Из цикла Виртуозы Одессы. Как-то раз в Одессе...

       Одесса благоухала под пеной июньских акаций. Под стать акациям кипел и весь город, в самом начале лета приходящий в невероятное движение. Молодые и совсем юные одесситки наконец-то дождались тепла и с нескрываемым удовольствием подставляли лёгкому ветерку с моря свои оголённые, насколько это ещё оставалось приличным, тела.
       Судно, на котором работал слесарем-ремонтником Григорий, пришвартовалось в Одесском порту солнечным утром, и Григорий, сойдя на берег, решил пройтись по городу, заглянуть в комиссионки. Он хотел подыскать для отца болоневую куртку на меховой подстёжке. В начале 70-х бoлонья была в моде. В одесских комиссионках можно было найти очень неплохие вещи, если товароведы и продавщицы не сплавляли их мгновенно своим людям.
       Какова же была радость Григория, когда в одном из таких магазинов он увидел то, что искал – синяя болонья переливалась оттенками морской волны, а под ней белел искусственный мех. И размер был подходящий. Не куртка, а заглядение. Дело было за деньгами, а их-то у Григория как раз и не было. Но выход из положения был. Он попросил у продавщицы отложить куртку на три часа и поехал в порт. Старпом в таких случаях помогал – давал в долг денег. И на этот раз он не отказал, и Григорий с нужной суммой отправился снова в город.
       Он купит куртку, и тогда уже пойдёт к своей родне – дяде Мише и тёте Фане, которые жили на улице Бебеля, бывшей Еврейской. Сегодня ей снова вернули её старое название.
       Дядя Миша и тётя Фаня – это был хорошо сыгранный за годы совместной жизни оркестр. Когда Григорий делал или говорил что-то не по понятиям дяди Миши, тот протяжно кричал: «По-о-оц!». Тут же вступала тётя Фаня, так же протяжно выводя: «Дерё-ё-ёвня!». Григорий жил в Николаеве, которому до Одессы, как известно, ох как далеко. Что касается слова «поц», оно вроде бы было не из разряда ненормативной лексики, но очень к нему приближалось. У одесситов в ходу были две культурные его трактовки. Одна – «посетитель одесского цирка», другая – «парень очень ценный». Но, естественно, истинный смысл этого короткого словца был очень далёк от этих расшифровок.
       Григорий вышел из троллейбуса. Вот наконец-то и комиссионный. Он зашёл в магазин. Григорий был парень видный – высокий, статный, с копной густых тёмных волос. Не удивительно, что он привык ловить на себе взгляды представительниц прекрасного пола. Вот и сейчас он не без удовольствия их ловил. Только были они какими-то более пристальными, чем обычно, и уж слишком откровенными.
       Григорий получил у продавщицы чек и пошёл с ним к кассе, по дороге отыскивая рукой задний карман брюк, где лежало портмоне с деньгами. Карман никак не нащупывался, и Григорий, стоя уже возле кассы, стал мысленно ругаться, и продолжал шарить рукой в поисках злополучного кармана. Наконец под его рукой оказалось что-то странное и неожиданное. Было это ни что иное, как... его собственное тело, а говоря точнее, оголённый участок его левой ягодицы – в брюках и трусах аккуратнейшим образом был вырезан прямоугольник по размеру портмоне...
       Естественно, первым словом дяди Миши после рассказа расстроенного до предела Григория было: «По-о-оц!!!», повторённое несколько раз. Ну, а потом уже:
«Кто носит деньги в заднем кармане??!! У тебя что, других карманов нет?». И тут вступила тётя Фаня: «Дерё-ё-ёвня!!! Ты что, у себя в Николаеве??!!». И заключительным аккордом: «По-о-оц!!!», «Дерё-ё-ёвня!!!».
       Через два дня после после этого инцидента Григорий поехал в город уже с дядей Мишей. На этот раз жертвой одесских карманных дел мастеров стал уже, вы не поверите, дядя Миша. Не смотря на то, что деньги у него были не в заднем кармане. Григорий почти злорадно крикнул: «Ну, дядя Миша, так кто по-о-оц??!!». Но дядя Миша невозмутимо, насколько ему это удалось, закричал: «По-о-оц!!! Я тут родился! Меня все знают! Мне принесут эти деньги! По-о-оц!!!».
       Деньги дяде Мише несут до сих пор...