Вместо эпилога к Библии в стихах

В стремлении неистребимом,
Как объяснить Россия-мать,
Твои народы-побратимы
Идут друг друга убивать?

Да что народы, мать-Рассея?
Брат брату метится в висок.
Стравить их было потруднее
Чем просто Запад и Восток.

Россия, Римская волчица,
Всех кормишь испокон веков.
Кровь Каина-братоубийцы
Сочится из твоих сосков

И в душах порождает зависть,
А в изобилии садов
Росинку впитывает завязь
Запретных будущих плодов.

Цвет яблонь тихо облетает.
Сомненья порождают грусть -
В чём ипостась твоя святая,
Во истину Святая Русь?

Народ совсем особой масти
Вскормила ты, признав своим.
Он рвёт сосцы твои на части,
Неисправимый пилигрим,

Как ртуть отравленный движеньем,
Сегодня там, а завтра здесь,
Ему Россия - наважденье,
Не для него Благая весть,

Жизнь вечную не принимая,
Любить торопится и жить,
Природной сметкой понимая -
Бессмертье нужно заслужить.

Священным таинством Корана
Помеченный не на челе,
Он ищет край обетованный
Не в небесах, а на земле

Пусть не Корана, а Талмуда…
Но я научен уважать
Чужую веру и не буду
Талмуд с Иудой рифмовать.

Мы все, Россия, твои дети.
Но климат здесь иной совсем
Чем предначертанный в Завете
Народу, прущему в Эдем.

На шарике так стало тесно
Вблизи желанных берегов,
И где найти такое место,
Чтоб без арабов и хохлов?

Вот он и мается простудой
На отмороженной Руси,
Пьёт чай из дорогой посуды
И молит Бога: Упаси

Меня от сверок и ревизий,
Что кровью нажито, спаси,
От неизбежных катаклизмов
Дай Бог мне ноги унести...

Держа народ свой на прицеле,
Господь спасёт в который раз,
Прочь уведёт к заветной цели,
Где наш Макар телят не пас.

В Эдем доставит всех с поклажей.
Бог ключ от рая вставит в дверь,
Через плечо с досадой скажет:
Ну что, довольны вы теперь?

А мы без вас с тоски, с досады
Смиримся с участью вдовы,
И загрустит у палисада
Трехглавый змей без головы.

Свист, улюлюканье и вопли
Вслед не утихнут сотни лет.
Юродивый распустит сопли
И ужаснётся, что вас нет.

Но с прежней силой возродится
Народа нового скулёж…
Россия - вечная волчица,
Кого взрастишь ты и сожрёшь?

***

Время, рядом проходящее,
Под твоим скользящим взглядом
Увядает преходящее.
Матерь Божия, скорбящая,
На кой ляд все это надо?

Пятикнижье Моисеево,
Поучительные судьбы,
Что разумного посеяли,
Не убили, не развеяли
Твои деятели-судьи?

Ждать спешат тысячелетия
Освящённые заветом.
Искушённые бессмертием,
Чем вы жизнь людскую смерите?
Чем ответите за это?

Похоть евнуха бесполого
Не умеришь телом голым.
В скорлупу не спрячешь голову –
Пустоту заполнит олово
Под желточным ореолом.

Скипетр, трон и семя сучее,
Царедворец и калека,
Преклоненье и падучая –
Всё, похоже, дело случая –
Не от мира, но от века.

Ты же, тварь сиюминутная,
Разорвать сумей оковы,
Силы скрытые подспудные,
Осужденью неподсудные,
Воплоти в живое слово.

Светом вечного учения
Упаси чело от тлена.
Времени прервав течение,
Отыщи своё спасение
От обыденности плена.

От судьбы, твоей избранницы
Конный не беги, ни пеший.
Люди скажут: С него станется...
В память о тебе останется
След кометы догоревшей.

Разомкнув земли объятия,
В небо вперившись с разгона,
Тверди свод подправишь вмятиной
И пришпилишься к распятию
Звездочкой на небосклоне.

Слава - бремя преходящее.
Одиночество. Награда -
Ангелов глаза горящие.
Матерь Божия, скорбящая,
На кой ляд все это надо?

***

Не умею я жить в этом мире для счастья открытом,
Где весь смысл бытия посвящён непрестанной борьбе,
Где наградой покой, и судьба свой обрюзгший, избитый
Лик довольства и сытости вдруг обращает к тебе.

Сколько радости детской прижаться лицом к этой роже,
Чьи румяна скрывают любовные ласки невежд
На обманом и жадностью стянутой старческой коже,
Погребённой в морщинах пустых и изжитых надежд.

Не хочу как своё принимать я чужое уродство,
Признавая единой семьи нерушимой родство,
Чувством долга, как скальпелем тихого мирного скотства,
Оскопить без того уж больное моё естество.

Для души нараспашку всегда подберут здесь ливрею
И натянут на совесть, похлопывая по плечу.
В этом мире, открытом для счастья, я жить не умею,
И учиться на старости лет не хочу.

***

Облетели лепесточки
На «творения венце»,
Круг друзей стянулся в точку,
Что поставлена в конце

Жизни прожитой. На лицах
Скорбь, сменившая испуг…
Суждено чему случиться
Происходит как-то вдруг.

Шли со временем мы в ногу,
Вдаль глядели, а теперь
Привыкаем понемногу
К неизбежности потерь.

Разделяем чьё-то горе
О потере дорогих…
Очень может быть, что вскоре
Потеряют нас самих.

Человек ушёл приличный
Иль бандит во цвете лет –
Для материи первичной
Разницы особой нет.

Для неё мы просто глина,
Окроплённая с небес,
Именем Отца и Сына
Нагулявшая свой вес.

В злобе бранью обиходной
Осквернившие уста,
Жили как – так и уходим
Без прощенья и креста.

Сорок дней отбив баклуши,
Покидая этот свет,
Отлетают кверху души
Пред Творцом держать ответ.

Сотворивший нас Создатель
По подобью своему
Выронит из рук свой шпатель,
Как узнает, что к чему.

Разразится гневом шумным,
Ниспошлет то смерч, то СПИД,
Как дитятей неразумных
Нас накажет и простит,

Или сплюнет. В одночасье
Узаконит беспредел
И отбудет восвояси
Для иных, покруче, дел.

Расползёмся по притонам
С бандюками и с жульём
Жить по воровским законам…
Мы и так по ним живём.

Лишь когда к Первопрестольной
Помянуть придёт нас мать,
Может будет не так больно
Неизбежность принимать.

***

Взгляд свой на Писание представил
Полуазиат, полуеврей
Приготовился к посмертной славе
С полуверою в полулюдей.

В схватке с предрассудками неравной
Он не заслужил больших похвал,
А прожив полжизни в полуправде
Сам наполовину неуч стал.

Прошлые и наших безобразий
Для него смешались времена.
Чудака за этот сдвиг по фазе
Будут отоваривать сполна.

У него ж всего одно желанье:
Будничный когда утихнет гвалт,
Чтобы на его надгробном камне
Эпитафией легли слова:

«Людских страстей сторонний зритель
Покоюсь в мире орхидей,
Но есть надежда, что Спаситель
Мне веру возвратит в людей».