Исход

(Поэма прощания)
       (13 июня)

       Жара гнала купальники блуждать
по камскому мосту: отыскивать овалы
спасительного сквозняка и оседать
разочарованной цветною галькой
на берегах, довольствуясь лишь малым.

А Ликованье переполнило себя,
взорвавшись спелой бомбой на осколки,
на отголоски эха, что дробят
первичный крик на жалкие обмолвки,
увязшие бессильем в скальной корке,
бликующие, как в толпе – заколки.

Тинэйджер Карнавала предложил
нам свой флажок участия в параде,
сказав: «Какие странные вы, дяди!», –
он не заметил – влага лунная дрожит
в глазах, и серый памятник стоит в засаде.
       -----------------------

       Ты прибыл. Узкий темно-синий гроб
был словно шлюпка, проводящая сквозь воды,
соленые, заполнившие ромб
потустороннего, из наших глаз…
       В разводах
холсты твои на вертикалях, точно входы,
зияли, призывая. Вопленница-мать
цеплялась криком за соломинку надежды.
Жена мучительно пыталась передать
тепло последней ласки, гладя веки,
лоб, щеки…
       Но «Теперь» уже не «Прежде»:
Ты не был Им, сверкающие реки
пытаясь в брод форсировать. А Он
лежал недвижно, перекрыт румянцем.
Казалось вязкой летаргии сон,
как одеяло, скинет и посланцем
Несуществующего выйдет к новобранцам.

Но Ты – Им не был, толики Тебя
в Нем не имелось: взглядом отрешенным
все охватив и всех теперь любя,
и сыновьям шепнув напутствие, взошел ты…
Вернее устремился на Восток,
найдя убежище средь перьев сизой птицы,
оставив за спиной, как очевидца,
магический кристалл Перми. Твой срок
истёк, пришла пора струится…
       -----------------------
       
       А голубь твой летел, сначала над травой,
над одуванчиками, в бреющем полете
их нимбы нежные стремясь надеть на свой
клюв, липовой аллеей, средь бессчетных
пушинок. Набирая высоту
над толчеёю рыночной, лукавой
слегка притормозил над мастерской,
так некогда желанной, на лету
стряхнул ее, как груз не нужный.
       Справа,
на миг настигнув хвоей сквозняковой,
остались сосны, машущие вслед.
Еще рывок, и весь кордебалет
болезненных дымящих труб за скобкой
спины остался (то есть выпал, как гроши
деноминированные, из недр души).

Здесь голубь снова высоту набрал.
Внизу мелькали рощицы на склонах,
среди полей. Вдруг кряжи, темнотой зеленой
наполнившись, ощерились – Урал.
Как будто ребра из-под покрывала
равнины выперли ловушкою дождей.
Карьеры. Лишаи лесоповалов.
Фурункулы селений… Край надежд,
что был отторгнут, раскурочен, разворован,
в своих буграх упрятав целую народность.
       -----------------------

       Вдруг, сзади, прямо попятам за вами,
две тени появились, настигая:
огромный белый ворон выплыл справа,
огромный черный беркут – слева, стаю
утиную рассеяв между делом.
Что в путь их увлекло? Какие цели? –
Охрана? Или может быть атака?

Но голубь с той же скоростью, без страха
летел к востоку в облаках – иглою,
сшивающей разорванное в драке.

И постепенно, километр за километром,
привыкшие к свободному паренью
преследователи таких горений,
такой борьбы с коварным встречным ветром
не вынесли. Отстали. Черный беркут
взмыл резко вверх, как будто в солнце метил.
А белый ворон грузно опустился
на крест, горевший на вершине церкви.
       -----------------------

       А колебанья складок с продвиженьем
спадали до нуля. Тайга, дробясь
заливами степей, свое богослуженье
медвежье завершала, торопясь
как стоик захлебнуться в этой бездне
ковыльных волн с архипелагами берез,
провалами озер, где с видом затрапезным,
в гирляндах плача, выползали на покос
последние русалки, доживая
двухдневный свой остаток…
       Вдруг у края
пространства видимого появилось
щемящее…свербящее… Игрою
домишек… садиков… оград… Как милость
последняя, цепляющая… Роем
воспоминаний словно осы жаля…
Там вечно юный твой двойник среди народа,
Невидимый, взмахнул, вас провожая.
       
       И голубь, сбавив скорость, сделал круг
Прощальный, выронив перо свое кривое,
Которое земли коснувшись, в пруд
Вдруг разлилось водою ключевою.
       --------------------

А вы взметнулись вверх к белевшему средь туч
Над грудами скалистых наваждений
Блистающему куполу, чей отраженный луч
Вдруг привязал к себе, на восхожденье
По толщам воздуха увлекши сизаря,
К той точке, где неистово горят
Молекулою каждой все творенья
Материи, переплавляясь в облака.
И голубь,
       завершив свое служенье,
стал облаком…
       Неимоверно далека
Земля вдруг,
       завершив свое круженье
и уменьшаясь,
       совершенно изменив обличье,
песчинкой стала,
       что прилипла к лапке птичьей…
       -----------------------

…И упала картина. Упала «Зеленая Ева».
И Луна задрожала под властью скрипичных напевов.
И летели пушинки на Солнце, тонувшее в синем.
И четыре свечи перекрестьем над гробом горели…

       -----------------------

       О, Господи Мой Светлый, успокой
раба усопшего мятущуюся душу!
Да не прельститься ей ничтожною игрой!
Прими к Себе, пусть не всегда послушной
была, – стремилась к единению с Тобой!
Прости ей вольные-невольные грехи!
Даруй феод в Своем Небесном Царстве!
       О, Пресвятая Троица! плохих,
хороших ли помилуй нас! От карста
духовного избавь!..
       Отцу и Сыну,
Святому Духу – слава! Господине!
Помилуй нас!
       Помилуй нас.
       Помилуй нас…
Во веки вечные и присно, и в сей час.
       -----------------------


       Отпел священник, отшуршала панихида.
Гроб в узкую могилу не входил,
цепляясь за поверхность, но обиды
в том не было… А над землей парил
седобородый облак…
       На поминки
Отбыли провожатые. Один
остался Он с землею на один…
       ----------------------

       А голубь, ставший облаком, летел
над Временем: казалось, лишь минута
прошла, а на Земле перегорел
век, словно уголь бытиём раздутый.
И вспять: в планетной суете лишь миг
отлепетал, не протяженней вздоха, –
на облаке осел он как эпоха
парения, без видимых границ.

Так – Калидасы вестником – вериг
метущегося Времени бесполого
лишившись, Бесконечности ресниц
коснулись вы…
       Водою переполненный
брел Водонос под тяжестью зарниц…
       -----------------------

       Паря среди вращавшихся колес
с блестящими ободьями, чьи спицы
сливались в зеркала, где отражались лица
прошедших жизней, через Дождик Слез
перелетев и смыв остатки пыли,
вы въехали под Радужную Арку –
преддверие Пространства (можно Парком
его назвать условно, но любые
названья: Сад, Оазис или Роща –

лишь бледные подобья, – описать,
найти сравнения земные очень сложно,
скорее даже не возможно, и краса

его не уловима). Осторожно
в Пространство это влейся. Там ключи
(и в то же время не ключи) средь сверх возможных,

незнаемых цветов бегут. Причин
серебряных деревья с золотою
листвой стоят (но не деревья это – чин

загадочных существ поставлен пред Тобою)…
Вдруг тридцать лебедей, трубя, слетят
С вершин, в глубь увлекая за собою…

но нет, не птицы это, – сброшен стяг
из перьев, – тридцать девушек крылатых,
простоволосых молча на Тебя глядят,

протягивая руки, – яблок спелых
соблазны на ладонях их лежат.
Но то не яблоки! Не трогай! – в этой пене
 
бессмысленной нет Знанья. Как не жаль,
пройди сквозь них… И все исчезнет разом.
Вокруг Тебя закрутится, дрожа,

самосветясь бледно-зеленым газом,
удушливый туман. И больше нет пути –
твою Вселенную туман заполнил разом.

И ничего не существует. Ты один…
Но вот туман прорезал столп огня,
слепящего ярко-зеленым, из глубин

непознанных, пугая и маня,
в одно и то же время, в ореолах
из радуг, ясного, способного поднять

и свергнуть за секунду, но раскола
в том нет. Ты в замешательстве на миг.
Испуган. Ослеплен… Ты ошеломлен…

Не бойся! Знай, что пред Тобой возник
Деяний Совершенных Свет – воздушной
стихии символ – Истинный Родник

Свершений Мудрости, величественно бьющий
из Твоего Сознанья, поразив,
границы разума взорвав. Идущий!

сейчас Ты видишь в досягаемой близи,
в кольце русалками сплетенного венца
того, кто Свет из Сердца льет, пронзив, –
 
Великого Завоевателя – Отца
Всевышнего, на троне золотом
сидящего. Страны Бессмертья Царь

перед Тобой. Под правою рукой,
как подлокотник, – Белый Гамаюн,
а под другой, печальнее чем стон,
       
чернеет Алконост. И как салют –
тысячицветием над Царской головой –
Волшебный Сирин – фениксов приют –

Симург – защитник на пути, то Твой
преобразившийся сизарь. А рядом с троном,
Младенца Вечного держащая во чреве,

Великая Печальница в короне
Алмазной Скорби – Мать Всевышняя и Дева
одновременно. Родничок зеленый

из Сердца материнского – припевом –
сочится и сливается в один
с Отцовским, обретая спелость…

Да, блеск его слепит. Но Ты найди
остаток воли, успокой свой разум,
с любовью, верой и смирением в груди

молись, сосредоточившись… Экстаза
волна вдруг захлестнет… Освободись
от неосознанного, продолжая неустанно

взывать к Ним о Прибежище, стремясь
Их луч вобрать всем сердцем, всей душою,
с ним слиться, стать единым: запятою
в пространном Тексте Жизни – незаметной
и в тот же миг незаменимою такою.
И будет этот Текст неразделим с Тобою!

Ты только полюби Его! Не бойся!..
       -----------------------

       …В Лояне – пир у императора. В Айодхе –
Царя всем миром на изгнанье провожали.
В Раджгире – нежно постигали бодхи.
На Фермопилах – персов задержали.

В Теночтитлане – украшая лодки
Пришельца бледнолицего встречали…
А в римских катакомбах пастырь кроткий
Учил… как не ослепнуть от печали…

Всё это, вместе с цареградскою моралью,
Мы в кубки княжеские в Киеве вливали…
В Йерушалайме – тело сняли… было поздно… –
Уже окоченело… не спасли…
Пронзили каждый уголок Земли…
В Перми – шестой период после полдня…

06.-07.98.