Ковчег

КОВЧЕГ

Месть Времени
застывшим дикарям, –
Седой Ковчег, послушный якорям,
И смутная пора мореетрясенья,
Когда плывешь поверх – без опасенья

Пристать к каким-то каменным дверям;
И ход волны – неколебимо прям,
Кругами расходясь от потрясенья
Бедой, напоминающей Спасенье.

Для тишины негромкие слова
Чреваты ожиданием лавины;
Так Целое – лишь эхо Половины,

И к телу –
приступает голова
В предчувствии невозвратимой встречи
На Арарате Памяти и Речи.

Жена Лота
       А.К.

1

Месть Времени застывшим дикарям,
Чей путь до смерти – выверен и прям,
И плоскость душ – как штемпель на конверте
Распластана;
       но в каждом интраверте

Заложено послание извне;
Так свастика – по солнцу и луне
Положенная в плоском обращеньи, –
Нуждается в спиральном приращеньи

Обьема;
       и в кровавых лепестках,
Текучем зареве и струпьях на руках,
Поражена особенным недугом,

Душа Земли, растерзанная плугом,
Двоясь в Едином, строит Всем Зверям
Седой Ковчег, послушный якорям.

2

Седой Ковчег послушен якорям,
Воздвигнутый из страха и забвенья, –
Лукаво, словно Божье Откровенье
Столичным кровожаждущим вождям;

Компьютерное время – на исходе;
И голубь, умирая на восходе,
Кровь возвращает проданной земле
И возрастает в гибели и зле

Мятущимися перьями заката;
Не размышляя, брат идет на брата,
Теряя почву скользких перемен,
Как будто бритвой – ножницам взамен

Грозя безглавьем вслед за облысеньем;
И чудится: пора Землетрясенья...

3

И смутная пора землетрясенья,
Как спутная волна, нависла тенью
Над месивом скучающих зевак;
Корабль пронесся, будто бури зрак

Оставив догорать на мертвых лицах;
Живет в неводоплавающих птицах
Призывный голос водной пустоты;
Так хищный клекот Божьей Чистоты

На голубином, ангельском наречьи
Заплачет вдруг, совсем по-человечьи
Душой взмахнувши.
       Тщетно, среди звезд

К земному праху воздвигая мост,
Вновь погружаться в страхе вознесенья,
Плывя во всем – поверх, без опасенья.

4

Когда плывешь поверх, без опасенья,
И дна не зацепляет эхолот,
Рискуешь стать как праведнейший Лот
Судьей, и скульптором, и солью Воскресенья;

Что человек для Бога? Только моль;
А слабокрылью – лишь огонь да соль
Написаны в прекрасном без лукавства;
Чтоб в пепелящей мгле самоуправства, –

Слепой среди слепых страстей, –
Кипел и бился рыбой меж сетей
Не чающий спасения рассудок;

И красной пеной тая между суток, –
Как метроном, стучался по морям,
Сбиваясь пеной к каменным дверям...

5

Пристать к каким-то каменным дверям
Боится тот, кто дерзок и упрям.
И складки волн тревожно и пугливо
Дробят протяжную мелодию проливов;

Исторгнись вон, отвергнутый пловец, –
Во тьму зубов, стяжая свой венец
В борьбе с собою, равным перед Богом
Но проклятым за храмовым порогом.

...Я шел к Тебе сочащейся зарей;
Густой туман холодною змеей
Пронзал лоскутья суши у залива;
И шла вода, еще не говорлива,
Вдоль по себе, срезая голоса;

И двигалась как спица Колеса –
Радарным кругом, прямиком от сердца;
И привкус губ, напоминая скерцо,
Нащупав цель, был так смертельно прян,
Как путь волны – неколебимо прям.


6

А путь волны – неумолимо прям;
Но цепь логарифмической простуды
Ее сбивает с толку; в такт угрям,
Сшивающим всхолмленья амплитуды

С ее долинами; и в прободеньи дна -
Есть бесконечность паузы; видна
Как будто бы во сне, числом соотношенья
С-рифмованность стиха и свето-приношенья.

И, верно, – натуральный логарифм
Есть интеллектуальный Логос Рифм:
Деление Всецелого Собой,
Плюс Целое-в-Себе, – и снова, – в бой,

По бесконечной степени несенья
Кругами расходясь от сотрясенья.

7

Кругами расходясь от потрясенья,
Младенцы старцам задают вопрос,
И, равные по качеству волос,
Уже с ещё сплетая к Воскресенью

На зависть расточительным китам
Сплываются к часовням и скитам,
Чтобы отдать, нести и приумножить,
Не извлекать, не возводить, быть может.

Как не от сих миров Всецелый Бог,
Единый, Чистый, Целый мой Числитель,
Я – знаменатель всех Его Тревог, –
Из праха вставший – праха повелитель.

Мне власть дана – стеной моретрясенья,
Бедой, напоминающей Спасенье.

8

Бедой, напоминающей спасенье,
Ты ходишь утром в тростнике чудес;
Шуршит циновка золотых небес
Под пальцами твоими; небесенье -

Не бесенье; но – двойственность лежит
Во всем как основанье.
Трансцендентно
В Натуре всё, что дышит и дрожит,
И как стихи – трагически акцентно.

Перетеканье боли и любви,
Любви и боли стягивая в рифмы,
Как рифы – мы, в толчках своей крови
Угадывая жизни алгоритмы.

Но где тот дом, где листья и трава -
Есть тишины негромкие слова?

9

Для тишины неслышные слова –
Как исповедь немого очевидца,
Прозревшего, как истина клубится,
Когда она – до/словием права.

А в говорящем – хаос и движенье;
И заступает их непостиженье
Согласное течение реки –
Открытым ассонансом, – вопреки

Бессмертные ступени топчет смертный;
И, запинаясь гибельной мечтой,
Как горний дух, – судья немилосердный,
Себя и свет – сжимает под пятой.

И дышат страхом горы и долины,
Чреваты ожиданием лавины.

10

Чреваты ожиданием лавины
Закрывшие вершины облака.
Земля, как конь, носящий седока,
Вдруг распахнется, выгибая спину,

И в буро-мглистой пене вознесет
Вплоть до небес враждебное стесненье,
И надломив о камни нетерпенье,
Ему свое забвенье принесет.

Земное – в ослепительном убранстве
И в странствии, и в чести, и в тиранстве –
Равно земное, словно струпья гнезд,

И только раны птиц – неуловимо
Болят как память осязанья звезд.
Так Целое – лишь эхо Половины.

11

Так целое – не больше половины;
Равновелики – Голубь и Ковчег,
И ветхий Ной как быстрый печенег
Не рвет с родной землею пуповины;

Неспешно, трудно по водам плывет
Спасительное воплощенье суши,
Где праведные – сохраняют души,
И всякой твари – благодать живет.

Но тихо плачет струйное теченье
О нетопленных нивах и лесах,
И отражаясь в темных небесах,
Лишь ветру оставляет попеченье.

И он – слагает новые слова,
И телом – прорастает голова.

12

И к телу прирастает голова,
Как вероломно-гибкий знак вопроса;
Так ледокол – пасует пред торосом,
Так, начинаясь, новая глава –

Перечеркнув все прежнее сказанье,
Вновь воскрешает к жизни мирозданье.
И, расступаясь, паковые льды
Ползут с вершины с кромкою воды.

Поход закончен: время;
вечереет;
Господний гнев медлительно с горы
Стекает прочь;
и солнце душу греет,

Как с допотопной, проклятой поры
Уже забылось;
лег туман на плечи
В предчувствии невозвратимой встречи.

13

В предчувствии невозвратимой встречи
С Кассандрой перессорился старик;
Как будто рок – всевластвовать отвык,
В немой любви возмездию переча.

Проглатывая слезы, сквозь века
Идет наш крестный путь – издалека,
С тех пор как Бог приворожил потери,
В своей стране неверию не веря.

И ты – придешь; и ты – уйдешь как мир,
Как Божество, отвергнутый кумир,
И не узнаешь после долгой сечи

Земли и неба, не увидишь глаз,
В траве мерцающих закатом, как сейчас, –
На Арарате памяти и речи.

14

На Арарате Памяти и Речи
Восходит тень неведомой судьбы,
И облаков кровавые клубы
Несутся к Иордану как Предтечи.

Господь – не ты, и Богоматерь спит
Не в этом сердце, словно в колыбели,
Но ангельские гнезда – не в тебе ли
Сплелись ветвями, сотворяя скит?

Се – Человек, и он – твой Бог, и крыл
Стяжание как жизнь тебе открыл.
В ней мудрость отворяет лишь мгновенье, –

Но – Вечность сходит к сердцу как к дверям;
Величественное Богоявленье, –
Месть Времени – застывшим дикарям.

Титаник

На Арарате Памяти и Речи,
В безумной жажде гибели и встречи
Из тела вырастает голова;
И целое – достойно половины:

Чреваты ожиданием слова
Для тишины, громадной как лавина.

Бедой, напоминающей спасенье,
Кругами расходясь от потрясенья,
Посыл волны – неколебимо прям:
Пристать к каким-то каменным дверям.

А ты – плывешь поверх, – без опасенья
Счастливою игрой моретрясенья, –
Седой Ковчег, послушный якорям –
Месть Времени застывшим дикарям.