Новая религия

Смысл жизни начинаешь понимать только тогда, когда идешь в яркий солнечный день спиной к солнцу с бутылкой пива и наблюдаешь за своей тенью на асфальте: она, как и подобает тени, серая и неприметная, а пиво в бутылке, пропуская сквозь себя солнечный свет, наполняет асфальт янтарным блеском в том месте, где должна находится тень бутылки.

Иногда одной души, даже самой порывистой и подвластной только стихиям бывает мало, чтобы описать что-то великое. Поэтому души, стремясь друг к другу, творя в хаосе пространства и времени, создают что-то общее, одухотворенное общей идеей, но непохожее ни на кого из них в частности. Вместе они создают разумное существо, способное приумножить плоды, приносимые достижением поставленных целей во имя общей идеи, и поддержать каждую приверженную к нему душу в трудную минуту.

Итак, я шел. С бутылкой пива. По жаркой улице, населенной едкими удушливыми запахами разогретых солнцем выхлопных газов. Движение было оживленным. В том числе и на тротуаре. Я, увлеченный своими мыслями, в наушниках, в которых раздавались приглушенные низкочастотные звуки ударов и скрежета металла - один из саундтреков к игре "Silent Hill" - с трудом пробирался через обезумевшую от устоявшегося и размеренного, суетливого и беспокойного будничного ритма, толпу. Дьявольский скрежет адской машины в наушниках при всей своей смертоносности, казался куда более справедливым, нежели любое желание, мелькавшее среди идущих рядом людей, иногда объединявшееся с другими похожими и фрактально развивавшееся как визуализация на плеере, но быстро растворявшееся в бесконечном потоке других мыслей и чувств, не выдерживая их напора. Толпа была разрозненной, не имеющей общей идеи - люди шли каждый по своим делам, моментами пересекаясь безразлично-похотливыми взглядами и расходясь на развилках улиц.

Я люблю такую толпу - она почти неуправляема и связи в ней слишком разрознены, а порою и вовсе отсутствуют. Многие из нее, возможно, чувствуют себя маленькими ячейками одного сложного механизма - общества, кому-то это нравится, кому-то нет, но правда намного более ужасна - нет этого общества - нет единого центра, объединяющего всех людей в это самое призрачное "всемирное сообщество". Есть только такие как я. Если идея глубока и сильна, сильны и многочисленны ее приверженцы - рождаемся мы и начинаем править идеей, создавая из этих приверженцев обособленную, отдельную ячейку в мире бесконечного хаоса.

Можно называть нас богами - ведь точно таким же образом боги различных религий были вознесены на свой пьедестал. Вот только мы не заметны и не требуем того, чтобы к нам взывали напрямую: возьми гитару - и ты уже в церкви, сыграй блюз - и ты помолишься, напиши песню - и ты кинешь монетку в урну на строительство нового храма, собери группу - и ты возведешь храм, отыграй концерт - и ты займешься паломничеством, умри на сцене перед тысячами зрителей - и ты станешь богом. Одним из нас.

Я спускался по каменной лестнице, исписанной красящими баллончиками, хранящей в себе как отблески идеи и творчества, так и просто бесплодное хулиганство после очередной банки дешевого коктейля. Лестница закрывала меня от солнца - источника медленной смерти - жизни.

Я тихо присел в тени и расчехлил гитару. Звуки полились сами собой, как всегда. Они то вторили разрозненному ритму суетливого города, то, отвлекаясь от окружающей обстановки, уходили куда-то далеко - к призрачным берегам фантастических стран, воспетых лучшими представителями павер-метала. Мелодия была уникальна, хоть и состояла она из бесконечно наложенных друг на друга пробуждающих в людях лучшие чувства известных акустических риффов. Я запел. Сначала тихо, потом постепенно повышая напряжение в связках, заставляя проходящих сверху по тротуару людей в недоумении оборачиваться. Кто-то останавливался послушать, но его быстро сносила толпа, безучастная вобщем к каждому человеку, ее составляющему, и беспощадная к тем, кто попытался из нее выйти. Звуки лились, фрактально размножаясь в пространстве и разбиваясь о преграды, отражаясь от них и выталкивая все, некогда в них заложенное, наружу. Создав небольшую энергетическую оболочку в своей локации, я просто кайфовал, как делал бы это торчок, получивший дозу. Увлекаясь, я порой срывал свой голос на крик, настолько наполненный целым букетом ощущений, что некоторые люди начинали обходить место, где я сидел, стороной. Закончив играть, я отложил гитару и хлебнул уже порядком нагревшегося и оттого быстро выдыхающегося пива...

Толкаясь в вагоне метро, я заметил стоявших в углу двух неформалов, оживленно обсуждавших свою репетицию - ехали они с гитарами и банками пива, веселые и довольные жизнью, но мало кто обращал внимание на шрамы от порезов, покрывающие руку одного из них с тыльной стороны выше запястья. Это правильно - отдавать себя стихии, порыву, ведь только так можно приобщиться к искусству, но этот путь будет покрыт терном, и рано или поздно идти становится совершенно невыносимо, но пути назад уже нет. Открывая свою душу, чтобы донести что-то до окружающих, ты остаешься сам в постоянном энергитическом голодании, и насыщаешься тем, что все равно должен отдать - эмоциями и чувствами, двигающими тебя на создании нового творчества, которое все равно никогда не будет оценено по достоинству в силу разобщенности протоколов понимания толпы и противопоставляющей индивидуальности творца. Чтобы творить, нужно жить на износ и сжигать себя дотла, но не позволять препятствиям, что встают на твоем пути, победить твой свободный дух...

Черный Обелиск в наушниках: "...Зачем мне спорить с судьбою, зачем мне знать наперед, что со мною может случиться, и то, что вряд ли произойдет..." Полночь. Пустынная дорога, взбудораживаемая только колесами автобуса подо мной... Быстро мелькающие, приближающиеся впереди и удаляющиеся сзади огни ночного города... Забывшийся водитель, от скуки разгоняющий автобус до неположеной МосГорТрансом скорости... В салоне кроме меня только женщина, нервно вжавшаяся в сидение, но боящаяся подойти к водителю и высказать свое "фи", и какой-то полузаснувший цивил, возможно, уже проехавший свою остановку. Выйдя из автобуса на остановке, относительно отдаленной от жилых кварталов, я выхожу на пустую проезжую часть, хранящую отголоски дневного над ней надругательства, и иду по разделительной полосе, раскинув руки навстречу ветру. И почему только до людей не доходит, что ночью весь город принадлежит каждому из них в отдельности, а не толпе вобщем, как днем. Или им просто это не нужно? Или сама природа разрешила ночные прогулки по пустынному городу только мечтателям, что не находят себе достойного места днем?

Почему, когда ты разговариваешь с Богом - это молитва, а когда Бог с тобой - шизофрения? Почему многие не хотят услышать то, что хочет сказать им песня, но смеют при этом писать свои? Почему атеисты ходят в церковь? Почему позеры играют в группах? Кто забыл о душе? Память сохраняет жизнь тем, чьи тела тлеют в земле. Но сегодня порой забывают и о живых, то есть подвергают их духовной смерти до наступления физической. Их пытают постепенным забвением. И последний их бросок в надежде выжить оборачивается либо агонией, либо мировой известностью. Ведь зачастую именно такие люди вынуждены иметь глубокий внутренний мир, дабы компенсировать им недостатки внешнего. И этот бросок есть выброс своего внутреннего мира наружу - дабы показать его миру внешнему. И тогда люди могут услышать это и сказать: "Он, конечно, плакса, но знает толк в своем деле". Это максимум награды, что может получить творец. Является ли человек центром мира или весь мир - только центр человека?

Я вынужден, стоя перед дверью своей квартиры, искать ключи. Внутри пустынно - в гостях только ветер, легким потоком прогуливающийся от одного открытого окна к другому... Пельмени тихо воркуют в кастрюле о смысле переработки собственных тел в фекалии с использованием пищеварительного механизма человеческого тела. И воркуют, надо признать, аппетитно. Загрузив кропотливой работой свой желудок, я сел в темной уютной комнате, скрестил ноги и погрузился в медитативное состояние... Передо мной начали тысячами сменяться образы людей, слушающих, играющих и пишущих тяжелую музыку - и каждому я должен был подарить драйв, а он мне взамен - свою веру. Такова наша божественная участь - отдавать благословение в обмен на молитву. Наше проклятие и наш смысл жизни. Мы - создатели, созданные нашими творениями. Курица и яйцо в одном флаконе. Замкнутый круг. Люди, породившие Богов - как женщина, породившая собственную Мать.

Выпив лишнюю бутылку пива, я отдаю себя злости - одной из ипостасей Истинного Драйва. Строки стиха льются сами. Как всегда. И не надо тужиться.

"К чему пустые строки,
Наполненные пошлой мыслью,
Зачем мне вздохи?
Я есть! Я рад! Мой дар корысти
Отдам, не брезгая словами,
Мечтой, что прежде ты обрел -
Мой дух, назвав их всех ослами,
Порядком мысли в круг обвел
Их всех бессмысленные сути,
Нытье не вправе открывать
На обозрение всей мути,
Что жизнь дала мне обласкать
Всего лишь жалкими словами -
Я зеркало - смотрите же в меня,
Кривляя грязными устами
Пред ликом вечности огня!
Уйди - закройся предо мною,
Уйди - отдай же мне покой,
Что ты, мир, грязною рукою
Назвал предательски "отстой",
Три слова начертав на камне
Простого лифта - благодать...
Я покурю - насыщусь маной -
И выпью пива - вот где страсть!
О боже! Я герой помойки -
Так точно вижу этот мир,
И тухлые бычки на стройке -
Вот артефакты... Звуки лир
Прервались скрежетом гитарным -
Вот где реальный драйв,
Когда звучанием пространным
Мы описали жизни кайф,
Когда пред богом тишиною
В наушниках звучит попса,
Своею клича простотою
Зовет она певцов конца,
Что схватят мир и холодом обвеют,
Закатят стоны там и тут,
А я лишь волосы развею
По ветру - я ведь крут?"

Злость уходит, локализуясь в стихе, что обвеет мир леденящим чувством собственной ничтожности, почувствовать которую достоин каждый человек, но пользуются этим правом далеко не многие. Песчинка, которая задумалась о смысле своего существования, как составляющей грязного замусоренного пляжа - вот лучшее определение здравомыслящего человека. И только Истинный Псих способен представить, что пляж этот - только его фантазия, а мусор в нем - элементы ее развращенности. Опять же курица с яйцом. Замкнутый круг. Беременная матерью женщина.

Нарушая правила, ты создаешь новый мир с новыми законами, и он становится реальным. Так случилось и с открытием неэвклидовой геометрии, когда отрицание одной из аксиом привело к созданию намного более живой картины мира. Лобачевский был Истинным Психом. Респект и уважуха. Дезоксирибонуклеиновая кислота (ДНК) - лучший галлюциноген, позволивший нам увидеть этот мир. Хотя Сид Барретт (Pink Floyd) был другого мнения и, безусловно, был по-своему прав. Ставить над собой адские эксперименты и возвращать результат слушателю - долг каждого музыканта.

За окном балкона вдали за домами виден лес… Я сижу на подоконнике, свесив ноги вниз. Не страшно. Красиво. Хочется петь. Выбросив недокуренную сигарету и наблюдая за постепенным приближением тлеющего огонька к земле, я тихо напеваю “Stairway to Heaven”. Относительно падающей сигареты я с ускорением свободного падения лечу вверх, и весь мир начинает плыть передо мной… “…And She’s bying a Stairway to Heaven…” – я умолкаю… Лес отвечает мне мерным шумом, вызванным пролетающим мимо ветром. Единение музыки со стихией. Единение стихии с музыкантом.

Драйв - это огненный ветер, обжигающий души и заставляющий их двигаться в общем ритме. Его нельзя контролировать. Его можно лишь вызвать. Музыкой. И, когда, играя песню, ты взлетаешь – значит драйв обжег твою душу и подарил на миг огненные крылья, чтобы рассекать ими воздух времени. Начиная видеть перед глазами тысячи образов, ты чувствуешь единение с самим собой, тебя невозможно остановить, ты способен пробить любую стену, и даже единение со смертью не принесет тебе боли. Драйв, как и адреналин, утоляет боль и даже время становится подвластно тебе, как мягкая пластилиновая масса… Драйв есть во всем, в чем есть жизнь. Драйв и есть жизнь, а, точнее, все ее активные проявления. Драйв есть в спокойствии, в релаксации, в безумии, в отчаянии, в скорости, в любом человеческом и нечеловеческом чувстве...

Первые лучи еще не поднявшегося над лесом солнца призрачным белесым светом начинают выделять из сумрачных очертаний бледные краски сонной затуманенной реальности, от чего она кажется невероятно безлюдной, и тишина властвует над миром вокруг. Ветер тихонько колышет мои волосы, и легким прикосновением наполняет лицо приятной доутренней свежестью. Легкое чувство боли, вызванное продолжительным сидением на неудобном подоконнике балкона с острым выступом рамы, гармонично дополняет букет ощущений, придавая им остроту.

Нет разницы между добром и злом - есть только действие и бездействие. Противоположность любви не ненависть, но безразличие. Ненависть и любовь – лишь различные ипостаси одного и того же чувства. От одной до другой лишь один шаг. Любя, можно ненавидеть, а ненавидя, таить в глубине души самые прекрасные чувства к объекту ненависти. Точно также нет разницы между болью и наслаждением, ибо в одном можно чувствовать другое - все зависит только от особенностей восприятия этого чувства. Те же мазохисты отличаются от обычных людей, воспринимающих боль в качестве отрицательного раздражителя, только этой самой особенностью восприятия. И в своем роде они правы, потому что живут они по законам своей реальности, и получают наслаждение от того, от чего могут. Люди ошибаются, дискретизируя мир, представляя его двояким, деля на плюс и минус, добро и зло, свет и тьму etc. Есть только ноль и единица. Только присутствие и отсутствие. И там, где не чувствуешь разницы между светом и тьмой, есть только пустота. А пустота есть центр мира. Большая дыра, которая держит вокруг все ипостаси «непустоты» своей гравитационной силой. И чем дальше от центра, тем эти ипостаси меньше смешиваются между собой, все больше обосабливаются друг от друга, представляя собой наиболее максималистичные идеи и движения. В центре же царит полное равновесие и божественная гармония.

Коридор был белый и узкий. Я потянулся в карман за коктейлем, но его там не оказалось. Не оказалось и кармана. Я прикоснулся к своему телу и понял, что его тоже нет. Ведь я шел домой. В хаос. Навстречу верной и неизлечимой забвением смерти. Ты будешь моей заменой в этом мире. В конце коридора не брезжил свет. Стены были белыми, потому что они сами светились, оставаясь передо мной всем, что еще соединяло меня с этим миром. В конце туннеля было отсутствие света и тьмы. Хаос. Сумрак. И конца коридора тоже не было. Потому что смерть останавливает время. Мне осталось бесконечно идти, наблюдая безразлично фосфоресцирующие стены по бокам. Я сплю. Я знаю. Я НЕ верю. НЕ конец. НЕ хаос. НЕ дрожь. НЕ чувства. НЕ НЕ…

День.
Комната.
Окно.
И яркий солнца луч
Твердит одно:
Все повторится вновь и вновь -
Огонь, агония, любовь,
Вода банальных смелых слов,
И ветер ветренности снов,
Земля гробов и лед потерь
Откроют мне в начало дверь,
А подоконник, неспеша,
Нагреется, теплом дыша,
И солнца луч твердит одно:
Открой глаза -
День.
Комната.
Окно.