Город мой. Новая подборка

Не густеет кровь в его артериях...

Не густеет кровь в его артериях,
Правда, у венозной – цвет не тот.
Годы и века страшны потерями,
Только город всё ещё живёт.

Даже где-то чем-то украшается –
Не всегда со вкусом – се ля ви…
Нам ли, невиновным, в этом каяться?
Нам бы, теплокровным, о любви…

К этим берегам, в гранит упрятанным,
К площадям, открытым, на юру…
Я навеки городу просватана,
Так, видать, в невестах – и помру!

Я в своей любви не привередлива:
Взгляд, прикосновение рукой…
И верна останусь – до последнего:
Каждым словом, каждою строкой.

Мне б пройти по набережной каменной,
Взглядом – силуэты охватить.
Как его огни в Ростральных – пламенной
Мне ли, окольцованной, не быть!

Мне ли огорчаться – нестареющей –
Пустякам: морщинам, седине…
Я опять – во сне – лечу на бреющем:
Бьётся сердце Питера – во мне!
* * *

Вдоль Невы, по Дворцовой, к атлантам...

Аделе Василой, с благодарностью

Вдоль Невы, по Дворцовой, к атлантам,
Через Марсово Поле к каналу…
Есть в знакомом маршруте константа,
Что-то, вроде, печати, гаранта:
Как бы я от ходьбы ни устала –
А прощаешься – кажется: мало!..

А присутствие новой подруги –
Обостряет втройне восприятье,
Всё, как будто, вернулось на круги,
И забыв про хандру и недуги,
Хочешь город открыть – без изъятья,
С нестандартной, особенной статью.

И окраины – тоже красивы,
Красотою простой и неброской:
Облака вдалеке над заливом,
Новых зданий цветные массивы.
И в контейнерах круглых, в полоску –
Бахчевые на всех перекрёстках.
* * *

По Питеру катаюсь налегке я...

По Питеру катаюсь налегке я…
Читаю: "Максидом", "О кей", "Икея"…
И прочие престранные слова,
Понятные не многим, и едва…

И всё же город мой неповторим,
И на любой другой – незаменим…
Его заплаты и рубцы на теле
Я принимаю, ибо, в самом деле:

Не разлюбить под гнётом лет и дел –
Любимого, который постарел.
Вот так и город – раненый, но мой,
Кумир, красавец, пасынок, изгой…

И сквозь налёт и флёр последних лет –
Сияет первозданный яркий свет.
Любуюсь прямизной его проспектов –
Великому Петру – мои респекты!

А город, утонувший в фарисействе,
Манит к себе иглой Адмиралтейства.
Но тормозит, как выстрелом в упор –
Без купола – Измайловский Собор…
* * *

В этих улочках бывших окраин тридцатых годов...

Я пришла окунуться в безлюдие улиц глухих,
Городской ностальгией хочу от души насладиться,
Потому, что сама я, и мой новорожденный стих,
Далеки, и весьма, от претензий любых и амбиций.

В этих улочках бывших окраин тридцатых годов
Наименее ярко сегодняшних дней проявленье,
Так приятно вкрапленье уютных зелёных садов,
Что реалии дня для меня не имеют значенья.

И, наверное, прав был Уэллс, сочиняя свою
Для скачков временных необычную чудо-машину:
Словно сбросив года, я на улочке старой стою,
И с Невы ветерок ненавязчиво трогает спину.

Ненадёжна машина – не слишком отлажен мотор –
Нестабильны мои прошловечные странные грёзы…
А платочек бумажный – сквозняк отобрал, словно вор,
Я глотаю такие горячие горькие слёзы…
* * *

Остров Новая Голландия

Тот, вечно остающийся загадкой,
Таинственный, запретный островок,
Томит меня волнующе и сладко,
И тайною наскучить мне не смог.

Отрезанный изгибами каналов
От суеты кварталов городских,
Меняясь ненавязчиво и мало,
Старинный дух вливает в новый стих.

Пресытившись похлёбкой перестройки,
Надеюсь, до времён не доживу,
Когда, осовремененный и бойкий,
Он предо мной предстанет наяву.
* * *

Белая ночь

Жаль, что я так никогда не узнала
Грамоты нотной…
Сколько ночей я зазря прозевала,
Сонью дремотной.

Белых ночей моего Ленинграда
И Петербурга.
Всё мне казались ужасной преградой
Вьюги да пурги…

Те, что мерещились мне в тополиной
Замяти летней.
И не предвиделось той, лебединой,
Ночи последней…

Дома, конечно же, дремлется лучше –
Полночью скорой.
Но освещает негаснущий лучик
Купол собора.

Веришь подарку полярного лета,
Хочешь – не хочешь.
Ох, и обманчиво радуют светом
Белые ночи.
* * *

"Сталинские" дома

Монументальность "сталинских" домов,
Эпоху пережившая добротность,
Манит меня в простор своих дворов,
В сиреневую томную дремотность.

Старушек умудрённых голоса,
Что, кажется, припомнят и Гапона…
Легла вокруг заводов полоса
Красивого зелёного района.

На улицах – царит новейший век,
Рекламно-соблазнительный и яркий.
А во дворах снижают свой разбег,
Смиряя гонор, даже иномарки.

И "сталинские" старые дворы,
Мне этим странным свойством дорогие,
Кладут смиренно времени дары
У ног моей саднящей ностальгии.
* * *

Окраина

Он очень многолик, мой Ленинград:
И центр, что принаряжен и надраен,
Как будто приготовлен на парад.
И тихий праздник Питерских окраин,

Где так природа ластится с утра,
И воздух, не пропитанный бензином,
Ещё доносят свежие ветра,
И тётеньки спешат по магазинам.

Изюминки, возможно, лишены
И схожи с сотней всяческих предместий,
На фоне дозревающей весны –
Особенно не бедствуют без лести.

И в свете белой ночи – хороши,
Не стиснуты домами и просторны,
Гордятся широтой своей души,
И нравом петербургско-непокорным.
* * *

Крестовоздвиженская Церковь

Пересекает Лиговку родную
Обводный незатейливый канал…
Когда-то роль свою, непроходную,
Район в судьбе девчоночьей сыграл.

На бойком суетливом перекрёстке,
Пред Церковью Воздвиженья Креста,
Я бегала почти ещё подростком,
Мне открывалась мира красота

В кипении явлений и событий.
И памятен с тех пор – до этих пор,
Как символ первых жизненных открытий,
Тот шумный перекрёсток и Собор

С ракетой бело-жёлтой колокольни.
Не как воцерковление моё –
Как романтичный символ. Сердцу больно,
И душу отпускает забытьё,

Когда из обновлённого квартала
Вдруг возникает памятью живой:
У колокольни – сквер, где я мечтала –
Под ветром, с непокрытой головой…
* * *

РЕКОНСТРУКЦИЕЙ – ПО ПИТЕРУ

Во все века коммерция вгрызалась
В небесные дела архитектуры.
И вот теперь – охватывает жалость –
От грубого вторжения в натуру!

Когда, то тут, то там, вонзились зубы
В детали исторических кварталов,
Меняя лик чудовищно и грубо,
Когда, и где, и как, и чем попало…

Поставлены, где надо и не надо,
И вкусы попирая, и законы,
Строений современные громады,
Торчащие, как грудь из силикона.

Под скальпелем бездушного хирурга
Меняя светлый облик – на личину…
Всё меньше Ленинграда-Петербурга,
Всё больше – жертвы платной медицины.
* * *

Что-то к Неве поманило опять...

Что-то к Неве поманило опять –
Пылью былого чуток затянуться,
Выйти на мост и тихонько стоять
В граде Петровом и трёх революций.

Может, исполнится вскоре мечта:
Я соберусь и отчалю от дома,
Чтоб показать дорогие места
Новой своей кишинёвской знакомой.

Времени ход, как известно, суров –
Он не щадит ни людей, ни кварталов:
Сколько в "лесах" этих старых домов,
Скольких из них потихоньку – не стало…

Дороги трещины старых морщин,
Бронзовых идолов зелень патины,
Шрамы подтяжек, прорехи седин –
Да и на лицах – всё та же картина.

Верю, что даже, когда утомит
Нынешних жителей злая житуха –
Этот, с моста, потрясающий вид
Вызовет в ком-то смятение духа.
* * *

Улица Маяковского

"Газон зелёный узкою полоской."
А.Я.Розенбаум

На Маяковской не стала полоска травы
Шире, чем раньше, зажата в тисках тротуара.
Блещут решёточки свежей покраской – новы,
Как и брусчатка, на питерской улице старой,

Прежде – Надеждинской, что, несомненно, тогда
Значимо было для всех пациентов больницы,*)
Веривших в то, что отступит любая беда,
В светлом названии улицы – вмиг растворится!

И Маяковского имя – неплохо звучит…
Жалко, что голову – крепко обгадили птицы:
В белых потёках гранитный седой монолит.
К счастью – поэту такое – во сне не приснится.

Старая улочка яркой раскраской пестрит,
Слов иностранных и, сплошь, иностранных мотивов
И устремляется, явно, с замашками "стрит",
Как в авеню, в русло Невской большой першпективы.
___________________________
*) Мариинская (имени Куйбышева) больница на Литейном
проспекте, задним фасадом выходит на улицу Маяковского.
* * *

Город

Яркий, торжествующий фасад
Сложного барочного рисунка.
Где в подъезде – вонь, надрыв, надсад –
Держит лифт надтреснутая струнка.

Набережных выспренний зигзаг,
Вычурных мостов тугие спины.
Двор-колодец – эхом каждый шаг,
Стойкий дух капусты и резины.

Вытеснила треснувший асфальт
С тротуаров новая брусчатка.
От решётки сада – женский альт
Стелется, по-оперному, гладко.

У стены музея – свой музей,
Из работ непризнанных талантов,
Подходи, бесплатно поглазей,
Прочертив себе маршруты Данта.

"Город неприкаянных людей…" –
Сказано конкретно и весомо.
Получи в наследство – и владей,
Чувствуя себя почти, как дома.

Те, кто не хватает с неба звёзд,
Каждый день в нём, словно на корриде…
Обожаю этот город-монстр –
Только, чтобы не возненавидеть.
* * *

Хорошая погода

К горизонту выветрило тучи,
Синевой подёрнулась река.
Вряд ли что-то есть на свете лучше
Яркого октябрьского денька.

Узких переулков строй барачный
Манит вдаль сюжетами новелл.
Мрамор Исаакия невзрачный –
В солнечных лучах порозовел.

Вопреки привычному раскладу,
Питерская осень не проста.
Просился в сонеты и баллады
Зелень тополиного листа.

Вопреки неласковой погоде
Северной высокой широты,
В скверах городских сегодня в моде,
Яркие, по-летнему, кусты.
* * *

Не хватает…

«На Васильевский остров…»
И.А.Бродский

Мой город распластался на тарелке
Приневского равнинного низовья…
Нежнейшие бегонии на «стрелке»
Смягчат удар, приникнув к изголовью.

Коль умирать – наладишься на остров…
Но в те края – особенно не к спеху.
Ведь я ещё едва болезни роста
Осилила, как вредную помеху.

Да и октябрь – апрелю не товарищ,
Хоть по погоде – сходство ситуаций.
Весной земля черней, чем от пожарищ,
А осенью – пожарам разгораться.

Последний лист махнёт с последней стаей,
Растает город – замороком блефа…
Мне неспроста здесь вечно не хватает
Московского размаха и рельефа.
* * *

Ненастье

Холодного вечера дымные стёкла
Промозглым туманом подёрнули мир.
Всё так ненадёжно, невнятно и блёкло,
И каждый прохожий – бездомен и сир.

Холодными каплями садит за ворот,
Приблудной собакою лижет лицо
На мрак переулков распавшийся город:
Не сыщешь начал и не свяжешь концов.

Сливаются улицы с рябью каналов,
Из улочек-фьордов вплываю в Неву,
И в ней растворясь, по-осеннему, вяло,
Всё дальше, и дальше к заливу плыву.
* * *

Художник с Алтая

Весь день простоял он на питерском, резком ветру –
Наброски для памяти делал художник с Алтая,
Измазался грифелем, я предложила: "Сотру!" -
И мы хохотали, испачканный нос вытирая.

А город менял освещение, с каждым лучом,
Ныряющим сразу за Гаванью, в воды залива.
И он рисовал, прикрываясь от ветра плечом,
Изменчивый свет на рисунок кладя торопливо.

А где-то, совсем далеко, за Уральской грядой,
Его Барнаул примостился в Алтайских отрогах,
По-своему, тоже красивый и очень родной,
Скучая и к Питеру даже ревнуя немного.

Ещё бы: художник не мог очарованных глаз
Никак отвести, и уже ничего не рисуя,
Ловил перспективу, которая вскоре сдалась
Напору холодных дождинок в полоску косую.
       * * *

Затянувшаяся осень

На окраине – деревья пусты,
И листва почти смешалась с землёй.
Это осень посжигала мосты
И дорожки подмела за собой.

И под вечер, до утра, и пока
Окончательно не станет светло,
Не растает остекленье ледка,
Что на лужи хрустким слоем легло.

Ближе к центру – микроклимат другой,
Облетели не совсем тополя.
И метелится листва под ногой,
И податлива сырая земля.

И, наверное, скорее, зима
На окраинах начнётся – не здесь.
Затянувшаяся осень – с ума
Сводит, сея моросящую взвесь…
       * * *