Дэнилидиса - непутевый герой. Глава 7

Глава 7.

Как сейчас помню. Слишком уж яркое впечатление.
…………………………………………………………………………………………………..
Даже находясь в почти абсолютно бессознательном состоянии, я всё же помню, как мне разжимали сведенные судорогой челюсти и вливали в горло какую-то теплую жидкость. Запахов я не ощущал, лишь прикосновения и то изредка.
Помню, как сделал судорожный глоток и тут же захлебнулся, выгибаясь дугой. Меня прижали обратно к мягкой ровной поверхности…
Секунду спустя я почувствовал разлившееся по всему телу тепло. Горячие волны омывали каждую клеточку, унося боль и всякий другой дискомфорт.
Стало до одури хорошо. Ну просто до отупения! Все ощущения тонули в тягучей липкой патоке, мысли будто размазались тоненьким просвечивающим слоем по окружавшему пространству-времени. Первое время чувствовались какие-то легкие покалывания в левом боку.
«Меня штопают» - всплыли лопающими пузырями ленивые мысли. Я представил себя латанной-перелатанной плюшевой игрушкой, на которую мастерят новую заплатку. Мне стало смешно и я рассмеялся. Попытался пошевелить мохнатой плюшевой лапой – мне это показалось забавным. А раз я плюшевая игрушка, значит у меня пластмассовые глаза из старых потертых пуговиц, что гурьбой живут в шкатулках для рукоделия.
Интересно, а как это – видеть с помощью пуговиц? Наверное, я смотрю через дырочки в пластмассовых кругляшах.
Хм. А ведь в пуговицах, особенно старых и потертых, таких, как у меня, обычно по четыре дырочки!
Меня охватила такая по-детски искренняя радость от показавшегося мне великого открытия. Так ведь это означало, что у меня в каждом глазу по четыре зрачка!
А глядеть на мир восемью зрачками намного интереснее и удобное, чем… чем… Двумя? Двумя.
Можно же увидеть намного больше и глубже. И даже, наверно, другие миры. Ага!!! Вот они! Я их даже вижу!…………..
Размытые слои пространства, косматые хвосты проплывающих минут….
Что-то не давало покоя, что-то свербило в памяти. Ну да! Глаза о четырех зрачках были у Орлангура! У того Золотого Дракона, Духа Познанияя… Это ж вроде из Перумова?…
Я вновь рассмеялся, представив себе позолоченного дракона с ядовито-желтыми крыльями и с огромными пластмассовыми глазами-пуговицами.
……………………………………………………………………………………………
Было много еще разнообразного разноцветного бреда. Я окунулся в теплый густой океан эйфории и растворился в нем. Всё меня удивляло, я всему радовался, и каждое мгновение делал потрясающие по своей глубине и фундаментальности открытия.
Потом я вдруг вынырнул в какое-то сумрачное пространство с низким деревянным потолком и увидел непонятные размытые тени с неясными светлыми пятнами вместо лиц.
Я немного подержался в этих душных сумерках и нырнул обратно. Вот только не нашел больше того безбрежного океана дурной радости и постоянного праздника. Вместо этого я упал в уютную бархатисто-темную пустоту, где впрочем, не было никакого неудобство и никакого страха.
А было до преступной безмятежности спокойно….. спокойно….. спокойно…..
………………………………………………………………………………………
Почти двое суток я провалялся в постели, находясь на зыбкой грани черного беспамятства. Когда я окончательно пришел в себя, подстегиваемый диким голодом, то обнаружил, что нахожусь в темной просторной комнате с низким потолком, с которого на тонких цепях свисают потушенные светильники.
Стояла тишина и не было никого рядом. Я даже обрадовался такому положению вещей – определенно никого не хотелось видеть и на душе было муторно и давяще тоскливо.
Всё одиночество Вселенной поселилось во мне, сдабривая всё вокруг изрядной порцией колюче-серого цвета.
Вы сочтете меня бесчувственной скотиной и всё такое, на что мне, конечно же, будет наплевать с самого высокого минарета, но именно сейчас я вспомнил о своей жене, своей Насте, оставленной пьяно посапывать в покинутом мною мире. Сколько прошло времени? Все герои без исключения задаются этим вопросом, попадая в другое измерение. Я не исключение…. Но в отличие от книжных героев, я удосужился подумать об этом только сейчас по прошествии нескольких дней.
Я понял, что до этого момента всё окружавшее меня я воспринимал полушутя, словно читая очередную книженцию, мол, это не со мной и всё проходит мимо.
Огромным усилием удалось подавить стон безнадеги, рвавшийся наружу, разворачивающий грудную клетку. Я вообще не люблю проявлять свои чувства, особенно дурные, даже наедине с собой. Не знаю, всё это кажется как-то картинно и неестественно…Даже если очень хочется.
Я откинул в сторону влажное от пота покрывало и встал с постели. Мир вокруг ощутимо качало и потряхивало. С этим тоже надо что-то делать… Ничего, разберусь на досуге.
Однако ж, прохладно. Я скосил глаза вниз и обнаружил полнейшее отсутствие какой бы-то ни было одежды на своем практически стройном теле и то, что стою босыми ногами на холодном полу, сипло похрипывающим своими деревянными половицами.
В левом боку тоненьким ручейком запульсировала боль, я невольно потер зудящее место и почувствовал кожей ладони какую-то новую деталь на своем теле, словно витиеватый валик вырос у меня между талией и подмышкой. Интересное кино!
Я подошел к окну, откуда грязным размытым пятном сочился неживой свет ночного светила, укрытого от взглядов тонкой вуалью размазанных облаков. Света было мало, но мне удалось рассмотреть, а скорее даже понять, что весь мой левый бок украшал дугообразный шрам, умело и аккуратно заштопанный, выпустившей с обоих концов свои длинные усики-нитки.
Ну, граф! Зацепил всё-таки своей железякой! Сволочь куртуазная, итить тебя об стену!
Я огляделся в поисках своей одежды, слепо шаря руками по кровати. Ничего интересного там не найдя, я переместил свои поиски на оказавшийся у изголовья стул и был вознагражден за настырность: именно на нем, заботливо сложенные и даже отстиранные и приятно пахнущие, покоились элементы моего потертого гардероба.
Чертыхаясь и проклиная всё на свете, мне всё-таки удалось одеться, что придало немного уверенности, которой так постоянно не хватает. Когда я заканчивал облачаться и уже затягивал ремень, то меня ждал очередной сюрприз – я довольно неслабо так всхуднул, сбросив как минимум килограммов двенадцать – пятнадцать!
Вот так, мои дорогие: хотите за несколько дней сбросить лишние килограммы? Попадайте в параллельные миры и вляпывайтесь там в разные передряги, не понимая, что вокруг происходит.
Пробираясь к двери, я также обнаружил прижавшийся к стене грубо сколоченный стол, на котором аккуратненькой шеренгой выстроились мои карманные вещи – моё алиби, что я не сошел с ума и в самом деле являюсь пришельцем из другой Вселенной. Рядом и чуть ближе к краю, словно наглядно показывая всю разделявшую их культурную и пространственно-временную пропасть, на столешнице примостились меч и кошель. Почему-то именно кошель я схватил первым и порывисто запустил туда руку, немилосердно ею шерудя, испытывая безотчетное чувство тревоги и с облегчением выдохнул, лишь только убедившись, что перстень был на месте.
Однако…С некоторым удивлением я вынужден констатировать, что уже испытываю некоторую зависимость от этой чертовой безделушки! Надо будет как-то воспитать в себе равнодушие к ней или даже брезгливость.
Распихав по карманам всё своё богатство, перепоясавшись мечом, я уверенно толкнул дверь.
В голове всё еще роились заполошенно-беспокойные мысли о жене, покинутом доме, окружавшей неясности и неопределенности… Но что сейчас от них толку? Пользуясь особенностью своего характера, я быстренько задвинул эти бесполезные размышления в дальний темный уголок апатично настроенного сознания, отделяя сиюминутно-тактическое от перспективно-стратегического.
…………………………………………………………………………………………………….
Пардон, что вмешиваюсь, но, перечитав сейчас всё выше написанное, я понял, что в повествовании слишком мало действия, почти отсутствует экспрессия. Всё какие-то размышления, да бытовая философия. Я понимаю, конечно, что это не текст для книги, а мои мемуары, но всё же…. Как-то аж самому не шибко приятно читать всю эту пресную тягомотину, словно алебастр без сахара жуешь – невкусно, неприятно и незачем. Самому хочется лицезреть больше движения в строчках и между ними.
Решено! Продолжаю писать, но без всех этих вялотекущих «душещипаний».
…………………………………………………………………………………………………………………..
Комната, в которой я находился, была расположена в самом конце длинного, неясно освещенного коридора. По обеим сторонам через равные промежутки располагались массивные поцарапанные двери. Видать, нумера, то бишь – апартаменты.
Я направился по прямой - на свет, что мерцал колыхающейся стеной в противоположном конце коридора и его источник явно располагался ниже того уровня, на котором я сейчас находился, и явно впереди лестница, уводящая на первый этаж.
В принципе, я уже нарисовал в своей голове схему помещения и дал определение – это таверна или постоялый двор, на первом этаже харчевня, на втором - гостиница.
Чем ближе я подходил к выходу на первый этаж, тем явственнее до меня доносились сбивающие с ног смеси запахов еды и потных тел, и гул множества голосов, периодически прорезываемый резким криком или взрывом дружного хохота.
Я мог поставить себе «пять» за догадливость, на первом этаже в самом деле располагалась харчевня – длинный узкий зал, забитый посетителями буквально до отказа. Многочисленные столы и лавки были так тесно сдвинуты друг с другом, что казались одним сплошным конгломератом, а множество жруще-пьюще-курящих голов терялись в сизом тумане, от которого резало в глазах.
Если кто и обратил на меня внимание, то виду не подал, во всяком случае, я не заметил. Я просто искал хоть одно свободное местечко, где можно примоститься и набить свой желудок чем-то съедобным… Ну или типа того.
Несколько минут я умело лавировал среди тесно сдвинутых людских и не только людских спин. Тоже странно: я впервые видел живых, всамделишных узколицых востроухих эльфов, кряжистых нереально широкогрудых гномов, каких-то низкорослых длинноносых карликов… И всё это воспринимал, как само собой разумеющееся.
Свободное место нашлось почти у самой стены, недалеко от неэксплуатируемого камина с почерневшей гнутой решеткой и опаленными камнями. Стол, за который я умастился, почти пустовал – по сравнению с тем, что творилось за другими. По правую руку сидел долговязый хмурый бородач – человек, сосредоточенно обгладывающий баранью ногу и увлеченно беседуя с двумя гномами, что находились с противоположной стороны и производили шума, как небольшое стадо бронтозавров в брачный период. При этом умудрялись одновременно потреблять пиво в огромных количествах разом и что-то еще с жаром говорить, доказывать, бухая огромными дубовыми кружками по несчастной столешнице. Бородач, если и отставал от них, то ненамного, а с кружкой обращался более бережно.
- Да твой Гаральф просто упился тогда! – С дружеской издевкой орал один из гномов с черной подпаленной бородой, в очередной раз с силой бухая кружкой. Второй, с рваным шрамом на всю левую щеку, поддержал его беспардонным ржачем. – И попер через болота! Путь срезать хотел, стоерос дубинноголовый!
- Да. – Подтвердил бородач, сплевывая кусочек хрящика себе на тарелку. – Он Дымные Болота хорошо знает, каждую кочку, каждую топь, потому что вырос в тех краях…
- Да он в тот день вряд ли даже вспомнил об этом! – Продолжал гоготать Подпаленный, как я его для себя поименовал. Его соседа я, не мудрствуя лукаво, назвал Шрамистый. – Ведь выдул не меньше бочки пойла! Грира решил перепить. – Ухмыляясь, прокомментировал он своему приятелю-гному.
От такого пояснения Шрамистый аж поперхнулся пивом, обдав себя фонтаном пахучей жидкости. Собеседники-собутыльники дружно покатились со смеху, утирая проступившие слезы и жалобно всхлипывая.
Наконец-то из сизого табачного тумана не меня вынырнула молоденькая чернявая официантка с бледным личиком и усталыми глазами, подопрев бедром поднос, она принялась деловито сваливать на него со стола пустые кружки и грязную посуду, одновременно любезно интересуясь у меня:
- Что будете есть-пить, сэр?
- А что есть? – Вяло поинтересовался я.
Не переставая прибирать со стола, девчушка бойко рапортовала:
- Ну, как что? Понятно, что: пива, эли, вина, баранина, оленина, телятина, рыба парная, рыба жаренная, сосиски, картошечка, грибочки… Да много чего! Так чего будете-то? – Настойчиво и торопливо одновременно спросила она, уже собираясь удрать на кухню.
- Нууу… - Туповато протянул я. – Давай пива кувшин… эээ…. – Я покосился на гогочущих соседей, пытаясь понять, чем питались они. – Ну и мяса какого-нибудь. Там… не знаю… телятины шмат что ли…
- Хорошо. Скоро будет. – Протараторила она уже на бегу, вновь исчезая в сизом тумане так же стремительно и неожиданно, как и появилась.
Меж тем приятели отсмеялись и Подпаленный грохнул о стол уже не кружкой, а пустым бочонком литров эдак на пятнадцать.
 - Еще пива! – Оглушительно проорал он, на миг перекрывая не утихающий гомон переполненной таверны.
Практически тут же подбежала девчушка, только уже другая, светленькая, и поставила на стол четыре литровых дубовых кружки, полные янтарного пенного пива.
- Сейчас Хоттинк принесет новый бочонок. – Бодро сказала она и тут же исчезла.
Скорость обслуживания была на высоте, нельзя не признать. Осталось оценить качество.
Я осторожно отхлебнул предложенное пиво и невольно задержал дыхание от блаженства – вкусное, прохладное, с каким-то тонким приятным привкусом и в меру крепкое.
Буквально через минуту подбежала запыхавшаяся чернявая девчушка, принимавшая у меня заказ, и поставила у меня перед носом миску с дымящимся куском прожаренного мяса, приправленного зеленью и луком в окружении печеной картошки. Рядом бухнулся немаленький кувшин с плескавшимся в нем пивом.
 - Вот, держите. Если что, зовите. – Проскороговорила она и испарилась, словно померещилась.
Тут же материализовался рыжеволосый паренек, подкатил под наш стол новый бочонок пива, забрал пустой и был таков.
Я успел на полкружки смириться с окружающей действительностью, когда на меня, наконец, обратили внимание.
- А ты откуда будешь, земеля? – С бесшабашно-хмельной веселостью спросил Подпаленный. В этой тройке, видать, он задавал балагурный тон.
Я криво ухмыльнулся, думая, что бы эдакое поправдоподобнее ввернуть:
 - Издалёка. – Я сам поразился своей гениальности. И потому, чтобы закрепить успех, добавил: - С севера… эээ… Верхнего.
Черт! Что я несу?
- Ээээ! – Засмеялся Подпаленный. – С Аддорна чтоль?
- Или Скалога? – Встрял Шрамистый, выбивая пробку из бочонка и наполняя кружки. – Рыбак?
Я невольно улыбнулся, так как сам был родом из Приморского края, где по общепринятому стереотипному мнению, живут лишь моряки, рыбаки, да те, кто гоняет праворульные машины из Японии. Однако я не был ни тем, ни другим, ни третьим и даже не умел водить машину, живя в почти самом автомобильном городе страны.
- Не а. – Отрыгнул я. – А чё? Если с севера, то сразу рыбак?
- Нет. – Хохотнул Подпаленный. – Не обязательно. А вот ежели с Верхнего… То обязательно.
Последние слова потонули в дружном хохоте трех глоток. Я тоже хохотал, сдвигал кружки и жадно хлебал пойло, которое постепенно теряло вкус и становилось просто мокрым.
- Не похож на рыбака. – Чуть заплетаясь, проговорил сосед-Бородач. – Скорее всего отпрыск… этого… захудалого какого-нибудь дворянского рода… Вона и пальцы тонкие и ладони аккуратные… И .. эта… речь…
- Ага! Ты, Дрольд, прям следопыт до последнего пивного вздоха! – Подтрунил над товарищем Подпаленный. – Ты даже когда помирать будешь… не перестанешь… эта…даже могильщиков… как его… описывать…
- Анализировать и квали..фицировать. – Почти по слогам твердо произнес я, ставя кружку на стол.
- Ага! – Смеясь, проорал Подпаленный, но тут же осекся. – А чё это?
- Тебе всё равно не понять, скудодумный. – Злорадно уел приятеля Дрольд.
- Может быть. – Вдруг миролюбиво отозвался тот. – Это смотря, как объяснять будешь… А ты, как начнешь, так демона лысого тебя остановишь. И… эта… сам потом буркалами лупаешь, мол, чего я наговорил?
Шрамистый поддержал шутку новым приступом гогота. Видать, друзья давно не виделись, и сейчас им было приятно общество друг друга, и выражали они свою симпатию, как могли – подкалывали, подтрунивали, подшучивали и ржали, аки кони в весенний гон.
- Ты звиняй, дружище. – Вдруг обратился ко мне Подпаленный. – Что не представились…. Типа, не вежливо всё ж…
Он встал и с очень серьезным видом, пошатываясь, прошел ко мне, осторожно огибая стулья и лавки.
- Позволь представиться. – Напыщенно начал он, твердо глядя на меня мутноватыми глазами и потирая отполированную рукоять заткнутого за кушак топора. – Гримир Тортсвейн! По прозвищу… ик… по прозвищу Жаркий Горн! Из клана Торгвальда Твердолобого! Вольный мастер, предоставляю…. эти…- Тут он всерьез задумался, приложив палец к нахмуренному лбу. Через мгновение, видимо, вспомнив, продолжил:
- Предоставляю услуги по ковке и гравировке… А так же услуги своего топора, как наемник, охранитель и … этот…. сопровожатый….
С последними словами он с достоинством кивнул головой, тряхнув пышной копной вороновых волос, и протянул мне свою мощную ручищу, больше похожую на ковш небольшого экскаватора.
Я поспешно поднялся, ухватившись за край стола и случайно опрокинув стул:
- Очень приятно…эээ… Гримир! – С жаром ответил я. – В самом деле, очень… признателен!
Я пожал его руку… Точнее пытался пожать эту огромную клешню с гидроусилителем от автопогрузчика, опасаясь услышать хруст своих костей.
- Дэн..илидиса. – Представился я в ответ. Пьяный мозг лихорадочно заметался в поисках титулов и прозвищ, с которыми нестыдно и в высшее общество вляпаться. Ну конечно же пришлось выложить то, что на поверхности:
- Погибель Бордвика Рыжего Бича, освободитель от страха местных земель и деревень… Ну … вот.
Я развел руками, показывая, что в принципе представился – дальше некуда. Последовавшая реакция была, в принципе, ожидаемой – освободитель, итить его за ногу, земель окрестных.
Гном на секунду застыл, глядя на меня как на великовозрастного идиота, затем его чуть ли не согнуло пополам от вырывающегося из бочкоподобной грудной клетки дикого ржача.
- Ты-иии…. Тыы-ии….. – Сквозь слезы выдавливал он из себя. – Ты…. Что?.... Чья…… погииибель?
- Бордвика. – Тупо повторил я.
Новый приступ дикого смеха охарактеризовал всё его отношение к моему подвигу, который, как обещал мне Лангедок, должны уж воспевать всякие там бродячие певуны и музыканты…
Ну что ж, всё по новой. Я вздохнул и полез в кошель….
Ржач умер почти также мгновенно, как и родился.
Гримир выпучил в изумлении глаза и несколько долгих минут лишь безмолвно открывал и закрывал рот, глядя то на меня, то на лежащий в моей ладони перстень, застыв в нелепой позе - «полуразогнувшись». Однако замешательство также длилось недолго. Гном вдруг резко выпрямился и оглушительно зарычал:
- Хрюдгайл меня подери!!!! Так это ты тот герой, что замочил Рыжего??!!!! – Он раскинул в стороны свои руки, больше похожие на захваты для транспортировки грузов, и с силой прижал к себе, уткнувшись мне головой где-то в районе солнечного сплетения, не переставая восхищенно рычать.
От такого бурного проявления дружеской признательности мне стало страшно за собственную жизнь или, точнее – за собственное здоровье. Мне казалось, что кости и сухожилия немилосердно хрустят и вот-вот лопнут, а свежеприобретенный шрам благополучно разойдется. Однако обошлось, Гримир сжалился и выпустил из своего смертельного захвата, не переставая при этом по-дружески лупасить меня по плечам и громогласно реветь:
- Слышал сегодня от Вулича новость, что Рыжего прихлопнули!!! Что герой в городе где-то! Да не верил!
Чтобы не пасть смертью храбрых, но глупых, я вежливо отстранился, всем видом показывая, что на данный момент нет ничего важнее, чем поднять опрокинутый стул и усесться на него…. И тут же охнуть от крепкого дружеского удара по плечу со стороны Бородача – Дрольда:
 - Илидис! Так вот ты каков, дружище!
Ого! Так вот, оказывается, как сокращенно звучит моё имя. А я-то думал, что оно полностью выдуманное.
Вокруг всё забурлило, к нам стали присоединяться посетители с ближайших столиков. Какофония из смеха, криков, галдежа накрыла меня с головой. Каждый хотел не только взглянуть на героя, но и похлопать его по плечу или пожать руку. Я просто ошалел от такого количества лиц и пар глаз, протянутых рук, хлопков и сдвинутых в здравицах кружек.
Я не заметил, как к нашему камельку придвинулись близлежащие столы, образовав нечто вроде неправильного треугольника. Неприхотливые блюда менялись с невероятной скоростью, а уж про классические «реки пива» и говорить не приходится.
Гримир сидел рядом и всем видом показывал, что как минимум это он научил меня всем премудростям убийства всяких там бордвиков, а может даже и самолично держал того бандюгана за шею, пока я эту самую шею методично и по всем правилам ломал.
Многие лезли знакомиться, не зная, что на имена у меня довольно хреновая память. Оказалось, что Шрамистого звали Торгвин Шипастый Шлем и именно по прозвищу я его и запомнил. Остальным же такая участь не грозила, я быстро потерялся среди всяких там Приков, Шпиков, Градубиков, Овальдов-шмовальдов….
Меня окружало море грубоватого благодушия, в котором я купался ничтоже сумнявшись, или всё мне это казалось, и купался я совсем в другом море – градусом повыше….
Однако даже в самом огромном океане меда завсегда окажется половничек человеческого навоза. Вот и сейчас среди всех этих простодушных, угловато-грубоватых, но искренних выражений добродушной признательности и искренне-глуповатой радости, отчетливо проскрежетало с противоположной от меня стороны – «Да этот слабак и мою бабушку не побьет, куда ему до Рыжего!».
И как-то весь этот теплый бурлящий океан вдруг утих и обмелел, и в этом относительном затишье торжествующе вознесся глумливый смех.
Практически строго напротив меня за «вторым косым катетом» сдвинутых неправильным треугольником столов вальяжно развалился ражый битюг с коротко остриженными волосами и наглым взглядом бараньих глаз. Справа и слева от него, как я смог оценить, сидели его дружки – такие же нагло-нахальные. Местное быдло, короче. И это быдло явно не прочь было размять свои кулаки.
Что-то мне не везло в этом мире на относительно продолжительные затишья, постоянно выпячивалась какая-нибудь гадостная мразь, которая портила всё.
Десятки пар глаз напряженно глядели то на меня, то на моих оппонентов. Я так понял, вызов был брошен и за подобные оскорбления вызывают на дуэль или типа того.
Я не успел обзавестись настоящими друзьями, так что свою геройственность должен был доказывать в одиночку. К чему, в принципе, не привыкать.
Но Творец свидетель, как мне этого не хотелось; но, назвавшись груздем – ищи свой кузов, непутевый герой.
Спасало лишь одно – я уже был пьян и даже успел развеселиться. Поэтому у меня получилось с вызовом процедить:
 - А ты вообще кто, сявка?
Этот вопрос зацепил его, я видел, как в бараньих буркалах метнулась злость.
 - Чё? – Возмущенно протянуло быдло. – Чё ты сказал?
Он подскочил со стула, разметав стоявшую на столе посуду, не прекращая угрожающе причитать:
- Да я тя ща поломаю! Да я тя ща порежу тут!
Некогда дружелюбно-благодушная толпа поспешно расступилась, давая бараньеглазому побольше пространства и свободы действий. Пока ты разбрасываешься золотыми и красуешься перстнем – ты центр обожательного внимания, но стоит только неприятностям появиться на горизонте, как ты остаешься с этими неприятностями один на один…
Я тоже подскочил, повторно опрокидывая стул и, увидев в руке противника длинный кинжал, обнажил свой меч.
Быдло никогда не дерется честно и потому я не удивился, когда увидел, что к заводиле присоединились и те двое, что сидели справа и слева от него, и из самой толпы я заметил, как стали подбираться к нам, распихивая попадавшихся на пути посетителей, еще пятеро или шестеро. И практически у каждого в руке блестел клинок.
Однако я ошибался, когда посчитал, что остался один на один с бандой головорезов. Сидевший до этого спокойно Гримир, оказывается, успел вытащить из-за пазухи свой топор и, когда между мной и противником оставалось не более пяти шагов, он угрожающе пробасил:
- Зря ты всё это затеял, Пэрри!
И не дав тому одуматься, молнией метнулся навстречу. Пэрри от неожиданности притормозил, я даже успел заметить плеснувшийся в его глазах страх, но было уже поздно давать обратный ход.
Гном, коротко замахнувшись, въехал тому обухом топора в левое колено. Вибрирующее верещание на несколько секунд заглушило все остальные звуки, Пэрри крутанулся вокруг своей оси и рухнул под ноги следовавшим за ним дружкам. Образовалась куча - мала, в которую ринулся Торгвин, рыча, как стая голодных волков, и колошматя поверженных увесистой дубинкой.
- Сзади! – Рыкнул Дрольд, рывком пригибая мою голову, над которой мгновение спустя просвистел клинок.
По инерции я ткнулся головой в доски пола и помимо своей воли выдал кувырок с группировкой, не выпуская из руки меча. Резко подскочив и обернувшись, я увидел, как Дрольд угощает зуботычиной посягнувшего на мою голову, слитным движением выбивая у того из рук короткий меч.
Трезво мыслить помогал не до конца выветрившийся хмель, иначе бы я точно наделал глупостей. Ко мне подбегали двое, хищно скалясь и угрожающе размахивая широкими ножами.
Того, кто был поближе, я угостил пинком в пах, второго заставил отпрыгнуть молодецким размахом меча и, не давая тому опомниться, с дурной бесшабашностью прыгнул вдогонку, выставив перед собой клинок.
Сталь вонзилась противнику в грудь в районе сердца, брызнувшая кровь мелкими капельками запачкала рукава моей куртки. Продолжая движение вперед, я уперся левой рукой в грудь пронзенного мной, чтобы в следующей миг стряхнуть с моего клинка, как кипу листьев со штыря зонтика.
Тому, кто подымался с пола, хватаясь за пах, я, не раздумывая, снес полчерепа – чтоб наверняка.
Адреналин буквально кипел во мне, лупя фонтаном в височные кости. Происходящее воспринималось сквозь багровую пелену, звуки вязли в густой вате.
Окружавшие меня лица слились в одну размытую харю, зубы щерились в ухмылках, блеклые буркала пучились мутными пузырями. Я впал в какое-то дурное подобие помешательства, с трудом отличая тех, кто за меня, кто против, а кто в большинстве своем воздержался.
Но тут слева мелькнула тень, я успел дернуться в сторону, но все же голова дернулась от пропущенного удара – по левой скуле словно резануло наждаком. Сделав пару шагов назад, я рубанул коротким замахом, но клинок лишь рассек пустоту.
Облаченный в бурое противник оказался на редкость быстрым и вертлявым, а главное, скорее всего, он был трезвым…
Я попер в атаку, бешено крутя перед собой тяжелым мечом, чувствуя, что уже выдыхаюсь. Однако я смог-таки его зацепить, с каким-то извращенным злорадством наблюдая, как брызнула кровь из глубокого пореза на груди, прикрытой бурой материей. Противник скорчился пополам, медленно оседая на пол. Я с силой пнул истекающее кровью тело и…. Расхохотался.
Боль клокотала в груди, воздух вырывался с булькающим хрипом, а я хохотал, чувствуя, как будоражащая волна накрывает меня с головой. Я смотрел на распростертые у моих ног тела и заходился в клокочущем перханье, словно стервятник на поле брани.
Не знаю, сколько прошло времени, но очнулся я от того, что кругом стояла гробовая тишина. На меня в пугливом изумлении взирали десятки глаз, раззявленные рты не произносили ни звука. Сам воздух казался застывшим в чуткой нерешительности и наэлектризовался настолько, что чудилось слабое потрескивание в шевелящихся на затылке волосах.
Все смотрели на мою поднятую руку, в которой я сжимал окровавленный меч, словно там извивалась многоголовая огнедышащая змея. Я поднес руку ближе к глазам, понимая, что меня захлестывает очередная волна помешательства, замешанная на суеверном ужасе.
На среднем пальце правой руки, как влитой сидел перстень Бордвика… И я даже предположить не мог, что с этого дня, почти шепотом, а затем всё увереннее его станут называть перстнем Илидиса.