Urbi et Orbi
Илье Петровскому
Магистрал
Немая радость – в Боге и Борьбе
Среди кричащих неудач несчетных,
И молча снова возлагаешь на плечо ты
Сырое древо, непосильное тебе.
Весь блеск сокровищ, купленных почем-то, –
Как блеск огня на ангельской трубе,
И Откровенье властно на губе
Висит, как тяжесть траекторий нерасчетных.
Не может Слово этот век судить,
А может – только строить и будить.
И даже падая, как Бог, на острый камень,
В кровавом нимбе от тернового венца
Ты держишь в руце
мира лед и пламень
И жертвуешь всё миру – до конца!
Граду и Миру
1
Немая радость – в Боге и борьбе
С самим собой,
закрытым горем и страданьем;
Когда рыдает мир – тьма рвется созиданьем;
Смеется мир –
быть мраку и беде!
Как пуповиной зла – привязаны созданья,
Рождаясь в свет, – к духовной нищете,
Блаженные в юродивой тщете, –
Безумные «владельцы» мирозданья!
Поэзия – как совесть и судьба, –
Несправедливое душевное юродство,
В котором Дух вещает не из сходства –
Но гласом просвещенного раба.
Немы все мы;
и меч их –
посечёт их, –
Среди кричащих неудач несчетных.
2
Среди кричащих неудач несчетных
Во мгле явился волей – властный херувим
И дал мне Мир –
из чисел только четных, –
Всё в нем – из двух, и каждый – уловим.
И свет взыграл, как блеск на черных чётках,
Сложив добро свое – из злобных половин,
Как демон плоти из игристых вин
Вонзаясь в горло в тостовых чечетках.
Холодный разум – как зеркальное стекло;
Таинственно, стремительно стекло
Оно, опровергая все расчеты.
Текучий, тяжкий жребий – уповать;
Но с ним – мужаешь в безнадежности отдать, –
И молча снова возлагаешь на плечо ты...
3
И молча снолва возлагаешь на плечо ты
Свое сознанье, как венок проблем
Из каменных цветов и теорем,
Не доказуемых никак.
Пусть рассечёт их
Хранящий ангел твой, как преданный Сатпрем;
И – выйдет на свободу обреченный,
Как Высший Разум, озаренью обрученный, –
Слог вдохновенья, полнящий катрен.
Слагая в буквах свой удел холодный,
Голодный слух обугливает ритм,
И острием огня – сечет поленья рифм
В ауто-да-фе на площади бесплодной.
Вся ярость чувств – сжигает на огне
Сырое древо, непосильное тебе.
4
Сырое древо, непосильное тебе,
Сам Бог, упавши, поручил другому:
Запрет на право жизни по-другому, –
В эзотерически распутной голытьбе.
Своим причастьем бесконечно дорогому,
Возвратом к Вере, Смыслу и себе,
Как будто блудный сын к родному дому –
Не в милосердьи приставать к судьбе.
И темнотой любви и утешенья
Испытывая смерти темноту –
Испрашивать жестокого прощенья,
Когда уже и жить – невмоготу.
Забудь, мудрец, – чтобы прозреть хоть в чём-то –
Весь блеск сокровищ, купленных почем-то.
5
Весь блеск сокровищ, купленных почем-то,
Теперь – на бирже насыщенья и чудес;
И брокер-волк лелеет этот лес,
И потребитель-заяц, позабытый Чонкин.
На ветряную мельницу залез,
И горним ангелам дал руку для общенья,
Но Немезидой, жаждущей отмщенья,
Разверзлись хляби голубых небес.
У богоборчества – жестокие законы,
И мифотворчество, и церковь, и иконы,
Свое общенье с Богом «по трубе»;
Но испросивши сна и наважденья,
Проснешься вдруг для нового рожденья,
Как блеск огня на ангельской трубе.
6
Как блеск огня на ангельской трубе,
Стезя святых – в парозреньи и безумьи,
И испытаньем воли на благоразумье –
Стремленье ввысь по ледяной тропе.
Здесь нет единомыслья на раздумье,
И не с кем время коротать в купе;
Здесь – только снег, и ветр, и ужас в полнолунье,
Здесь – Божий Дух играет миром, как крупье.
За кругом круче круг, и пик вершины близко,
Но кажется, что ты еще так низко;
Лишь ангел совести, сидящий на гробе,
Так кротко улыбнется из тумана
В воскресный миг:
се – заживает рана, –
И откровенье – властно на губе.
7
И откровенье – властно на губе
Горит пророчеством, и бьется, и тревожит,
И быть сокрытым и несказанным не может.
Как дервиши на медленной арбе
Несут свой день в себе, что все еще не прожит;
И кто твой танец, твой прорыв стреножит –
Душа бежит стремглав, подобная рабе
Из твоего узилища – к тебе!
Угасший Бог стремленья и веселья, –
Ты празднуешь лишь только новоселье,
И освящая исторический рывок,
Кропишь пространство вдоль и поперек.
Но шутовской колпак, засаленно-почетный,
Висит как тяжесть траекторий нерасчетных.
8
Висит, как тяжесть траекторий нерасчетных
Любовь к фанфарам резких перемен,
Когда гремит овация взамен
Живых неуловимостей несчетных.
С-троение, с-троительство, – имен,
Как Божьих проявлений – неиссчётно, –
И иррационально подотчетно
Подсчету выверенных катастроф и смен.
Когда весь мир сраженным наповал
Ты предугадываешь, как недоуменье,
То властно останавливаешь вал,
Ловя свое прекрасное мгновенье.
И, порожденное летать, а не ходить –
Не может Слово - этот век судить.
9
Не может Слово этот век судить
Легко и запросто, как раб и подмастерье.
Но Судия – материя мистерий,
И слишком любит мир, чтоб осудить.
Все зло взрастается на семенах Поверий,
И попускается, чтоб Веру пробудить,
Чтоб страшной болью нашей лжи и лицемерий
Пронзив себя как нас –
навек не погубить.
Казнится Тьма – озоновой грозою,
И мертв палач – кровавою слезою.
И духу сонному – не усыпая, - бдить.
Творима тварь свободе как закону;
Творец, творя – не тащит тварь по склону,
А может только – строить и будить.
10
А может, только – строить и будить –
И надобно в симфонии заветной
В воспоминание Любви Новозаветной,
Хотя себя прощеньем натрудить.
И пусть любовь пребудет безответной,
Но только в христианстве может быть –
Любовь Господня – страстно неприметной;
Любовь Земная – жертвенно любить.
Сопротивление разгневанным светилам –
Лучиться добрым светом невзначай,
В строю – не изменившем Божьим Силам
Служить всегда, не говоря – прощай.
И славословить Путь –
и возглашая «Amen!»,
И падая, как Бог, на острый камень.
11
И падая, как Бог, на острый камень,
Ты прозовешься по-вселенски:
Человек!
И коротая галактический свой век, -
На мимолетность выдержишь экзамен.
Мгновение просторное облек
Мираж прерывистости нищетою ставен,
И кто бы ни был в этом царстве главен,
Но всякий в Вечном оставляет трек.
И наугад, как Слово Сотворенье,
Бросаю в бездну первозданные миры
И терпеливо, до седой поры
Все жду чудес ответного творенья.
Ведь понимание Великого Кольца –
В кровавом нимбе от тернового венца.
12
В кровавом нимбе из Тернового венца
Господь сошел во ад субботней ночи.
Был – Человек; стал – Бог.
Расчет был точен:
Его же царствию не будет и конца!
И соработав Богу что есть мочи –
В неравной битве гибель чуя у лица,
Я ощущаю в Боге близнеца,
Стыдливо опускающего очи.
Преполовенье небрежений и измен –
Всё – пополам; всё – врозь; но – не взамен!
Недуг избытка – как зеленый Травень, -
Язычески творящий, молодой,
И словно Дух, парящий над водой –
Ты держишь в руце мира лед и пламень.
13
Ты держишь в руце мира лед и пламень,
Твой пир Вселения – за будничным столом,
И, приходя, ты вкладываешь Камень,
Собой закрыв ещё один пролом.
Не вольный каменщик, что властно своенравен,
Не вождь толпы, ведущий напролом, -
Работник Господу, не защищая рамен,
Готовящий Великий перелом.
Получено – отдай и приумножь!
И ужас ожидания – есть ложь!
Лишь оскорбив своим неверием Творца,
Ты тонешь хлебом в крови винограда,
Но прозреваешь Божий Смысл и в мраке ада –
И жертвуешь все миру – до конца!
14
И жертвуешь все миру до конца.
И слышишь ясно ангельское пенье,
Впервые вспомнив слезы умиленья –
Как будто горло - в маленьких птенцах.
Забытое, лихое поколенье,
Не вкорененное ни в дедах, ни в отцах,
Уже живущее в заоблачных селеньях,
И виртуальное в компьютерных венцах.
И мирный дом любви – в прощеньи и молитве –
Господний крестный путь, подобный острой бритве.
Все не по силам вынести в себе,
Но Божий Гром гремит во Славе мирозданья,
И воскресаю в жизнь, я, Божее созданье,
Стяжая радость – в Боге и Борьбе.
Обратный
... И жертвуя все людям до конца,
Ты держишь в руце лед и пламень, -
В кровавом нимбе от тернового венца,
И даже падая, как Бог, на острый камень.
Родившееся строить и будить –
Не может Слово этот век судить.
Висит, как тяжесть траекторий нерасчетных
По-откровеньи властно на губе, -
Горя огнем на ангельской трубе,
Весь блеск сокровищ, купленных почем-то.
Сырое древо, непосильное тебе,
Послушно возлагаешь на плечо ты,
Среди кричащих неудач несчетных –
Стяжая радость – в Боге и борьбе.
30. 07. 05.
Свидетельство о публикации №108102603565