Перед Новым годом... где-то в чужом краю!

Когда-то это было, когда-то и прошло...
К событиям кровавым недавно произошедшим в городе при ограблении ювелирного магазина, где один из бандитов оказался ветераном войны в Чечне...! Подранок времени со сдвинутым умом... принесшим огромное горе сразу нескольким семьям!


Кровавыми губами вгрызаюсь в хлеб сквозь слёзы,
А он пропах минутным скорым боем (с вечным русским матом).
На ухо совсем глух! Эх, не хватает радости при жизни... Только грёзы,
Палец на спусковом совсем отмёрз! А где-то новый год - морозы...
Мы щимимся в окопе с братом нашим близким - автоматом!

И день пришедший снова стал и не греховным, и не святым,
А так - необусловленным и смятым.

Там впереди средь поля на снегу, оскалившись при крике,
Лежит полдюжины головорезов... шли в накал.
Не понимаю, что же надо нам то - в этом краю диком,
При изверстве со всех сторон так извращенно многоликом...
Но кто идя в атаку крикам раненых (и трусам ли) когда внимал?

И день пришедший - не ушедший, не угасший при зарнице,
Стал вдруг пустым и так невольно смятым!

Глоток бы водки... знаю, что не выдюжим под натиском до ночи,
Согреться, да ударить в цепь! Но одиночными, наверняка. Патронов бы поболе.
Грызу хлеб ледяной кровавыми губами, что есть мочи,
И полняться слезами в воспоминаньях дальних милых очи...
Прикованы здесь все войной мы, как рабы в неволе!

И день пришедший оставляет тьму безжалостную у солдат во взоре,
Чтоб с жизнью оставался в вечном и неравном споре!

Но только лишь при том, что если жив среди боёв остался,
В чужом краю - всё это, как неслыханный подарок.
С войны при радостях дурак лишь возвращался,
А мир страдания не понимая - в лицо солдата в извращениях смеялся...
И сеял смерть по мирным городам тогда осмеянный подранок!

И день пришедший становился пламенем объятый,
В своей греховности обманутой, не святой!