Пурим

       П У Р И М

Жил да был Ахашверош.
Царь. Не плох и не хорош.
Перс. Язычник. Многоженец.
Впрочем, что с него возьмёшь.
Сто наложниц. И жена
Так…не очень сложена,
И тоща, как престипома,
И болтлива, и злобна.
Возраст! Можно и понять.
Бабу стало не унять.
Самого царя при людях
Стала жучить и шпынять.
Царь уже в сердцах: “Вашти,
Ну, зануда, подожди!
Вот сошлю тебя на Север,
Где метели и дожди!“
А Вашти (ну и дела)
Закусила удила.
Знать, вожжа под хвост попала:
“Жди, чтоб я тебе дала!“
Царь смеётся: “ Эк-ка, жуть!
Ты, дурёха, не забудь,
У меня наложниц - сотня!
Перебьюсь уж как-нибудь.
Постыдись перед людьми
И на ум себе возьми:
Все придворные смеются,
Как ты хлопаешь дверьми.
И, немедля, с глаз долой!
А не то, пришлю конвой.
И затихни, а то станешь,
Враз, соломенной вдовой“.
В этот час визирь Аман,
Чуть согнувшись, как банан,
Озираясь, шёл на сходку
Обсуждать коварный план.
Дело в том, что у царя
Был, взамен поводыря,
По наукам и искусствам
Мордехай. Да и не зря.
Всесторонний полиглот.
И не курит. И не пьёт.
Он царю в вопросах этих
Исключительный оплот.
Голова полна идей.
Уважение людей.
Но не перс. И не язычник.
Правоверный иудей.
Для Амана этот факт
Пострашнее, чем терракт.
Как увидит Мордехая,
Спазмы рвут кишечный тракт.
Наконец, решил визирь
(Далеко не богатырь)
Сеть сплести из злой интриги
И забросить в глубь и в ширь.
Дескать, этот Мордехай
Попадётся в сеть, нехай,
И тогда с него мы снимем
С головою малахай.
И сегодня ввечеру
Он крадётся по двору,
А навстречу обер-евнух
Скачет, будто кенгуру.
Показал Аман: туда!
И в беседке у пруда
План составлен, как евреев
Уничтожить навсегда.
Дело шьют, как по канве;
Как косою по траве.
Компромат на всех евреев
С Мордехаем во главе.
Зная то, что царь – тиран,
Обер-евнух и Аман
Утром, сразу после кофе,
Бац, на стол царёвый, - план!..
И, хоть дел невпроворот,
Царь, кусая бутерброд,
Пробежал, косящим глазом,
Этот пасквиль на народ.
И, стряхнув с коленей пыль,
Принести велел бутыль:
Всё же надо разобраться,
Что здесь небыль, что здесь быль.
А Аман: “Великий царь!
Вы же – перс! И – Государь!
Ну, а Вас, как лоха, учит
Мордехай. Такая тварь!“
Обер-евнух: “Ваша бродь!
Я ведь – грек. Нейтральный, вродь.
Надо этих иудеев,
Не жалеючи, пороть“.
Слово снова взял Аман:
“Пролетарии всех стран
Осуждают иудеев!..“
И налил себе стакан.
Обер-евнух вновь поёт:
“Это что же за народ?
Он же – пленный! А глядите,
Как зажиточно живёт.
Я, мой царь, не с ветки слез.
Я, ведь, Вам не фа-диез.
А у каждого еврея
Есть оружие. Обрез!“
“Ну-у…обрез…конечно…Что ж…-
Промычал Ахашверош. –
Это ж им даётся Богом,
Так - за здорово живёшь.
Так что, парень, не вздыхай.
Ты ж в гареме вертухай.
А Аман?.. Оставь бутылку!
Говори, а не бухай!“
“Я, мой царь, служу. Не раз
Жизнью рисковал для Вас.
Я улажу это дело.
Подпишите Ваш указ“.
Подписался царь и встал:
“Что-то я уже устал.
Скоро полдень. И пришлите
Гюльчатай на сеновал.
Так. Возьми перо опять
И садись приказ писать.
Первый пункт: Вашти - уволить
И к чертям её сослать.
Пункт второй: собрать невест.
Привести из разных мест.
Послезавтра, ровно в полдень,
Начинаем этот фест“.
Царь ушёл на сеновал,
А Аман затанцевал,
И размахивал указом,
И бумагу целовал.
У окна большого встал,
Вслух указ перечитал:
“В день 13-й Адара
Всем их радостям – финал!“
А под этим под окном
Мордехай решал бином.
Он, конечно же, всё слышал.
“Ну, Аман, проклятый гном!
Да! С тобой кончать пора.
Да и мы не фрайера.
Не в одни ворота будет
Эта страшная игра“.
Вот проплыли два денька,
Как по небу облака…
Царь готовится к смотринам.
Даже пудрится слегка.
Претенденток и не счесть,
Чтоб к царю в постель залезть.
Даже…с этих…с Гималаев
Представительницы есть.
Так что выбор – ох, не прост!..
У дворца стоит помост.
На помосте трон из кости
И охрана в полный рост.
Ну, конечно же, народ
Так и валит, так и прёт.
Даже сбили с ног гвардейцев,
Что стояли у ворот.
В общем, тысяч больше ста
Расхватали все места…
Наконец, угомонились
И разинули уста.
Вот и сам Ахашверош.
На тюрбане блещет брошь.
Сабля шаркает по полу.
Взгляд!.. Аж, всех бросает в дрожь.
Огляделся, не спеша.
Обстановка хороша!
Подошёл. На трон уселся.
Знак рукою, дескать – ша!
Тут ударил барабан.
Вышел, кланяясь, Аман.
Объявил, что здесь невесты
Из восьмидесяти стран.
Что прошли сквозь решето
Только девушки, зато.
Но, чтоб зрители и стража
Не пугались, если что.
Тонкой флейты вьётся нить…
Стали девки выходить.
Тем - тряхнут. Покажут - это.
Благо, есть, чем убедить.
Люди, глядя на девчат,
То завоют, то молчат.
А у мужеского пола
В головах туман и чад.
Службу стражники несут
И коленями трясут:
Как же выдержать такое?..
Этот страшный божий суд!..
А Аман, чтоб не упасть,
Так за спинку трона – шасть!
Пососёт из поллитровки
И стоит, разинув пасть.
Только сам Ахашверош
Смотрит строго на балдёж.
Он, ведь, раз уже обжёгся,
И его не прошибёшь.
Вдруг он вздрогнул и застыл,
И дыханье затаил,
И почувствовал забытый
Трепет и любовный пыл.
“Уберите всех невест!
Я на них поставил крест.
Кроме той … в цветастом платье.
Гру-у-дь!.. Не грудь, а Эверест!
Мне, могучему царю,
Невтерпёжь! Я весь горю!
Ну, а бёдра!.. Не-ет! Про бёдра
Я уже не говорю!
Я нашёл свою мечту!
Мне уже невмоготу!
Изготовить мне, немедля,
Шире нынешней тахту!
Мне ребро щекочет бес.
Я уже теряю вес.
Заодно, узнайте имя
Этой прихоти небес.
Свадьба – завтра. Ровно в шесть.
Суток мне не перенесть.
Претенденток приглашаю.
Раскошелюсь. Не бог весть“.
Вот и свадьба. Пир – горой!
И не верится, порой,
Что весь вечер можно квасить
И закусывать икрой.
А потом, портвейн сося,
Властьимущих понося,
Съесть, под светскую беседу,
Половину порося.
Счастлив царь Ахашверош,
Слов других не подберёшь,
И дыхание второе
Будоражит в чреслах дрожь.
Рядом с ним, другим пример,
Как заметил бы Вольтер –
Украшение Вселенной!
Пышнотелая Эстер.
Крепко выпив, закусив,
Царь насвистывал мотив.
А царица подпевала,
Пригубив аперитив.
В спальне, позади хором
И покрытое ковром,
Ложе брачное готово.
Не тахта, а – космодром.
Царь с утра всё осмотрел;
Чтоб камин горел и грел,
Чтобы в бронзовом мангале
Брус сандаловый горел.
И теперь, мотив свистя,
Взор к царице обратя,
Гладил он её колено
И подмигивал, шутя.
А вокруг стоит галдёж,
Шум такой – не перебьёшь…
И повёл царицу в спальню
Тихо царь Ахашверош.
Начался вторичный брак…
Опускаю, что и как…
Что там делается в спальнях,
Люди ведают и так.
Вот и первый перекур…
Тут … судьба бросает пур!
Царь: “Закажем завтра утром
Из брильянтов гарнитур.
Будет он к лицу тебе.
Ты – звезда в моей судьбе.
Будешь вся переливаться
Ярким светом при ходьбе“.
“Я отвечу не в укор:
Ты, мой царь, в решеньях скор.
Ведь тобой указ подписан, -
Всех евреев - под топор.
Завтра я должна, заметь,
Как еврейка умереть,
Да и дяде Мордехаю
Предстоит такая ж смерть“.
Царь, что стоя пил “Боржом“,
Рухнул на пол голышом:
“Это кто ж тебя посмеет
Тронуть пальцем? Не ножом!
Помню, визирь подъезжал,
Лист заполненный держал…
Я, ваще-то, был с похмелья
И не всё соображал.
Обер-евнух тоже был.
Что-то долго говорил…
Я чуть-чуть опохмелился,
Но не очень много пил.
Так что, милая жена,
Ты не зря мне суждена.
От греха меня уводишь.
То моя была б вина“.
Царь оделся кое-как.
Золотой кастет – в кулак.
Чует – крыша тихо едет.
Чует – косится чердак.
В кабинете, как в огне:
“Ну-ка, визиря ко мне!
Да и этого кастрата
С головешкой на ремне!“
Оба мигом – тут как тут.
Только что-то не поймут:
Царь был пьян и очень весел,
А сейчас и трезв, и крут.
“Вы-ы! Вонючие козлы!
На моих евреев злы?..
Да я вам за эти штуки
Быстро выдерну мослы!
Мордехай – мой звездочёт!
Их таких – наперечёт!
На любой фигне играет!
В арифметике сечёт!
А Эстер, моя жена!
И красива, и умна.
Да таких на белом свете
Больше нет! Она – одна!
И ещё на вас вина:
Царь немного с бодуна,
А ему суют бумагу
Из поклёпов и говна!..
Я вам, что? Густой лопух?
Быстро в цепи этих двух!
И не надо объяснений!
Не желаю портить слух!“
На дворе рассвет уже…
А на первом этаже
Продолжается веселье;
Претендентки в неглиже.
На газоне у крыльца
Два здоровых молодца
Плаху ставят с топорами,
Утирая пот с лица.
Хоть и рано, у ворот
Снова давится народ.
Что до зрелищ, у народа
В голове особый ход.
И помост ещё стоит.
И на троне царь сидит.
Топором палач играет
И рубаху теребит.
Гости пьяные вокруг,
Молча, тискают подруг…
Барабан ударил глухо
Неожиданно и вдруг.
Царь – суров. С врагами – лют.
Что, конечно, знает люд.
Царь махнул какой-то тряпкой
И Амана волокут.
Без сапог. В одних носках.
Да и морда в синяках.
Он на всех, без исключенья,
Нагонял когда-то страх.
И, конечно, посему
Нету жалости к нему.
И палач, не церемонясь,
Отхватил башку ему.
Тащат евнуха к царю,
Как барана к алтарю.
Царь его кастетом в рыло:
“Ладно, жизнь тебе дарю.
Но наложницам моим
Ты не нужен, подхалим.
Ты теперь – ассенизатор.
И навеки будешь им “.
…………………………………
Вот такой судьбы излом
Меж добром и страшным злом.
К счастью, жребий оказался
Справедливости послом.
Жизнь, частенько, не легка,
Как неровная строка…
И остался у евреев
Праздник Пурим на века.