От Питера до Москвы... рассказ

Москва. 6.10 утра. Морозно. Ветрено. Подбородки в воротниках,, шеи в шарфах, руки -в перчатках, перчатки - в карманах. Пахнет сигаретами и рельсами. Еще едва-едва улавливается запах духов , но это случайный аромат, откуда-то прилетевший, забывший нужный путь.
Прохладно. Дует откуда-то из подворотни. Каким-то противным холодом, кашляющим, с простуженным горлом.
Утро. Белое, полупрозрачное утро там, наверху, а чуть ниже-суетное, серое, пронизанное голосом дамы, сидящей в теплом помещении и объявляющей поезда, грохотом подъезжающих хвостатых составов и шумом падающих на асфальт и в урны крышек от пива.
Утро, кажется, дремлет, тихо и спокойно. Будто где-то за стеной тихо играет радио или напевает сосед, но сон еще крепкий, поэтому и спится почти без помех.
Полузабитый перрон пробует разбудить его, но как-то почти безуспешно, тогда будит, дерзко целуя, ничего не спрашивая. Даже неприятно и болезненно. От этого оно вздрагивает, испуганно озираясь. В этот момент резкий порыв ветра вырывает из рук газеты, несет их по пыльному перрону, и сдувает с некоторых пассажиров шапки. Потом успокаивается и снова тихо. Морозная утренняя тишина.
Они вдвоем стоят у края платформы. Да и вещей-то почти нет, одна синяя сумка с двумя ручками и дамская маленькая. Она всегда ненавидела рюкзаки, считала их непозволительными даже для мужчин, конечно, если они не спортсмены. Трудно представить спортсмена с каким-нибудь черным строгим кейсом. Трудно и ненужно. А женщина - всегда женщина. Даже на московском перроне. Строгое синее пальто чуть ниже колен,из-под которого едва виднеется оборка юбки,только самый краешек, кожаные черные перчатки и сапоги на каблуке средней высоты. Та самая дамская сумочка и шляпка, чуть сдвинутая набок. Она всегда восхищалась собой. Не прилюдно, а дома, когда оставалась одна. Садилась возле зеркала и могла долго неотрывно смотреть на себя, просто думая о чем-то. НЕ мечтала почти никогда. Мечтания-удел тех, кто не может добиваться, в ее случае-цель. Она всегда стремилась в высотам всегда хотела чего-то запредельного и у нее получалось.
Сейчас она ехала в Петербург.Любила назвать все по-старинному,по-девятнадцативековому, если можно так выразиться. Поэтому не в Питер, а именно в Петербург.
Он, ее молодой человек, стоял рядом с ней. Кстати сказать, очень вписывался в атмосферу этого утра. Одет аккуратно, стильно, в серое. И на нем шарф. Она дарила ему на прошлое Рождество. Любила, когда он его надевал.
Смотрел на нее и периодически брал за руку. Смотрел в глаза, но она смотрела куда-то вдаль. Можно отметить, что сейчас взгляды были совсем разными: ее-загадочный, его- рассеянный. Несовместимые слова, но, если бы вы увидели их в тот момент, сказали бы то же самое.
Объявили поезд. Она легко отстранилась от него, посмотрела. Он взял сумку и они побрели по перрону, куда-то в сторону горизонта, хотя, на самом деле, к хвосту поезда. Он забыл номер вагона. Может, нервы, она помнила четко-18… Остановились.
Поезд подъехал, громыхая всем, чем было возможно, вздрогнул и замер. Через несколько секунд зашипел и снова устало замолчал.
Суетливость усилилась. Какие-то женщины, сбивая всех, бежали к вагонам, будто поезд отправится через полминуты. Послышались неприличные реплики недовольства, потом плач малыша. Снова стало жужжаще - гулко, как и должно быть, в порядке вещей.
Зашли в вагон. Так душно и пахнет перьями от подушек. Российские поезда всегда такие, мало что меняется с годами в них, разве что проводники меняются и детали ржавеют.
Нижняя полка. Сложили вещи. Поставили на стол пачку сока, она ненавидела газировку и сок пила тоже исключительно из стаканчика. Села, достала зеркало из внутреннего кармана и помаду, аккуратно открыла крышечку и уверенно провела по губам. Затем еще раз приподняла зеркало и посмотрела на себя сверху вниз, захлопнула его, сложила все назад. Он стоял молча и смотрел на нее.
Махнув в сторону двери, она пошла первая, зная, что он всегда пропускал ее вперед. Двери открывать было ненужно, поэтому она направилась вперед уверенно, не оглядываясь. Вышли из вагона. И снова прохладно. Он приподнял руку, мельком посмотрел на часы. 6.20 утра. Через 10 минут отправится. Стоят и смотрят вокруг. Будто они стали осью Земли и она вращалась вокруг них.
Объявили об отправлении. Она повернулась резко, испуганно, полубоком и посмотрела на него, коснулась кончиками двух пальцев щеки, почувствовала, что он вздрогнул. Виду не подала. Слегка наклонилась к нему , поцеловала легонько в уголок губ , зашла в вагон, не обернувшись.
-Наверное, не хочет , чтобы я видел ее слез, -решил он.
Прошла и села на свое место. Он уже стоял у окна. Глаза были абсолютно сухими, на лице была мягкая улыбка, ее улыбка. Поезд тронулся. Шли минуты. Поезд уже скрылся вдалеке, а он продолжал смотреть на рельсы. Не потому что было больно, а потому что просто смотрел. Внутри не осталось боли, ни разочарования, ни обиды, ни горечи.Просто там не осталось ничего и нечем было чувствовать.
Морозно. Выбритым щекам всегда больнее переносить такую погоду.
Она не любила небритых мужчин, зачем было с ней спросить, лучше сделать так, как хочется ей, чтобы лишний раз не расстраивать.
Она редко укоряла, но просто молчала. А взгляд выдавал и радость, и боль, и недовольство. Даже не мимика, она не менялась почти никогда, а вот глаза.. Он боялся их, боялся, чтобы в них пробегала искорка чего-то нехорошего. Не хотел и старался всегда не делать ничего, что могло бы к этому привести
Он не думал сейчас ни об этом, ни о чем, не думалось как-то.
Она сидела в вагоне, слушая плеер. Какие-то песни на старый мотив, но для души.
В вагоне работало радио. Макс Леонидов своим неподдельным голосом пел актуальные слова из «От Питера до Москвы»:
Разольется за окнами голубой
Привокзальный неяркий свет
Мы уже не в сегодня, мой друг, с тобой
Но и в завтра нас тоже нет…
Устала, прилечь бы и отдохнуть. Чем и займусь. Скоро новая жизнь, там нужно свое место найти, а это так трудно… Закрыла глаза… «От Питера до Москвы вези меня тепловоз…Лишь восемь часов без сна от Питера до Москвы…»
Стоя на перроне, ветер в голове начинает гулять. Вспомнилось многое разом, на минуту и потом ветром выдуло. Как рисовала солнышко помадой на стекле, как Луну на секторы делили, как делили одну маленькую шоколадку на 2 части и потом друг другу свою половинку отдали… А еще ковер на полу в ее квартире и шторы задернутые в зале… То, как никогда вместе не смотрели телевизор и не грели еду в микроволновке. Привычка и только их особенность.
Поздно думать. Ничего не сказала, но и так все понятно было. К нему так к нему… Познакомились в сети. Театрал. Тот, кого ждала всю жизнь. И город будто для нее создан, для нее, утонченной и влюбленной в век девятнадцатый. Попросила хранить воспоминания в шкатулке, но никогда не открывать. Смутно понял, что это значило, она часто говорила красиво и загадками. Ее не удержишь, он знал всегда. Она всегда была там, где ей хотелось быть. Могла не ночевать дома, могла взять последние деньги и улететь куда-нибудь, куда хотелось в тот момент. Или купить кипу книг, а потом даже не открыть их ни разу. Она была такой и он ее Любил за это. Именно Любил. Мало кто знал об этом, не понимали, осуждали, сравнивали, сопоставляли. Но общего не находили. А он видел и знал многое, чего не знал никто. Ну и пусть театрал и пусть говорит красиво и стихами, но тут как в какой-то песне с радио то ли «Милицейская волна», то ли с «Ретро»: «Он никогда не сможет любить тебя так , как я»
-Мне билет до Питера. Можно плацкарт. Сколько будет стоить?
Отдав деньги, взяв паспорт и билет, как ему показалось, дрожащей рукой, пошел снова на перрон. Он не ждал какого-то продолжения, когда стоял, сжав в ладонях перчатку, просто снова слегка вздрогнул, когда объявили поезд.
У кого-то зазвонил телефон. Прислушался. Никогда раньше не слышал слова этой песни:
       «Лишь восемь часов без сна
       От Питера до Москвы.
       От Питера до Москвы, от Питера до Москвы,
       От Питера до Москвы, от Питера до Москвы…»