Вечерний Гурзуф

      
       Тане Дмитриченко

Старик-татарин, переживший всех
Царей, вождей, генсеков, анархистов,
Он наблюдает наш неспешный век
Из зарослей печальных остролистов.
Он щурится лукаво, когда мы
В одеждах белых а-ля серафимы
Из его тесных улочек змеиных
Слетаемся на запах шаурмы.
Он знает всё. Заранее для нас
Расставив свои сладкие ловушки,
Он главный козырь держит про запас.
Пустует особняк, где юный Пушкин
Жил у Раевских. Зато полон пирс –
Гудят кафе. И музыка не в тему
Моим раздумьям. Каждый кипарис
Запрятал голову в ночную диадему.
Сливаясь с мраком ночи, облака
Напоминают горы, чьи границы
Невидимы над городом, пока
На Адалары не взойдёт зарница.
А море лижет берег, вороша,
Как гальку, мои медленные мысли.
И удивлённо слушает душа
Саму себя. И жизнь как бы зависла.
И в тёмном воздухе острее аромат
Сосны и можжевельника. Заочно
В траве мне каждый несказанно рад
Сверчок (или цикада, если точно).
И хочется побыть наедине
С собой. Но всюду настигают вспышки
Бегущих в синем сумраке огней.
Из темноты, от ужаса притихшей,
Взгляд нехотя выхватывает их,
И переносит в Чеховскую бухту,
И там Гурзуф – хозяйственный старик –
Их гасит в море за одну минуту.