Падение Берлина

               / ПРИМИРЕНИЕ /

Я этой встречей с детства грезил.
Он предо мной был виноват!
Берлин – как миллионов лезвий
острозаточенный булат.

Они когда-то из-за Вислы
взметнулись в небо вихрево,
сверкнули в тучах – и зависли
над люлькой детства моего.

Русь, не успев надеть забрала,
сначала корчилась в пыли,
но русский дух и сталь Урала
лиху беду превозмогли.

Берлин!
Ты свастикой паучьей
мне в горло впился не шутя.
Но время разметало тучи,
неукоснительно летя.

И были русские добрее,
чем воплощённое добро.


И вот я – здесь…
Смотрю на Шпрее.
И еду в Панков на метро.

Берлин, приветливый и добрый,
маячил суетно вокруг.
Он не шипел грозящей коброй,
а разговаривал, как друг!

И трудно было мне представить
его таким, каким он сам
под грохот бомб ворвался в память,
чтобы навек остаться там.

Хозяин дошлый, в номера нас
он по отелям рассовал
и газировки – строго на нос! –
бутылку в сутки выдавал.

Так деловито и фартово
крутил житейские дела,
что «пал» в моих глазах он снова –
как преждебывший корень зла.

И средь берлинского уюта
внезапно остро понял я,
что это вниз катилась круто
былая ненависть моя.


А по соседству, в мире смежном,
неся в утробе катаклизм,
кичась бонтоном зарубежным,
«гнил», весь в дымах, капитализм.