрывает дочь.
Эмма улыбнулась:
- Где-то здесь.
- В этом городе?
- Нет, где-то на этой планете. Мы расстались 5 лет назад.
- Почему?
- Он уходил и приходил, когда хотел и  ничего мне не объяснял. Я терпела это два года, а потом ушла.
- Ты его разлюбила?
- Нет. Не сразу. Но у меня не было другого выхода. Он сломал мне сердце!
- Ты хотела сказать «разбил» сердце.
Она посмотрела на него так, словно это сделал он.
- Нет, Я хотела сказать именно «сломал сердце»! Неужели ты думаешь, я не понимаю различия между этими словами!
Она фыркнула, и часовщик заметил, как нахмурились ее черные брови. Она посмотрела в окно и спустя несколько минут добавила:
- Я хочу, чтобы рядом был человек, которому я не была бы безразлична. Я больше не хочу игры в одни ворота.
Эмма принялась вытирать витрину, и наполовину закончив, посмотрела на него:
- Знаешь, когда отец Люс приносил домой фрукты, то большинство из них всегда оказывались помятыми.
- Он мало зарабатывал?
Она кивнула:
-  Но дело не в этом. Можно было купить одно хорошее яблоко, чем килограмм плохих. Просто у него были свои привычки и взгляды на жизнь, которые я не могла изменить. Это так же невозможно, как заставить часы идти в другом направлении.
-Знаешь, когда я последний раз провожал ее на вокзал, я встретил одного  пожилого мужчину. И когда поезд тронулся, он спросил меня: «Вы думаете это уходит поезд?»
Я  кивнул. А он вздохнул, и ответил:
« Нет, это уходит время».
Часовщик посмотрел на часы, висевшие над прилавком, и добавил:
- И знаешь, я больше не хочу смотреть ему вслед.
Эмма открыла окно, и запах дождя медленно поплыл в воздухе:
-Странная осень в этом году!
- Много дождей?
- Нет. Много слез.
- Это значит, что скоро будет совсем легко дышать.
Часовщик внимательно посмотрел на Эмму:
- Странно видеть тебя грустной.
Эмма посмотрела на него и улыбнулась:
- Когда грустно, можно сесть и плакать, а можно делать вид, что все хорошо!
Она посмотрела на Люс, спящую в кресле, и добавила:
 - Я  сейчас в такой ситуации, что просто не могу позволить себе сесть и плакать.
Она начала убирать со стола, и дотронувшись до его чашки, сказала:
- Твой мате совсем остыл.
Он вздохнул:
- Это не мате, это я.

 * * *
Дождь не прекращался еще несколько недель. Он громко барабанил по стеклам, отбивая собственное время. Крыша мастерской текла, и капли свинцовыми пулями падали в жестяной таз.
На столе часовщика лежал маленький атлас. Он смотрел на него и думал, что никогда больше не откроет его, чтобы посмотреть, где находится очередной город, куда она уехала. Боль медленно сменялась усталостью, за которой приходило смирение и понимание того, что нужно жить дальше.
Через открытое окно ворвался ветер и опрокинул все, что стояло на подоконнике. На пол упали электронные часы и разбились. Он наклонился, чтобы поднять их. Часы показывали 00:00. «Я хочу быть…» - он вдруг замолчал и ему захотелось курить.
Он посмотрел на «Подсолнухи», а потом в окно. Огромные золотые листья медленно становились лишними в городе, к которому приближалась зима.

- Я хочу, чтобы этот дождь поскорее закончился.


Он закрыл мастерскую и вышел на улицу. Дождь медленно переходил в снег. В магазине Эммы горел свет,  и сквозь стекло было видно, как они с Люс делают уроки. Люс стучала карандашом по тетради, а Эмма улыбалась и что-то ей объясняла. Снег медленно падал на землю. Часовщик стоял и продолжал смотреть. Теперь он точно знал, что подарить им на Рождество.
               
                Весна – Осень 2008






Я начинала писать, думая о ком-то одном, закончила, думая о другом. За время работы над рассказом я, действительно, кого-то разлюбила….
                Н.А.