АК, рс, часть I - Юность, глава 1

АДАМ КАШТАРИН
(роман в стихах)
Часть I – Юность
Глава 1

1
Ребенок каждый уникален,
достоин ласки, добрых слов
(хотя б за ангелов в глазёнках),
быть может, даже гениален,
пока младенческий покров
не сменится вульгарной пленкой.
Но знает Клио то явленье:
в простой что ни на есть семье
растет дитя – не буриме,
а нормам заданным в гоненье.
От мира и себя в секрете
такие не взрослеют дети.

2
Адам – я истинно вещаю, –
и есть феномен сей точь-в-точь.
То ведомо лишь мне – и только...
Ни сном, ни духом – жаль! – не знаю,
дана ль Адаму воля смочь
раскрыть свой гений с чувством, толком...
Иль мерзкая рутина быта
небес поглотит все дары...
И будет коротать он дни
в тени разбитого корыта...
А данная ему роль свыше
найдет приют под хваткой "крышей"...

3
Ярлык "безоблачная младость"
фальшив, надуман и смешон.
Адаму годиков в четыре
сны нагоняли страх и тягость:
опасность, темень, волки, – он
был жертвою в том жутком мире.
Сон оборваться мог внезапно,
а явь была того страшней:
«Ой, к маме, к мамочке, скорей!» –
и он просился к ней невнятно.
Не нужно здесь речей потока,
мать и без слов поймет ребенка.

4
В лет пять он папу про охоту
рассказы повторять просил.
И всякий раз внимал в восторге:
как ждал родитель антилопу,
как месяц из-за туч брезжил,
как царь-олень ветвисторогий
шел осторожно к водопою,
как в ожиданье не заснуть,
как "дичь" до залпа не вспугнуть
и как в степи шакалы воют...
Малец в любви к отцу купался,
тот чуял, нет ли, – улыбался...

5
Был брак родителей неравный –
межа змеит в менталитет:
жена – дитя берез и сосен,
намного младше (факт банальный),
пенаты мужа – знойна степь, –
в одном дому весна и осень,
да в графах "нац" – такая ж разность.
Ну, словом, чашенька полна.
Спасибо, вера хоть одна.
Не то б лишь развестись осталось...
Нет, не для деток соль сей речи...
Им разве до противоречий!..

6
Беременность, на сносях, роды:
всего раз семь – и только дочь,
вдруг обрывался век которой,
пройдя не больше полугода.
Не диво: женщине невмочь,
безмерна скорбь, бездонно горе...
Сполна хлебнула доли горькой,
к тому же нрав у ней крутой:
«По струночке, сын дорогой!» –
Шлепка, тычка, а то и порки...
Наш малышок уединялся,
себе в несчастьях изливался...

7
Мальчишкам старшим подражая,
он пробежался по трубе.
Два раза, в третий – оступился:
внизу хоть речка не большая,
но хватит утонуть вполне
тому, кто плавать не учился.
С трубою той же бедолага
обняться, падая, успел:
сам вряд ли б вылезти сумел,
да выручка – всегда во благо.
Не то бы не слагать мне песен,
не то бы был я безутешен...

8
Такой спустя три года случай
(и "мокрый" тож, скажу я вам):
стояла мельница под горкой,
по желобам, стремглав, по круче,
неслась водица к жерновам.
Адам уж плавал... Много ль толка?! –
Средь лопастей то – не подмога!..
Канав и промежутков – шесть...
Себя над ними лихо несть...
Разбег, прыжок, полет – и снова...
То "вервие" плелось многажды...
Известно: быть концу однажды...

9
Однако, обошлось всё, к счастью:
Адам вцепиться в кол успел,
себя из водной выдрал ложи.
Одно лишь плохо: нет ненастья,
штаны промокшие пострел
на дождь никак свалить не может...
«Нельзя так ошибаться в риске,
чтоб не пропасть и чтоб быть пан», –
девятилетний клод-чак-чан
внес пункт в своем уроков списке.
Всё в куче: умный, шаловливый,
проворный, смелый и... трусливый.

10
Добавим, так сказать, до кучи.
При доме, где Адам растет
надел земли с огромным садом.
Черешня, слива, тут пахучий,
айва, гранат ("кровавый" сорт),
аллея с разным виноградом
и прочие дары, а также
люцерна, баклажан, томат...
Адам тут знает каждый ряд,
куст, древо и травинку даже.
И к ним привязан он на диво,
как леди – к подданным (Годива).

11
Черныш однажды потерялся
(один из милых двух козлят), –
и было необъятным горе.
Пропавший вскоре отыскался –
усердьем бойких пастушат, –
не то б Адам наплакал море...
Соседи, сверстники, прислуга,
бабуля, мамин брат родной, –
всех держит в сердце наш герой,
и в каждом видит только друга.
Привязчивость – талант особый...
Уж лучше б не было его бы...

12
Всё относительно, условно
в прекраснейшем из всех миров:
ум, честь, достоинство, отвага,
безвестность, слава, криво, ровно,
Уильям щедрый, скряга Пров,
убыток, прибыль, вред и благо...
Я выше обронил: "трусливый"...
И вправду, он боится мать...
Ведь "дважды два" в руках держать
бычка, что добрый, не брыкливый...
Отец! Впервые! «Эй!» – Рванулся!
В защиту! Мамы! Увернулся...

13
В дошкольном детском учрежденье
Адама девочка одна
средь прочих явно выделяла,
а он – к другой имел влеченье.
Вопят склеротик и ханжа:
«Враньё!» – до них мне дела мало.
От Сатаны или от Бога
(иль в этом деле паритет?),
Адам менял любви предмет
с "нуля" до класса выпускного:
по году лишь – ох, зла судьбина! –
учился с избранной дивчиной...

14
Он размышлял о смысле жизни...
Представьте, мальчик в десять лет...
И наводили ужас мысли:
«Ужель конец один – лишь тризны?!
Меня – как не было?! И – нет?!
Жить – чтоб могильны черви сгрызли?!»...
Подал однажды папа гостю
с подобострастием пальто,
и сын отца презрел за то, –
малец уж метил в аристосы.
Средь сверстников – не диво, право! –
Адам себе не видел равных...

15
Поток неумолимой силы
(все знают данный ей ярлык)
Адама захватил в тринадцать.
Пришла. Увидела. Пленила.
А в новом сентябре... – хоть в крик!
Ни вздохом не успел признаться...
Вершина восхождений школьных –
святая, чистая любовь!
Плету венки ей вновь и вновь
стихов рифмованных и вольных!
Век новый – старое унынье:
никто уж так не любит ныне...

16
Любили. Любят. После – тоже
любовь свои найдет сердца
и вскормит своего поэта.
Идет за веком век – и всё же
души движеньям нет конца:
Шекспир, Ромео и Джульетта,
Печорин, Чацкий и Онегин,
эпоха, личность и толпа,
народ, служенье и тропа,
бездарность, суета и гений, –
всерьез Адама волновали
(иных же – трогают едва ли).

17
Адам был школьником отличным.
Валил задачи в полруки.
В путях познанья личной кармы,
имея ум математичный
(небес загадочны круги),
он грезил о фанфарах славы
в естественно-научной сфере. –
При том, что сердце и душа,
порывы бурные верша,
в броне свои держали двери:
просторы внутреннего моря –
стихия моего героя.