Театр

       Когда-то в Москве (не знаю, как сейчас) была такая практика продажи билетов в те-атр: если покупаешь билет в какой-нибудь из престижных театров, то в нагрузку обязан купить еще один билет, но в театр малоиз-вестный, который не привлекает к себе многочисленной публики.
Первоначально, мне это казалось возму-тительным: почему навязывают, ведь человек должен быть свободен в выборе, какие театры ему посещать. Однако пораз-мыслив об этом, я решил, что поскольку театр - предприятие чаще всего убыточное, то надо как-то поддерживать мелкие, про-винциальные так сказать, коллективчики - глядишь, в них выпестуется один-другой "мастер чувств"... К тому же, обладатель та-кого вот, навязанного билетика не принуждался идти в театр - рядом с теат-ральной кассой стояла урна, в которую занятой московский люд тут же выбрасывал нагрузку. Но я в то время был из "свободных художников", то есть пребывал в статусе студента, поэтому дополнительный билет, полученный к Большому, решил использо-вать по назначению.
       Я и раньше ходил в театры, что рангом пониже и расположены в каких-нибудь заво-дских домах культуры, но э т о т оказался на самой окраине Москвы. Район был какой-то смесью города и деревни.
Сейчас уже и не помню точно, но по-моему там даже сохранились частные постройки.
Когда я туда добрался, уже стемнело, был февраль, довольно снежная зима, и я с тру-дом нашел, пробираясь между заборами и промышленной свалкой стоящего непода-леку завода, цель своего путешествия: Театр Дома Культуры какой-то фабрики. Навер-ное той, что находилась поблизости. Дом культуры выглядел довольно мрачно. Был он деревянный, одна из его сторон по пер-вому этажу была без окон, только на втором виднелись узкие, наподобие бойниц, око-шечки. С другой стороны я нашел вход и четыре больших окна - очевидно, вестибюль; одно окно заколочено крест накрест доска-ми, что создавало картину заброшенности.
Вот тут-то, впервые я мельком почувство-вал, что нахожусь в каком-то другом, жутковатом измерении... Окинув взглядом местный ландшафт, я объяснил себе это ми-молетное ощущение окружавшей меня картиной: фонарей не было, светила Луна, отчего при свежевыпавшем, еще не закопче-ном снеге, было достаточно светло. Света прибавляли огни фабрики, в которой, по-видимому, работала вечерняя смена. Хотя располагалась фабрика не очень далеко, мет-рах в трехстах от места, где находился я, она казалась недосягаемой - рядом начинался пустырь, переходящий в огромный овраг, противоположный откос которого подхо-дил почти вплотную к забору, ограждающему фабричную территорию. По эту сторону оврага был действительно - не то дачный поселок, не то частный жилой сектор. Почему-то окна в домах были тем-ными, хотя время еще только приближалось к семи вечера. Свет горел только над крыльцом у входа в барак, как бы вставлен-ный между этими покосившимися домишками, и внутри дома культуры. При-чем светились не окна вестибюля - в нем было темно, - свет сюда проникал, похоже, из зрительного зала через двери, ведущие в партер.
Туда я и прошел; билет никому предъяв-лять не пришлось, да и вообще ни в вестибюле, ни в зале, никого не было. Нико-го. Да и "зал" оказался всего-навсего комнатой с деревянным полом и высоким помостом, за нимающим почти половину этой комнаты, и закрытым ширмой, играю-щей роль занавеса. Здесь стояли также ряды обыкновенных скамеек, на которых я не увидел ни одного зрителя.
Опять меня пронзило чувство жуткова-той загадочности, но вспомнив о билетах, выброшенных в урну перед театральным ки-оском и немного успокоившись, я стал вы-бирать место поудобнее. Обычно престижным считается первый ряд, но ока-залось, что сидеть на нем было очень неудобно: лавки располагались очень близко к сцене, которая в свою очередь, была на-столько высока, что приходилось буквально задирать голову. Я прошел, вернее - пере-шагнул через три-четыре ряда и уселся в се-
редине "зала", так как рядов оказалось не бо-лее десяти.
За занавесом чувствовалось присутствие людей. Или просто: за занавесом чувствова-лось п р и с у т с т в и е. Это уточнение я делаю в связи с тем, что по мере приближе-ния рассказа к событиям, которые побудили меня взяться за перо, во мне с новой силой оживают ощущения того вечера, хотя про-шло уже 10 лет. Да, чувствовалось просто присутствие. То есть не как обычно, когда слышны шаги или шум передвигаемого по сцене театрального реквизита, когда то тут, то там работники сцены задевают занавес, нет. Ощущалось присутствие. Во всяком слу-чае, находясь один в зале, а может быть во всем этом клубе, а может быть и в целом рай-оне, куда я приехал на автобусе трехзначного маршрута, я все-таки чувство-вал, что я здесь не один.
У меня не возникало устойчивой мысли о странности моего положения, за исключени-ем двух мгновений, которые уже упомянуты. Теперь я сидел в зрительном за-ле, ждал начала спектакля и чувствовал, что я не один, что действие вот-вот начнется.
       Заиграла музыка. Не громко, но с нараста-нием. Это была песня из какого-то мультфильма - пиратская или разбойничья. Громкость нарастала. Пению, воспроизводи-мому скорее всего с пластинки, вторили разрозненные голоса из-за занавеса. В тот момент, когда громкость достигла оглуши-тельного уровня, занавес тронулся
вверх. Именно тронулся: с такой же нарас-тающей скоростью, как и увеличение громкости. Ход занавеса вверх, я уловил взглядом только до половины его пути. Да-лее, то есть выше, он убрался почти мгновенно. Музыка звучала настолько громко, что мне стало страшно, и я приго-товился увидеть такое же страшное зрелище, но как удар по глазам, за этим занавесом ока-зался еще один, и он стал медленно расползаться от центра по обе стороны по-моста-сцены.
На сцене я увидел несколько стульев и людей, ходивших вокруг них. Это они подпе-вали песне, хотя теперь, за оглушительностью музыки, их не было слышно. Я постарался разглядеть лица по-ющих, они оказались мертвенно-неподвижными, похожими скорее на маски из папье-маше, но очень правдоподобно изо-бражающие человеческие лица. Одеты артисты были по разному. Некоторые обла-чены в какую-то хламиду, а некоторые в костюмы: Арлекина, Мальвины, во фрак. Всего их было... Наверное, человек шесть. "Наверное" - потому, что я с трудом вспоми-наю все, что происходило в тот момент. Я находился в состоянии какого-то оцепенения, близком ко сну. Очень смутно помню и про-исходившее далее. Какое-то действо конечно происходило: помнится, в зале и на сцене был полумрак. Освещены были только
фигуры, да и то лишь благодаря свечам, рас-ставленным по полу сцены, на стульях, а также находившимся в руках у некоторых действующих лиц. Четкого воспоминания о самом спектакле у меня не осталось. Разыг-рывая какую-то драму (или комедию?), артисты спускались с помоста, бегали друг за другом, перепрыгивая через ряды скамеек и даже иногда задевая меня, но не обращая на меня никакого внимания...
Не знаю, сколько времени продолжалось это представление. Во всяком случае, когда я оказался сидящим на длинной скамье "среди
них", я понял, что спектакль окончен. Были вопросы, адресованные мне: понравилась ли пьеса? Были шутки, и я тоже отвечал ка-кими-то остротами, очень веселящими коллектив театра. Потом стали расходиться. Вернее, "их" стало становиться меньше, и осталось трое. Вместе с ними, я отправился домой. Хотя я не понимал, да и не задумы-вался над тем, куда я отправился. Как бы-ли, в театральных костюмах, они вышли со мной на улицу, и мы пошли между домов. Двое из них - один (или одна), похожий на лешего, и Мальвина, вскоре отделились и пропали в темноте проулка. Я остался с од-ним, он был во фраке, а лицо выражало не то улыбку, не то скорбь. Такое выражение лица достаточно точно характеризует слово "гри-маса".
Я пригляделся к нему: то, что я сперва принял за маску, было действительно ли-цом, только в этом лице была одна странность - его масочная неподвижность. Но глаза были живыми, и губы при разговоре едва заметно шевелились. Цвет? О цвете го-ворить трудно: светила полная Луна и лицо его выглядело в этом свете бледно-голубым, но сквозь голубизну проглядывал розовый румянец на застывших в своей неподвижно-сти щеках. Пожалуй, такого лица можно было и стоило бы испугаться, но голос... Го-лос был очень бодрым, с весельцой, внушающий спокойствие и безмятежность. Как будто голос старого друга. Я еще был под впечатлением увиденного и очень плохо помню, о чем мы говорили. Говорил боль-шей частью он. Мне кажется, он рассказывал о концепции своего театра, о новых направ-лениях и исканиях в работе его коллектива. Я молча кивал, иногда задавал какие-то вопро-сы, на которые он очень охотно и подробно отвечал. Вдруг, он прервал свой рассказ:
       - Вон, молодая идет!
       Я посмотрел вперед и увидел сгорбленную старушечью фигурку,
двигающуюся нам навстречу. Когда мы по-равнялись, он поздоровался с ней, она подняла голову и улыбнулась... Стоп! Она не улыбнулась: на ней была надета маска с улыбкой, похожая на кукольное лицо. Она поздоровалась сиплым, старческим голосом и пошла дальше своей дорогой. Через не-сколько шагов, перед нами возник еще кто-то. Когда он подошел поближе, я разгля-дел в нем китайца. Вернее - тоже маску, только изображающую китайское лицо. На встреченном была надета соломенная шляпа в виде плоского конуса. Он тоже поздоро-вался с моим спутником, точнее сказать - поприветствовал его, так как они стали раз-говаривать по-китайски. Когда и этот знакомый пошел восвояси, я спросил спут-ника об этих странностях, что означают маски его приятелей.
       - Хорошие ребята, - ответил он, - старушка тщательно скрывает свою старость, стесняет-ся морщин, вот и носит маску. И зовут ее все "молодая", чтобы сделать приятное. А кита-ец? Их много живет в этом районе: приехали в командировку - работают на фабрике...
       Наконец, мы вышли на освещенный про-спект, я пошел направо - к автобусной остановке, а он - налево, в сторону поста ГАИ при выезде на кольцевую дорогу. Как я по-том вспомнил, он говорил о том, что живет где-то в Загорске, и каждый раз добирается домой на попутном транспорте.
       Тут, как мне показалось, я пришел в себя. В голове взрывом возник миллион вопро-сов: "Как? Почему? Что это было?...". Эти вопросы смешались в огромный шар, вра-щающийся и гудящий в моей голове пчелиным роем. От этого гула, я чуть не про-зевал автобус, который прищемил дверями капюшон моей куртки, когда я запрыгнул в
него уже на ходу. Освободившись, я окинул взглядом пассажиров и понял, что "пред-ставление" продолжается: на пассажирах были надеты маски-лица! Одни - с выраже-нием усталости, другие - улыбающиеся или задумчивые, но все - очень человекоподоб-ные, и в то же время не живые. Некоторые читали книгу или газету, кое-кто спал. Двое или трое из них лишь в пол-оборота повер-нули головы, чтобы взглянуть на вошедшего, и отвернулись снова. И вдруг, меня поразило, как электрическим током, я даже не сразу понял, что? Ну да, да! Живое лицо. Я бросился через весь автобус, к перед-ней площадке, к этому лицу. Я чувствовал необходимость заговорить с настоящим ли-цом, увидеть его мимику:
       - Девушка, как Вас зовут?
       Она почему-то улыбнулась и ничего не ответила, повернувшись в сторону водитель-ской кабины. Но какое блаженство испытал я, увидев ее улыбку!
       - А куда Вы едете? Наверное, домой, с ра-боты? - я не боялся, что покажусь ей навязчивым. Я ждал, и был бы рад любой ее реакции, даже если бы она обозвала меня кретином. После прозвучавшего вопроса, ее лицо стало выражать некоторое недовольст-во. О, какая сладость - увидеть это движение бровей, сморщенный носик, губки в кривой ухмылке!
       - Девушка, ехать еще далеко, давайте по-знакомимся, чтобы не скучно...
       - А Вы всегда к девушкам пристаете в этой дурацкой маске, или кавалер предыдущей поставил Вам синяк под глазом?
       Что такое?! Я схватился за свое лицо: оно оказалось твердым и лаковым на ощупь... "Спокойствие",- скомандовал я себе,- "эти
ребята как-то ухитрились незаметно надеть ее на меня, подшутили. Сейчас надо найти завязки и снять...". Дрожащими пальцами я стал прощупывать собственный затылок, и с ужасом обнаружил, что уши
мои какие-то твердые и прикосновения к ним, я не чувствую. Руками - чувствую, а ушами - нет!
       ...Выскочив на первой же остановке, я по-бежал в направлении,
противоположном движению автобуса. "Мо-жет быть, он еще ловит попутку, может быть... Только бы он был там, на перекрест-ке, возле поста ГАИ...".
До кольцевой дороги я добежал за одно мгновение. Его не было. Я зажал свои искус-ственные, словно обмороженные уши, запрокинул голову и, увидев на небе полную Луну, завыл. Этот вой я услышал изнутри себя, так как ушами, плотно зажатыми ладо-нями, я не слышал ни отголосков собственного воя, ни подъехавшей машины скорой помощи...
       Сейчас, по истечении десяти лет с того ужасного вечера, я заставил себя изложить происшедшее на бумаге. Именно заставил, потому что малейшее воспоминание об этом повергает меня в какой-то транс; появляет-ся ощущение, что реальность начинает растворяться, земля уходит из-под ног... Единственное, что мучает до сих пор, и что побудило меня вернуться к воспоминаниям:
       - Девушка, ехавшая в том автобусе! Вы, должно быть, вспомните меня, прочитав эти строки. Ведь не каждый день к Вам приста-вали кретины в масках... Отзовитесь! Не рассчитывая ни на что, мне необходимо увидеть Вас, только увидеть Ваше лицо, уви-деть хотя бы на мгновение, увидеть, чтобы жить дальше…