мон жюрьняль 2

Играю в любительском спектакле "Театра Сна" Огаты Самолетовой. По рассказу Маркеса "Море исчезающих времен". Я - падре Анхель.

В середине спектакля распахивается боковая дверца, и на сцену буквально падает один из "друзей театра" - по имени Боря, который, бухой в слюни, перепутал двери и пробирался к нам не с парадного входа, а со служебного. (А я-то думал, кто там, в нашей реквизитной, полчаса шуршал и гремел реквизитом?!).

Вот, этим и прекрасен Театр - своей непредсказуемостью: никогда не знаешь, что кто учудит!

Боря сам здорово испугался, попав в свет рампы, и задеревенел. Я, не выходя из образа старого падре, подковылял в Боре и прошамкал, кряхтя:

- Как ты себя чувствуешь, сын мой?

Боря, увидев меня, загримированного по старика (седые волосы, серая кожа, нарисованные морщины, синяки под глазами), шарахнулся в сторону и упал, обрушив декорацию. Не вставая с колен, пополз к двери, но она уже захлопнулась, и Боря стал отчаянно царапать стену когтями, пытаясь найти выход. Наконец-то один из артистов догадался открыть ему дверь, и Боря уполз со сцены.

Зал гоготал, артисты еле сдерживались, чтобы не расхохотаться вместе со зрителями. Я, чтобы замаскировать улыбку, скорчил такую страшную гримасу, что зрители стали сползать со стульев, держать за животы. Спекталь, впрочем, закончился пристойно.

А после спектакля пьяный Боря заявил мне: "***во ты играешь!"

А я ответил: "Зато твой выход был поистине звездным!"

Никто на Борю не сердится, и я тоже не сержусь. Но терпеть не могу, когда человек, выпив, начинает, быдлить. Вот я никогда не быдлю, сколько б не выпил. Я уже одному такому "другу нашего театра" расквасил рожу, когда он спьяну нам стекла бутылками бил.