Etudes ex abrupto о музыке и не только

В мире так много удивительного, и самое удивительное из самого удивительного и банального - сам человек.

Порой нестерпимо страдаю от своих коллег по работе с их вечными пустыми разговорами о «хлебе насущном» или от их дебилизмов, которыми они громогласно обмениваются, не стыдясь никого. Все их разговоры либо сугубо материалистичны, приземлены, и вращаются только вокруг «еды, шмоток и денег», либо чрезвычайно пошлы и глупы, когда они начинают рассуждать на другие темы.

«Это Чехов был «голубой», который музыку писал?» - интересуется у меня наша экономистка. «Вы, наверняка, имеете в виду, Чайковского» - с плохо скрываемой саркастичной усмешкой поправляю я. Смех и ирония – это мое последнее оружие против этой неимоверной глупости, иначе, от всей этой важной пошлости, я бы разрыдался прямо на месте. Упоминание сексуальной ориентации великого композитора, как самый замечательный факт из его биографии – не «Щелкунчик», «Танец цветов», «Лебединое озеро» - ну, хоть что-нибудь! – после грустного смеха ввергает меня в продолжительное уныние.

Я и сам неважно разбираюсь в музыке, гораздо лучше в литературе, и вовсе не считаю, что каждый должен уметь на слух отличать произведения раннего Дворжака от позднего Мусоргского, или там знать столицу Бангладеш, и быть знакомыми с периодом «Бури и натиска» в немецкой литературе. Но быть знакомым с программой средней школы - обязан каждый, как знать таблицу умножения. В противном же случае, человеку, говорящему подобные глупости, должно быть за себя стыдно. Впрочем, о том, что он произносит глупость, ему может быть и неизвестно. Тогда, стыдиться остается тем, кому это известно.

И поэтому, похоже, я испытываю больше стыда за нашего экономиста, чем она сама. Я еще какое то время грустно думаю о её «плевке варвара» мне в лицо, а она уже с наслаждением пьет ароматный чай с конфетами «Кокрунов», и эмоционально рассказывает следующую историю о каком то мальчике-инвалиде.

«Он был такой больной, не мог двигаться, у него отсутствовала риторика»… это второй варварский плевок в меня за последние десять минут. Я не выдерживаю сказанной глупости, ибо, если с ней не бороться, она заполнит все пространство и выживет меня самого.
«Что, что вы сказали?» - интересуюсь я. «Наверное, вы имели в виду моторику, или еще что-нибудь».Я и сам не уверен, так ли это, но как все это вытерпеть?
«Моторика, риторика – какая разница. Короче, он был парализован» - экономист громко отхлебывает чай, недовольно вращая очами в мою сторону.

Представьте человека с абсолютным слухом и музыкальным образованием. Ценителя Моцарта, знатока Бетховена, почитателя Листа. Не то, чтобы он был зазнайка, высокомерен и презрителен к окружающим, просто природа и его страсть к музыке одарили его утонченным вкусом к самому прекрасному. Он умеет исполнить на фортепиано «Лунную сонату» Бетховена – не то, чтобы профессионально, но все же. Он плачет под божественные звуки «Реквиема» гениального Моцарта – не то, чтобы каждая нота проникала в его сердце, но все же. А еще ему очень нравится Брамс. «Та-та-та, та-та-та, та-та-та-та-та»… А ему все время приходится слушать попсу: по радио, по телевидению, из обсуждения коллег. И не то, чтобы он был против – вовсе нет, не все же одарены тонким музыкальным вкусом – и он не против того, чтобы у каждого были свои музыкальные пристрастия и преференции, он даже чувствует себя виноватым, что не любит популярную музыку и что у него такой утонченный вкус, но дело в том, что он вынужден ВСЕ ВРЕМЯ СЛУШАТЬ ВУЛЬГАРНУЮ ПОПСУ, как тот некурящий, что вынужден все время дышать табачным смрадом своих курящих коллег! ГДЕ СПАСЕНИЕ?

Вчера, от нечего делать, смотрел «Вечер Игоря Николаева» в Юрмале. Бог ты мой! Что со мой сталось? Что произошло? Нет, я не тот любитель и ценитель Моцарта и Листа, я даже не отличу Дворжака от Мусоргского и меня вполне заурядный слух, но как неимоверно вульгарно выглядят почти все без исключения! Вульгарна разбитная Алла Пугачева с кривляющимся Галкиным. Вульгарен шут Леонтьев со своим «Каждый хочет иметь и невесту, и друга». Как всегда вульгарны Моисеев, Распутина, даже Гурченко со своими подтяжками и липосакциями. Поют вполголоса, а может, и «под фанеру», тащат на сцену своих бесталанных сынов, дочерей, внучат, своих вдвое младших любовников, друзей и приятелей.

Как похожи их песни, одна на другую, как инкубаторские цыплята. Как пошлы сценичные наряды этих паяцев, как лицемерны их сладкие речи.

А ведь когда-то Пугачева на высокой ноте брала «Не обижай меня, за то, что верила тебе…», «Айсберг», «Озеро надежды», а Леонтьев свой «Дельтаплан», «Вернисаж», «День в сентябре». И я верил им. Я ИМ ВЕРИЛ.

На сцене кривляются какие-то большегубые и сиськастые миски, какие то пошлые певички, чей сексуальный appeal, как минимум, раз в десять превышает их сольные способности. Какие то самовлюбленные мачо, делающие недвусмысленные движения тазом и похотливо подмигивающие публике, словно они ее уже хотят.

Мне стыдно. Мне, лежащему за сотни километров от этих новоиспеченных звезд на своем диване, взрослому мужику с огрубевшими руками, стыдно за деятельность этих сценичных трубадуров 21 века.

На сцену выходит Сосо Павлиашвили. Никогда не был его поклонником, просто импонировали его экспрессивность и искренность. И после всей этой буффонады пробирочных песенок его «Помолимся за родителей» гремит как гимн, от звуков и слов которого, хочется встать со своей захламленной постели.

Контраст настолько сильный, что я не удерживаюсь от слез. По тому, как рукоплещет зал, видно, что эмоция проникла и в еще не совсем огрубевшие и оглупевшие сердца присутствующих.

Муслим Магомаев, Анна Герман, Владимир Высоцкий, Окуджава, Мартынов и многие другие – в принципе те, кто и составлял эстраду тех времен, а значит и попсу, - люди разных поколений, жанров и стилей, которых объединяло одно – они были НАСТОЯЩИЕ. Не поддельные, как эти в яркой обертке Арлекины и Коломбины, они верили в то, что пели, а мы верили им. Те жили, а эти играют.

На днях слушал Нани Брегвадце. Опять-таки, никогда не был ее поклонником, она скорее принадлежала поколению моей мамы, никогда даже специально не слушал ее. А тут останавливаюсь, бросаю все дела и слушаю, вытирая слезы ее «Снегопад» или песню женщины после расставания. Какие слова, какие звуки, проникающие в самую душу и пробуждающие в ней то самое хорошее, что еще не совсем уснуло!

Переключаю. На другом канале коронуют Винокура – в который раз – в императора юмора российского. В зале весь “beau monde” и VIP-персоны, как сейчас модно повторять эту тавтологию: государственные лица, попсовая элита, бизнесмены.

Праздник чуть ли не национальный, с разгар пятничного “prime time”, часа этак на два, два с половиной.

На сцену выползают вечные «Левчики и Вовчики», вроде искренне поздравляют героя национального торжества. Зал ликует. При чем даже те, кого там нет (видео монтаж).
Те же плоские шутки про любовников, летящих с балкона, «Виагру» и эрекцийную суперфункцию, короче юмор на грани и за гранью.

Мне тут подумалось: а ведь уже выросли и сформировались целые поколения людей, которые никогда не слышали Высоцкого и Окуджаву, Герман и Магомаева. Не видели, как танцует Нуриев. Не знают фильмов Тарковского. Которые не слышали тонкую сатиру Райкина и Карцева (хорошо хоть Жванецкий еще с нами). И миллионы из этой зеленой поросли, тысячи представителей этого племени «младого и незнакомого» верят в то, что тот китч, которые мы видим на сегодняшних сценах и есть МУЗЫКА, КИНО, ЛИТЕРАТУРА.

Они слушают Диму Билана – неплохая диско музыка, соглашусь, - но она незаряженная, пустая, в красивом фантике, как те «Фанта» или «Спрайт», подделки под апельсин и лимон, которых там 0,01 объема, нет в них ни одного витамина. Они смотрят боевики про Великую Отечественную и почти не читают. А зачем им слово, когда есть картинка, над которой даже задумываться не надо.

Включаю радио. Два психолога дают советы всем позвонившим в студию. Вопрос «Я влюбилась в молодого человека. О моих чувствах он не знает. Что мне делать?» Вопрос риторический и идиотский одновременно. Так как самый разумный вариант здесь один, следующий: естественно дать знать своей пассии о своих чувствах и выяснить его отношение к себе. Ну, возможен и второй вариант: ничего ему не говорить, а любить тихо, безответно, страдаючи. Впрочем, тоже вариант. Вопрос абонента о том, что делать, сродни вопросу голодного, купившего в магазине колбасу и вопрошающего «Что мне делать с колбасой?» - и ждать совета от местного психоаналитика.

Психологи, эти доктора душ для дураков, разобрав самым требовательным образом ситуацию – ну, а как же, ведь за каждую минуту таких рассуждений абоненту придется заплатить и не по самому дешевому тарифу – все же приходят к логичному выводу, что «колбасу лучше съесть, так как она изначально предназначена именно для этой цели».

Второй несчастный на линии. По всей видимости, существо мужского пола, разведенного и заведшего интрижку с какой-то там женщиной, которая внезапно пропала. «Что мне делать?» - вопрошает бедняга. «Меня к ней тянет, я ее, наверное, люблю». Судя по смехотворности ситуации, несмотря на легкий трагизм, чувство влюбленности или половой охоты, действительно лишает мужчину и воли, и разума.

После десяти минут прений, мудрые психологи, сквозь лингвистические загогулины и спотыкания на своем родном, великом и могучем, все же приходят к консенсусу, что мужчине нужно «шерше свою фам», и, найдя, поинтересоваться, почему та «сделала ноги» и не захочет ли она снова быть вместе с ним.

При чем все это происходит на уровне понимания воспитанников детских садов и учеников младших классов средней школы, которые, похоже, тоже внимают дебильным советам теток-психологов. Что называется, «и еж поймет».

Что еще меня здесь «цепляет», так это совершенно серьезные советы этих сердечных врачевателей – пускай, они слабенькие психологи, но ведь, наверняка, нормальные люди, женщины. Ан, нет. В продолжение темы «Если, после того, как вы откроетесь в своем чувстве и вас отвергнут» гнусавые тетки хором голосят, что «если вас отвергли, бросайте эту свою любовь, значит это не ваша любовь, и ищите другую. Пробуйте – и обрящете. Стучите – и вам откроют». Вот так. То есть, любовь, она, как пара обуви: эта не подошла – в сторонку. Другая жмет – прочь и ее! И так далее. А я то, дурак, до 33 лет свято верил, что «что Господь соединил, люди да не разъединят. И в болезни, и в рубище…». Оказывается, отстал.

Вырубаю этот кретинизм. Нет, я не мизантроп, я люблю людей. Хотя, как говорится, любить людей нетрудно, вот жить с ними… Но и на это я готов, когда они ведут себя более-менее адекватно, не мучают меня своими дурацкими рассуждениями и ведут себя, как homo sapiens, а не какие-нибудь австралопитеки и неандертальцы.

И не когда я от убеленного сединами и не самого глупого человека – торгует книгами на рынке - своего соседа, пришедшего за спичками, слышу пространные рассуждения на тему: «Неделю назад в районе арестовали мужа одной знакомой, милиционера, который оказался оборотнем в погонах, насильником и убийцей в одном флаконе. В детской коляске возил автомат и наркотики, изнасиловал двоих и со своей сожительницей убил троих». «А откуда все это известно?» - интересуюсь. «Так менты все доказали! А мне Степаныч рассказал» - удивленно выпучивает на меня глаза сосед, словно изумляясь моему тугодумию. Дальше он всяческими способами предает анафеме и совершает аутодафе «оборотню в погонах», словно он сам вел следствие и собственными руками собирал доказательства.

«Но ведь этот человек может оказаться, как полностью виновным во всем, что ему вменяют в вину, так полностью или частично не виновным. Его могут оклеветать, подставить, повесить какой-нибудь «висяк». А как вершится у нас правосудие, мы все знаем. По-моему здесь надо быть осторожным в обвинениях». Но мой соседушка меня не слышит, вернее не понимает. Он верит всему, что сорока на хвосте принесла и упивается своим красноречием.

Я понимаю, насколько это все страшно, и глупо. Верить тому, что показало-извратило ТВ, рассказало-набрехало радио, передали-переврали соседи.

Нормы. Нормы нашего времени. В соседском дворе слышу собачий визг, такой сильный, что понимаю, что что-то стряслось. Иду туда. Вижу соседку, деревенскую женщину, довольно приятную в общение, которая избила – и это на глазах у приехавших к ней в гости маленьких внуков – своего сторожевого пса. Так, как вопли несчастной твари в скором времени прекращаются, не вмешиваюсь, да я и ситуации не знаю. Но позже узнаю, что пес был избит за то, что задушил и сожрал одну из куриц соседки. А сделал он это, скорее всего, потому что постоянно голоден. Я псину регулярно подкармливаю всем, чем могу, и всякий раз сердце болит, когда вижу, как животное рвет из рук корку хлеба или глотает засохшую кашу.

Собака месяцами сидит на цепи, у нее даже миски для воды нет. Видно, что пес, по причине недоедания, не развился до своих естественных размеров, кости торчат сквозь кожу. Весь полтораметровый радиус – куда достает цепь, усеян «собачьими минами».
Я несколько раз говорил соседке, неплохой женщине, что собаку надобно кормить – негоже, что она вечно голодная, и воспитывать надо, если хотите толк видеть. Но милой женщине не до собачки, у нее своих проблем хватает.

Так вот думаю я себе: ведь это божья тварь, месяцами сидящая на цепи в промерзшей конуре, с ввалившимся животом, никогда не слышала доброго слова от своих хозяев, никогда не ощущала дружеского похлопывания по холке, никогда вдоволь даже сухого хлеба не наедалась.

Все, что она видела и чувствовала – это матюки и проклятья от «милой» женщины, моей соседушки. Пинки в ребра. А после того, как задушила курицу она и вовсе породила в своей хозяюшке ненависть. А той, хорошей, нормальной женщине, по причине своего кретинизма, никогда не придет на ум, что в том, что она сама в чем-то может быть виновата.
И сколько таких «нормальных» тетенек и дяденек повсюду? Сколько таких «нормальных» дебилов и имбецилов в нашей необъятной стране?

Что? В моей исповеди слышны пафосные нотки высокомерия? Надменности? Гордыни? Нет, я вовсе не заявляю, что я такой проницательный и все видящий, высшая инстанция, которая всех судит. Упаси Боже. Я тоже совершал ошибки, совершаю и еще совершу. Но я, в отличие от других, непробиваемых, признаю, что я чего-то не знаю и не понимаю, что рассуждаю зачастую опрометчиво и также опрометчиво поступаю.

Но некоторые истины, в отличие от множества амбивалентных каждодневных ситуаций, для меня АБСОЛЮТНЫ и НЕОСПОРИМЫ. Я в них АБСОЛЮТНО уверен.

К таким истинам отношу и вышеупомянутый случай с собакой. Ничто не обелит для меня неоправданное насильственное отношение к животному.

Работа. Болото. Трясина. Пока работал во все лопатки, доказывал, показывал, вносил предложения, проявлял инициативу, был повсеместно нелюбим, и неоднократно бит. Не мог понять почему? Стоптал две пары туфель за три месяца, так усердно работал, не вылезал из цехов, бегал по клиентам. Все только шипели в след. «Выскочка! Выпендрила! Кто ты такой?!» Потому что хотели спокойной, инертной жизни. Потому что, что только не сделаешь ради того, чтобы ничего не делать.

А как только перестал бегать, показывать, доказывать, плюнул на все, в душе послал всех к чертям собачьим, и сиднем сел за свой заваленный бумагами стол, коллеги успокоились и даже полюбили.

Теперь сижу, в первой половине дня бумажку с левого края стола перекладываю на правый, а во вторую, ту же бумажку с правого края стола на левый. Морщу лоб, делаю умный, задумчивый вид, по десять раз набираю какой-нибудь номер, а потом кладу трубку, словно занято, или решаю пустяшные вопросы с заправкой принтерных картриджей или приобретения факсимильной бумаги так, словно собираюсь скупить все акции Билла Гейтса, продать их, а вырученные деньги вложить в швейцарские банки.

Директор, заметив эвересты бумажек на моем столе, замечает «Ну вот, теперь и Смельчаков заработал на всю мощь», и все сладко льстиво улыбаются директору, словно верят тому, что тот говорит.

Пока был честен и говорил правду, не любили, не верили и даже ненавидели. Как только стал юлить и врать, появилось доверие, люди заявили «Свой человек».
Раньше стоило зайти в какой-нибудь кабинет, где все зевают и поинтересоваться: «Что работы нет?» - чтобы услышать возмущенное «Что ты, что ты? Мы продохнуть не успеваем, а ты тут! Иди, откуда пришел!».

То теперь, стоит зайти в какую-нибудь сонную курилку и сказать «Что трудимся изо всех сил? Нельзя так переутруждаться, нельзя», чтобы услышать «Да, мы такие. Иначе не можем».

Но иногда, все же, бывает противно.