Плач Герасима

С чувством собственного долга я убью свою собачку,
Утоплю её бедняжку, и вода её поглотит.
А потом бутылку водки я достану из заначки
И напьюсь я как собачка в человеческом обличье.
И под гомон птичий мерзкий ворониной чёрной стаи,
Сам себя не понимая, я заплачу как ребёнок.
Только люди не услышат, боль, как гладь воды немая,
Смерть принявшая собачью, будто в том её работа.

Не в аду водоворота, не случайно, а насильно
Я рукой мужицкой сильной камень сам вязал на шею.
Погибал мой смысл жизни; сам убил, а не убили
Мою лучшую подругу – лучик света в царстве тёмном.
Сколько ж мне терпеть мытарства, сколько спину гнуть на тётю?!
Подневольный в гнёте волен, только получать побои.
Вою, вою матом против, только толку как с иголки,
Что пропала в стоге сена; я наверно волка злее.

По ухоженной аллее шёл домой мужик угрюмый,
Сокрушён тяжёлой думой, отчитаться в выполненье:
Так, мол, так, утопла шавка – все прочтут в глазах безумных.
Так как он немой немного и сказать не может слова.
Плохо мужику, хреново, водку пьёт как будто воду.
Мир свободного народа – как на стенах свечки тени.
Верный пленник, пень- колода, сучья, без роду, порода…

Ах, зачем над мужиками издевался так Тургенев.