А он на сцену вышел
от век усталых :
печален век - не мне, ему
досталось мало
карет, камелий и колонн
и детских шуток
тех, кто из школы шёл на фронт,
не в институты.
Ему досталось, как иным
векам не снилось.
Знать, его жертвы, его дым
богам в немилость
пришлись, когда его черёд
включило время -
ему-то что ? - оно идёт...
Ему до фени
и сотня лет, и сотни
сотен тысяч,
а он на сцену, нам угоден,
высечь
себя позволив, вышел
и остался
на вышках и
на отпечатках пальцев.
Он был введён, как шприц,
попеременно
идущим вдоль столиц
военнопленным
и детям их
ведущих конвоиров,
и в этот стих
без права на квартиру.
Да что там на
квартиру - комнатуху,
где имена
прошёптывались глухо,
где бог и чёрт
делили быт и спальни,
делили счёт
на свой и коммунальный.
А мы хотели,
чтобы всё - по чести !
крутили "Феликс" и
слагали песни,
держали небо
на плечах покатых
- мы, арестанты века
и
его солдаты...
Усталых рук не отвести
от век усталых :
век ускользающий затих
у пьедестала
из прогремевших судеб и
негромких судеб.
Таких высот такой любви
уже не будет.
Да, будут новые века
слагать эпохи,
в них будет смех наверняка
и будут вздохи
о том, каким весь этот джаз
был угловатым
в неподражаемо
отчаянном
двадцатом.
06/11/2008
Свидетельство о публикации №108110700961