Он пьет растворимый кофе, вдыхает винтажный дым.
Он верит, что вечно молод, в то время как стал седым.
Из зеркала Питер Пен глядится ему в глаза.
И не о чем сожалеть. И некому рассказать.
Он ждет, что наступит утро и вдруг разомкнется круг.
Молчит телефонный рупор. Пора начинать игру.
Я встану в дверном проеме: не выгнать, не обойти.
Их было так много, равных... Останется лишь один.
А змеи меандра жадно вгрызаются в панцирь стен.
А сумрак полночных окон дробится на свет и тень.
Кармином сочатся вены. Стираются письмена.
Их было так много, разных... Не хочется вспоминать.
Он хочет дойти до сути, проникнуть и разгадать.
Он думает, это просто, он думает, ерунда.
И я улыбаюсь - снова - в натянутой тишине.
Он копит чужие смыслы. Я знаю, что смысла - нет.
Он смотрит куда-то в омут, вдыхает винтажный дым.
Он верит, что вечно молод, в то время как стал седым.
Из зеркала Питер Пен глядится ему в глаза.
И не о чем сожалеть. И некому рассказать.
Блестит растворимый кофе - лужица на столе.
В глазах - бирюза... В руке - пистолет...
миг до
© Copyright: Вивиана, 2008
Свидетельство о публикации №108102000086
Свидетельство о публикации №108102000086
Рецензии
О. Мандельштам:
Телефон
На этом диком страшном свете
Ты, друг полночных похорон,
в высоком строгом кабинете
Самоубийцы - телефон!
Асфальта чёрные озёра
Изрыты яростью копыт
И скоро будет солнце: скоро
Безумный петел прокричит.
А там дубовая Валгалла
И старый пиршественный сон;
Судьба велела, ночь решала,
Когда проснулся телефон.
Весь воздух выпили тяжёлые портьеры,
На театральной площади темно.
Звонок - и закружились сферы:
Самоубийство решено.
Куда бежать от жизни гулкой,
От этой каменной уйти?
Молчи, проклятая шкатулка!
На дне морском цветёт: прости!
И только голос, голос-птица
Летит на пиршественный сон.
Ты - избавленье и зарница
Самоубийства - телефон! /с/ 1918
*
Дверные проёмы смяты.
Решается тишина.
Мы в жизни этой - солдаты.
И вон из того окна
Уже на прицел мы взяты.
И город в ночи парче.
Для нас с алкоголем святы
Бокалы, мы скрипачей
Заоблачных слышим. Вместе
Проходим рука с рукой.
-И если весь мир воскреснет -
То весь - кроме нас с тобой.
*
Заполняется строка,
Устаёт рука.
Потихоньку и по кап
ле идём пока.
Отворяет город нам
Блёклый свой рассвет.
Под мостами-арками -
Рек неспешных бег.
Мы с тобой проносимся -
Конный экипаж.
Вкруг многоголосием
Город этот. Наш.
*
Он думает, это просто, он думает, ерунда.
особо понравилось Почему-то представляется, что это Лев говорит. Живой, или приневский каменный. О.Мандельштам об Армении:
Ты красок себе пожелала -
И выхватил лапой своей
Рисующий лев из пенала
С полдюжины карандашей./с/
Это, наверное, потому лев, что всё сказочное, а также потому, что звериное творчество было бы лучше человеческого, так как шло бы всегда из самой их звериной сути. Ещё тоже об Армении:
Окрашена охрою хриплой,
Ты вся далеко за горой,
А здесь лишь картинка налипла
Из чайного блюдца с водой./с/
Вот, опять же, львиное и звериное ощущение от жизни - абсолютное погружение в настоящий момент:
Руку платком обмотай и в венценосный шиповник,
В самую гущу его целлулоидных терний
Смело, до хруста, её погрузи.
Добудем розу без ножниц.
Но смотри, чтобы он не осыпался сразу -
Розовый мусор - муслин -
лепесток соломоновый -
И для шербета негодный дичок,
Не дающий ни масла, ни запаха. /с/
Холодно розе в снегу:
На Севане снег в три аршина...
Вытащил горный рыбак
расписные лазурные сани,
Сытых форелей усатые морды
Несут полицейскую службу
На известковом дне./с/
Фолко Торбинс 21.12.2009 18:24 • Заявить о нарушении
Телефон
На этом диком страшном свете
Ты, друг полночных похорон,
в высоком строгом кабинете
Самоубийцы - телефон!
Асфальта чёрные озёра
Изрыты яростью копыт
И скоро будет солнце: скоро
Безумный петел прокричит.
А там дубовая Валгалла
И старый пиршественный сон;
Судьба велела, ночь решала,
Когда проснулся телефон.
Весь воздух выпили тяжёлые портьеры,
На театральной площади темно.
Звонок - и закружились сферы:
Самоубийство решено.
Куда бежать от жизни гулкой,
От этой каменной уйти?
Молчи, проклятая шкатулка!
На дне морском цветёт: прости!
И только голос, голос-птица
Летит на пиршественный сон.
Ты - избавленье и зарница
Самоубийства - телефон! /с/ 1918
*
Дверные проёмы смяты.
Решается тишина.
Мы в жизни этой - солдаты.
И вон из того окна
Уже на прицел мы взяты.
И город в ночи парче.
Для нас с алкоголем святы
Бокалы, мы скрипачей
Заоблачных слышим. Вместе
Проходим рука с рукой.
-И если весь мир воскреснет -
То весь - кроме нас с тобой.
*
Заполняется строка,
Устаёт рука.
Потихоньку и по кап
ле идём пока.
Отворяет город нам
Блёклый свой рассвет.
Под мостами-арками -
Рек неспешных бег.
Мы с тобой проносимся -
Конный экипаж.
Вкруг многоголосием
Город этот. Наш.
*
Он думает, это просто, он думает, ерунда.
особо понравилось Почему-то представляется, что это Лев говорит. Живой, или приневский каменный. О.Мандельштам об Армении:
Ты красок себе пожелала -
И выхватил лапой своей
Рисующий лев из пенала
С полдюжины карандашей./с/
Это, наверное, потому лев, что всё сказочное, а также потому, что звериное творчество было бы лучше человеческого, так как шло бы всегда из самой их звериной сути. Ещё тоже об Армении:
Окрашена охрою хриплой,
Ты вся далеко за горой,
А здесь лишь картинка налипла
Из чайного блюдца с водой./с/
Вот, опять же, львиное и звериное ощущение от жизни - абсолютное погружение в настоящий момент:
Руку платком обмотай и в венценосный шиповник,
В самую гущу его целлулоидных терний
Смело, до хруста, её погрузи.
Добудем розу без ножниц.
Но смотри, чтобы он не осыпался сразу -
Розовый мусор - муслин -
лепесток соломоновый -
И для шербета негодный дичок,
Не дающий ни масла, ни запаха. /с/
Холодно розе в снегу:
На Севане снег в три аршина...
Вытащил горный рыбак
расписные лазурные сани,
Сытых форелей усатые морды
Несут полицейскую службу
На известковом дне./с/
Фолко Торбинс 21.12.2009 18:24 • Заявить о нарушении
На это произведение написана 31 рецензия, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.