Тебе до утра добираться, как ему...

Тебе до утра добираться, как ему до Пекина «раком»,
И как Иуде ждать второго пришествия сколько-нибудь.
Тараканы шуршат в голове, хорошо им, серым собакам,
Шестеренки извилин на пиксели дрОбят, мешают уснуть.

Найти хоррор и драйв на свои вторые (но-но!) девяно100,
Да в городе темных граффИти, обезличенных сыростью стен,
Поверь мне, все будет грубо, угрюмо, и до глупости просто,
Вновь тень гениально нА руку бросит платья пурпурного трен.

Нет, это не нимб тебе жмет круговым и стальным ореолом,
И шрамы те, в районе лопаток, не крыльев растущих следы,
Ведь ты недовольная вечно собой и мужичьим полом,
Живешь на границе экстаза в желанье-боязни беды.

Но опять продолжаешь общаться с ним и не с теми «людЯми»,
Давали пинка, чтоб ускорилась, кричали, как кошке: «Брысь!»
Еще лет с пяти, прибивая игрушки «намЁртво» гвоздями,
Пойми, не виновна ты в том, до тебя его звали - «Заткнись».

Он был неудачник, и всех обвиняя в грехах семи смертных
Себя очищал. Фальшивый насквозь, как клоуна рыжего смех,
Он был из пассивных вампиров, лунных, плаксиво-инертных,
А строил такого Одиссея из книжки, который один против всех.

Ты даже любила его от отхваченной крашеной челки
И до стоптанных рванных с широким шнурком полукед,
Что же нужно еще для нирваны обычной такой девчонке?
«Немножко любви», наверное, вот правильный самый ответ.

Ему бы в наушники scream, мировое и просто признанье,
Фото в газетах, первые полосы и крупный план в новостях.
На грязном полу отражалось почти неземное сиянье,
По зеркалу, кафелю, брызги; порезы на бледных кистях,

Он совсем забыл про тебя, запершИсь со своим эгоизмом,
Как уместно по радио «I was born to lОve you» поют «КвинЫ»,
Часто судьба так обходится с лучшими, страдая цинизмом,
Без «сладкого чувства победы», но «с горьким чувством вины».

Ты не Джульетта, и он, боюсь не Ромео, Шекспир отдыхает,
Хорошо хоть не нервно курит в заплеванном смрадном углу.
А утро никак к тебе не идет, туман на сердце не тает,
Живая – мертва. Не демон ты, ангел, что ищет свою иглу.