Гром

Второй день лета. С самого утра –
Пожарище. Повисли безучастно
Лозы побеги. Склеила жара
Все мысли в кучу. Кажутся напрасны
И тень, и душ, и шляпа. Даже сон
После полудня слабо помогает
День скоротать.
       Но тут приходит он!
Сперва порывы ветра намекают
На приближенье чёрной синевы
С востока. Тучей обгоняя ночь,
Несётся небо. Свежестью травы
Наполнен воздух сумерек. И прочь
Летят с полей напуганные птицы,
Снижается вдали аэроплан,
И вот уже в гремящей колеснице
Седоголовый мчится великан.

Как я люблю вечерние раскаты!
Яснеют сразу мысли, а слова
Насытив содержанием богатым,
Вместить не в силах больше голова.
Их россыпи, как капли, на бумагу
Ложатся смело, чётко и легко.
А летний гром, оставив только влагу,
Уж громыхает где-то далеко.

И ожили ладони винограда,
Под ними зарождается вино,
В нём будет эта мягкая прохлада
И нежность ветра.
       Тихо и темно.
Я вспоминаю гром над серым морем,
Прогнавший с пляжа всех немолодых
Любовников. Он выпустил на волю
Своё дыханье – и в горах затих.

Пронёсся вслед пятиминутный ливень
И на прилавках намокал миндаль,
Раскачивались кроны старых пиний,
Чьи ветви – как протянутое «дай!»

Я помню вечно влажную Яремчу –
Гром из-за гор царапал темноту
Когтями молний. И стрелял картечью
Тяжелых капель прямо по мосту.
А под мостом гремел угрюмый Прут,
Взбивая пену, силы расточая
На камни. Мы нашли себе приют
В кафе, где пахло деревом и чаем…

Мне краткость грома больше сообщала,
Чем Кастанеды длинные труды.
Она звала, дразнила, обещала
И волновала торжеством воды,
Летящей через сотни километров,
Чтоб стать в горах извилистой рекой.
И всё тревожил, так тревожил ветер,
Манило то, что не достать рукой…